Deutsche Welle: Надежда, я примерно представляю, какие ассоциации у вас сейчас вызывает Россия, поэтому несколько переформулирую свой традиционный вопрос: как вы относились к России до Майдана?
Надежда Савченко: Никак. Сейчас у меня, наверное, к ней большее отношение, чем до Майдана. Раньше для меня Россия была частью бывшего Советского Союза, соседней страной, в которой я никогда не была. Я слышала, что там красивая природа — тайга, реки, Сибирь. В первый раз я попала в Россию на «экскурсию» сразу в тюрьму, когда меня похитили эфэсбэшники, провела там два года, не видя ничего, кроме решеток и стен. Я узнала российский народ только по тому окружению, которое у меня было. Я знаю очень много хороших смелых русских людей, которые не побоялись пойти против системы, которые за это тоже пострадали. Например, Эльдара Дадина посадили за то, что он выходил на пикеты в мою поддержку и которого, в итоге, посадили.
— Есть ли у вас недостатки как у политика, с которыми вы хотели бы справиться?
— Я еще не знаю, стала ли я настолько политиком, чтобы у меня уже появились недостатки…
— Но, Надежда, вы же депутат Верховной рады, член делегации ПАСЕ — конечно же, вы политик.
— Реально политикой я занялась недели три назад, как только вышла из тюрьмы. Если возможно стать политиком за такой короткий срок, то, наверное, политиком нужно родиться. Нет, я еще не задумывалась над тем, есть ли у меня недостатки.
— Вы баллотировались в Раду, находясь в заключении в России, по списку партии «Батькившина». Почему вы выбрали именно эту партию? Или вы ее не выбирали?
— Нет, я выбирала, поскольку предложения были, насколько я помню, от четырех партий.
— Вас не смущает неоднозначная репутация Юлии Тимошенко?
— Ни у одного политика нет хорошей или однозначной репутации. В то же время, говорят, нет врагов только у того человека, который ничего не делает. А если человек что-то делает, то он неизбежно будет совершать ошибки.
— Я с вами абсолютно согласна, но ведь в случае с Тимошенко речь идет об обвинениях в коррупции…
— Да, понимаю, но я тоже не помню, чтобы у нас кто-то у власти был не коррупционер.
— А как складываются ваши личные отношения с Тимошенко? Это партнерство? Конкуренция?
— Скорее, просто рабочие отношения. Мы не подруги, кофе вместе не пьем, сплетнями не обмениваемся.
— Как вы относитесь к правящему тандему Порошенко-Гройсман? Насколько эти люди в состоянии вытянуть страну из экономического кризиса?
— Мне кажется, что нынешняя власть на это не способна — и не достойна народа, которым она управляет.
— То есть вы утверждаете, что в вашей стране нет ни одного честного политика, способного заниматься преобразованиями?
— Почему только в моей стране? Мне кажется, что честные политики вообще явление очень редкое. Но, по крайней мере, во время оффшорного скандала в таких странах, как Англия или Исландия, политики считали необходимым объясниться или даже уходили в отставку. А у нас что? Наш народ — точнее, наши народы — так отреагировали: «Сколько украли? Ааа, ну слава богу, что не больше!» Это страшная ситуация. Украинский и российский народы привыкли жить плохо.
— Вы недавно заявили о необходимости провести прямые переговоры с лидерами ЛНР и ДНР. А есть ли у руководителей самопровозглашенных республик желание с вами говорить?
— Есть.
— Они вам звонили?
— Нет, не звонили, у нас другая связь. Есть, и я это знаю. Мы воевали друг с другом, а это значит — нам есть, о чем говорить. Случится это или нет? Случится. Потому что деваться нам некуда, мы все — единый народ и нам жить вместе.
— Но вы же сами сказали, что они марионетки. Зачем разговаривать с марионетками, если они управляются из Москвы? Разговаривать надо с Кремлем.
— Кремль — это враг. С врагом не разговаривают. Нам нужно разрешить проблемы у себя в Украине. Россия нам мешает это делать, но если мы объединимся, то разберемся и без России.
— Нет, война у нас не гражданская. Война у нас с Россией. С российскими солдатами и с российским оружием. Но в чем бы Россия ни была заинтересована, мне важно другое: чтобы те же ЛНР и ДНР приняли свое решение, не побоялись его защитить перед Россией и пошли на переговоры. Россия не имеет права нарушать границы чужого государства, не имеет права навязывать свое мнение никому. Поэтому я считаю, что Россия должна вернуться домой. А мы на Украине начнем жить лучше, чем раньше.
— То есть вы считаете это — ключ к разрешению проблемы?
— Да, потому что человечность — ключ к разрешению всех проблем. Власть всегда отступает перед человечностью. Меня выпустили из тюрьмы не благодаря политикам, а потому что народ не давал власти обо мне забыть. Кто-то молился, кто-то ходил на акции, кто-то громил посольства, кто-то пел, кто-то вышивал. Только народ мог этого добиться, в этом и есть сила демократии.
— Вы выступаете за то, чтобы санкции против России были продолжены, возможно, усилены. Почему вы считаете, что этот инструмент эффективен?
— Потому что если Европа выступает за права человека, она не может ничего не делать. Есть два варианта: или разговаривать языком оружия, или действовать инструментами экономики и политики. Я не считаю, что нужно скатываться в третью мировую войну. Украина сейчас платит за безопасность Европы и за свою свободу жизнью своих людей. Европа может и должна цивилизованно разговаривать с Россией языком экономики и политики. Мне очень неприятно, что от этого страдают простые люди — как в России, так и в Европе и на Украине. Поэтому санкции должны быть более персональными, чтобы наказывать тех людей, которые этого заслуживают. А общие экономические санкции желательно со временем снять, но — поэтапно, по мере выполнения тех или иных условий.
— Почему вы выступаете против возвращения в ПАСЕ делегации из России, против того, чтобы вернуть ей голос? Ведь в противном случае диалог не возможен.
— Это не те люди, с которыми нужно вести диалог. Диалог нужно вести с народом, который нужно поднимать с колен, который боится. А вести диалог заранее с продажными людьми, которых интересуют только свои шкурные интересы, нет смысла.
Российская делегации в ПАСЕ не признавала ни мой — делегата — статус, ни мой иммунитет. Они вообще заявили, что не считают ПАСЕ органом, который может дать какой-то иммунитет. Так как же они могут быть делегатами структуры, которую они не уважают и чьи правила не соблюдают? Зачем? Пусть тогда будут делегатами таежного клуба, где действуют правила медведя. Потому что медведь в тайге хозяин. А если он оттуда выходит, то на какой-то стадии его дрессируют.
— В каком случае российскую делегацию можно вернуть в ПАСЕ?
— Только тогда, когда в России пройдут выборы, честные и прозрачные выборы. Что в принципе априори невозможно. Когда будет новая, выбранная народом власть, изменится состав Госдумы, изменится президент — вот тогда изменится состав делегации, которую пришлют в ПАСЕ. Это будут люди, которые будут уважать других людей, придерживаться европейских ценностей, с которыми можно будет разговаривать.
— А вы уже видели такую смену власти на Украине?
— На Украине видела. У нас она, по крайней мере, меняется.
— Но улучшается ли она качественно?
— Да. Каждый раз — на небольшой процент. Может быть, не настолько, насколько бы хотелось, но больше, чем я когда-либо видела в России.
— Президентом будете?
— А надо? Буду. Если народ скажет «надо», солдат ответит «есть». Никаких страхов, никаких опасений. И никакого желания. Но если народ скажет «надо» — я пойду.
— А какова вероятность, что вас выберут?
— Если сегодня, то стопроцентная, если завтра, то будем посмотреть, как говорят у нас в Одессе.
