Следующий американский президент столкнется с самым серьезным вызовом со стороны России с момента окончания холодной войны, а то и с начала 1980-х, когда Соединенные Штаты и Советский Союз под руководством Юрия Андропова активно противодействовали друг другу во всем мире. Сегодня Россия все больше похожа на злобную националистическую выборную монархию, и хотя она по-прежнему открыта для бизнеса с Америкой и ее союзниками, лидеры этой страны часто предполагают самое худшее, думая о намерениях США, а также считают Соединенные Штаты главным противником. Проведенный недавно опрос показал, что 72% россиян смотрят на США как на страну, наиболее враждебную по отношению к России. Что еще хуже, Москва готова на практике, а не только на словах проводить масштабную модернизацию своих вооруженных сил. Одновременно российское государство ужесточает внутренний политический и полицейский контроль, и стремится к созданию новых альянсов, дабы иметь противовес давлению США, их союзников и партнеров.
Ни в коем случае нельзя чрезмерно упрощать эту ситуацию. Это не повтор холодной войны, ибо история редко с такой точностью повторяет себя. Россия Владимира Путина — это не сверхдержава, и высшее руководство страны реалистично смотрит на ее военные, геополитические и экономические ограничения. У России нет универсальной идеологии, основанной на мнении о Западе как о враге. На самом деле, Путин и его окружение регулярно говорят о своей заинтересованности в возобновлении сотрудничества с США и их союзниками — на приемлемых для Кремля условиях. Российское правительство изо всех сил стремится получить доступ к западным технологиям, для чего необходимы нормальные отношения с Западом.
Мы не знаем точно, как отреагирует Путин и его соратники, если Соединенные Штаты с союзниками проявят готовность к переформатированию своей политики в отношении России, более узко сформулировав собственные интересы, менее категорично заявляя о внутренней политике и практике Кремля, поставив во главу угла отказ от конфронтации и даже пойдя на сотрудничество с Россией там, где это возможно. Все, что можно сказать на данный момент, это то, что траектория движения России вызывает тревогу, однако пока не является необратимой.
Одна из причин, по которой следует отказаться от чувства неизбежной конфронтации с Россией, заключается в том, что резкость Москвы является главным образом производным от действий Америки, а не от ее сути. Если у России и имеется какая-то идеология, то это агрессивный национализм, допускающий сотрудничество с любой страной, которая не оспаривает российские геополитические интересы и систему государственного управления. Поэтому Россия поддерживает хорошие отношения как с авторитарными странами типа Китая и Катара, так и с демократиями типа Индии и Израиля. Отчасти благодаря прагматизму российских лидеров и отсутствию у них мессианских наклонностей, авторитаризм в России — довольно мягкий, и в нем сохранилось множество демократических процедур, включая значимые и представительные, хотя и не совсем свободные и честные выборы, судебную ветвь власти, которая по большей части автономна, а также полунезависимые средства массовой информации. Переход других стран к демократии представляет проблему для действующей по принципу «живи и дай жить другим» российской внешней политики лишь тогда, когда Кремль считает такой переход дестабилизирующим (как в некоторых случаях на Ближнем Востоке) или антироссийским (как иногда в ближайшем окружении России).
Американо-российский конфликт не является неизбежностью, однако отчуждение России от Запада после холодной войны могло стать результатом нереалистичных и контрастирующих ожиданий с обеих сторон. Когда Михаил Горбачев со своими либеральными союзниками, такими, как министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, секретарь ЦК Александр Яковлев и помощник по внешней политике Анатолий Черняев начали формулировать, излагать и претворять в жизнь горбачевское «новое мышление», в котором подчеркивались общечеловеческие ценности, а не национальные интересы, они исходили из того, что Советский Союз может отказаться от статуса мировой сверхдержавы, от своей системы альянсов, и вместо этого в большей степени полагаться на иностранное экономическое содействие, по-прежнему пользуясь почтительным отношением к Москве как к ключевому игроку в мировых делах. Если бы советские руководители обратились к истории России, они бы поняли, насколько далеки от реальности их ожидания и устремления.
Сергей Витте, ставший первым назначенным по конституции премьер-министром при царе Николае II, когда страна потерпела унизительное поражение от Японии в 1905 году, сразу бы увидел, что произойдет в дальнейшем. «Не перед нашей же культурой, не перед нашей бюрократической церковью, не перед нашим богатством и благосостоянием преклонялся свет, — писал он. — Он преклонялся перед нашей силой, а когда в значительной степени преувеличенно увидели, что мы совсем не так сильны, как думали, что Россия „колосс на глиняных ногах“, то сразу картина изменилась, внутренние и внешние враги подняли головы, а безразличные перестали обращать на нас внимание».
Конечно, Советский Союз в 1980-е годы не нес военных поражений типа того, от которого в 1905 году пострадала Россия. Да и изменения в российской власти, политике и философии не были следствием внутреннего бунта. Нет, их навязывало сверху руководство, решившее, что страна оказалась не на той стороне истории. Невзирая на побуждения Горбачева, а позднее президента Бориса Ельцина, западные руководители не проявляли особой благодарности за их роль в разрушении советской империи, когда стало ясно, что распадающаяся России не желает применять силу и имеет очень мало экономических рычагов воздействия. Аналогичным образом, хотя большинство россиян рассчитывали на мощное содействие Запада и даже видели в себе его союзников в деле разрушения СССР, Запад, и особенно Центральная Европа, пришли к выводу, что пора наконец, отыграться на Москве за свои исторические недовольства, или ощутили, что слабая, коррумпированная и нестабильная Россия не заслуживает серьезного отношения, и что ее нельзя воспринимать в качестве равного партнера с США и ЕС.
Такие противоречия в ожиданиях и надеждах привели к серьезнейшим последствиям. Российский эксперимент с демократией пошел наперекосяк почти с самого начала, когда администрация Клинтона стала давить на Бориса Ельцина, требуя от него ускорения радикальных и очень болезненных экономических реформ. Эти драматические перемены, организованные молодыми прозападными экономистами, у которых не было ни опыта работы в демократической системе, ни сострадания к простым гражданам, требовали авторитарных методов как раз из-за того, что они доводили до обнищания огромное большинство российского населения. Администрация Клинтона и другие страны Запада постоянно твердили Ельцину, что у него нет выбора, кроме осуществления рыночных реформ.
Ни ельцинский по сути дела государственный переворот в 1993 году, кульминацией которого стал обстрел танками российского парламента, избранного при той же самой системе эпохи перестройки, которая привела к власти Ельцина, ни явно сфальсифицированные президентские выборы 1996 года не уменьшили увлечения клинтоновской команды государственным строительством в России. Голодный до власти Ельцин, бывший в советскую эпоху секретарем компартии, не нуждался в особых понуканиях, чтобы продолжить курс на консолидацию и расширение своей власти и полномочий в России. Но он получал всю необходимую поддержку и поощрение в рамках порочной сделки, в соответствии с которой администрация Клинтона сквозь пальцы смотрела на его правонарушения внутри страны, а Ельцин обеспечивал уважительное отношение России к внешнеполитическим предпочтениям США. Он все чаще полагался на манипуляции СМИ, на новые ограничения против законодательной власти посредством внесения поправок в конституцию, и на органы внутренней безопасности, влияние которых все больше усиливалось. Когда недомогающий Ельцин назначил на должность премьер-министра мало кому известного офицера КГБ по имени Владимир Путин, который незадолго до этого занял пост директора Федеральной службы безопасности, у этого более активного и энергичного фактического преемника уже были в руках все необходимые инструменты, чтобы править намного тверже и решительнее.
Когда в начале 1996 года стало ясно, что Борис Ельцин крайне непопулярен, и на переизбрание у него мало шансов, незамедлительно возникла коалиция, чтобы не допустить до власти лидера коммунистов Геннадия Зюганова. В нее вошли новые магнаты, нажившиеся на коррумпированной ельцинской приватизации, представители спецслужб (чью власть и престиж возродил Ельцин) и основная часть средств массовой информации, принадлежавшая и действовавшая по указке российских олигархов в качестве инструмента политического влияния. Российские СМИ представляли не исправившихся коммунистов как смертельную угрозу демократии, предотвратить которую может только переизбрание Ельцина. При этом они игнорировали тот факт, что среди ельцинских оппонентов был и демократический кандидат Григорий Явлинский из прозападной в целом партии «Яблоко». Если бы Явлинский получил финансовую и медийную поддержку, если бы ему протянул руку помощи Вашингтон (который распоряжался идущими на помощь Ельцину займами МВФ), то у него появился бы шанс на избрание. Однако рыночно ориентированный демократ Явлинский был против радикальных реформ из-за их опустошительного воздействия на народ России. Он также выступал против продажных магнатов и критиковал Соединенные Штаты за вмешательство во внутренние дела России и за натовскую интервенцию на Балканах. Ельцина переизбрали при помощи многочисленных подлогов и фальсификаций, хотя у того случился инфаркт, и он не мог исполнять свои обязанности. Это скрыли от избирателей. Из-за поддержки плохо продуманных и разрушительных реформ, и неуважительного отношения к российским демократическим процедурам Запад утратил свой моральный авторитет в России.
Что еще важнее, Россия была не готова к демократии. Ей не удалось создать организованные демократические партии, пользующиеся массовой поддержкой населения. В российской истории и культуре на сильного царя издавна смотрели как на защитника от отвратительных бояр — состоятельной знати, которая нещадно эксплуатировала простой народ. Многие россияне усмотрели в делегировании этой власти избирателям лживое и предательское ренегатство, считая, что это выгодно богатым и властным, а также их спонсорам и сторонникам в США и Европе. Вкусив плоды коммунистической идеологии, многие люди, и особенно интеллигенция, самым естественным образом увидели выход в либеральной демократии. Но столкнувшись с реалиями функционирования демократии в России, они в значительной степени утратили интерес к зарубежным идеям.
Дерзкое сочетание натовской экспансии и усиливающегося интервенционизма еще больше отдалило Россию от Запада. Что поразительно, НАТО не учла то, как ее совершенно отличное от прежнего поведение повлияет на отношения с Россией и на мировую политику в целом. Поскольку после холодной войны триумфаторство все больше просачивалось в традиционный образ мыслей, большинство теперь исходило из того, что когда Соединенные Штаты и ведущие европейские державы хотят добиться чего-то на международной арене, они могут навязывать свою волю без каких-либо значительных издержек. Хотя такая новая напористость Североатлантического альянса не была направлена конкретно на Россию, мало кто в составе этого блока всерьез учитывал озабоченности Москвы, относясь к ним либо с безразличием, либо с откровенным презрением. Американские лидеры редко, а то и никогда не оценивали критически, как бы они сами отреагировали, если бы мощный (и даже необязательно враждебный) альянс попытался вовлечь в свои ряды Канаду и Мексику, избегая при этом США.
Опять же, правительство Ельцина было даже не то что неохотным партнером, но и добровольным пособником в формировании такого чувства безнаказанности. Радикальные реформаторы в составе ельцинского правительства, особенно министр иностранных дел Андрей Козырев, действовали так, будто заискивание перед Вашингтоном и Брюсселем исключительно важно для национальных интересов России. Возможно, это успокаивало и вполне устраивало натовскую элиту, но такая позиция неизбежно вела к тому, что многие россияне начали смотреть на Козырева и прочих как на предателей, и российское общественное мнение еще больше сдвинулось в антизападном направлении, показывая, что любые заверения и гарантии Козырева ложны и недолговечны.
Сторонники натовской экспансии утверждали, что Россия на самом деле не может возражать против данного процесса. Ни Вашингтон, ни кто-то другой никогда не подписывали никаких соглашений с Горбачевым и Ельциным о сохранении НАТО в ее текущем численном составе и членстве, говорили они. И в любом случае, страны Центральной и Восточной Европы сами просились в альянс. Кроме того, утверждали сторонники расширения, такая экспансия на самом деле еще больше обезопасит Россию, потому что новые члены под зонтиком натовской безопасности будут меньше бояться своего бывшего имперского хозяина и, соответственно, смогут отказаться от своих прежних обид и недовольств, чтобы приступить к строительству новых отношений с Москвой. Поскольку Ельцин существенно помог в обеспечении относительно мирного перехода к независимости прибалтийских государств, не позволив российским гражданам участвовать в военных действиях против них, многие надеялись, что Эстония, Латвия и Литва будут особенно благодарны. Однако все эти доводы были неполноценны, поверхностны либо откровенно ошибочны.
Действительно, администрация Джорджа Буша-старшего не давала никаких официальных гарантий того, что НАТО не станет продвигаться на восток. Это было исключительно удобно, так как ни Горбачев, ни Ельцин не просили об обязательном для исполнения соглашении. Тем не менее, как показывают мемуары и прочие документы, пусть президент Буш, Джеймс Бейкер и Брент Скоукрофт (Brent Scowcroft) и не считали посткоммунистическую Россию сверхдержавой, они, тем не менее, смотрели на нее как на дружественную страну. Они намеревались относиться к Москве с уважением и достоинством, работая над тем, чтобы обеспечить ей надлежащее место в новой европейской архитектуре безопасности. Такое отношение отбивало у Горбачева и Ельцина любую охоту настаивать на обязательных для исполнения юридических гарантиях.
Таким образом, администрация Клинтона имела полное юридическое право пойти на расширение НАТО. Но американские руководители не имели никакого права думать о том, что продвигая натовские границы все дальше и дальше на восток, они не изменят российские представления о Западе с дружественных на враждебные. У администрации Буша-старшего не было планов расширения НАТО, и она с большими сомнениями относилась к американскому участию в гражданских войнах на Балканах. Во времена Клинтона натовские интервенции в Боснии (с неохотного согласия России) и Сербии (без российского согласия и без мандата ООН) не могли не повлиять на позиции и точку зрения Москвы. Война в Ираке и интервенция в Ливии в 2011 году, по мнению русских, преобразили НАТО, превратив ее из никому не угрожающей организации в военный альянс, готовый действовать без одобрения ООН и с полным неуважением к позициям России в мире.
Когда президентом России стал Дмитрий Медведев, была предпринята последняя попытка примирения. Но даже под руководством более дружелюбного Медведева НАТО продолжала игнорировать усилия России, например, предложение министра иностранных дел Сергея Лаврова о заключении договора о европейской безопасности, даже не обсуждая его. Многие на Западе боялись, что это может усилить обеспокоенность среди некоторых новых членов альянса по поводу натовских гарантий безопасности.
Но если Россия не представляла опасности, как утверждали западные лидеры, то почему снятие озабоченностей прибалтийских государств стало более важным приоритетом, чем стабилизация отношений в сфере безопасности между США/Европой и огромной Россией с населением почти 150 миллионов человек и с мощным ядерным арсеналом? Ответить на данный вопрос особенно трудно из-за того, что сами прибалтийские страны не могли ощущать какой-то особой угрозы — ведь только Эстония была готова тратить на свою оборону 2% ВВП в соответствии с натовскими установками. Латвия тратила на эти нужды 1,3% ВВП, а Литва 0,8% — и все это время они вели антироссийскую полемику, вызывающую большие противоречия.
Билл Клинтон и Джордж Буш-младший проигнорировали знаменитое предостережение Джорджа Вашингтона об опасностях постоянных альянсов, с которым он выступил в своем «Прощальном послании: «Симпатия к государству-фавориту, содействуя иллюзии надуманного взаимного интереса в случаях, когда взаимные интересы на самом деле отсутствуют, и внушение одной стороне враждебных чувств относительно другой втягивают первую к участию в спорах и войнах второй без достаточных на то оснований или оправданий». Это должно «вызывать особую тревогу у поистине просвещенного и независимого патриота».
Но из-за отсутствия серьезных дебатов на тему внешней политики мало кто из американцев понял, какой амбициозный проект осуществляет Вашингтон, позволивший НАТО расширяться, а интервенционизму слепо продвигаться вперед до тех пор, пока в Североатлантический альянс не была включена большая часть Европы. Но если взглянуть на европейскую историю двух последних столетий, мы увидим, что страна или группа стран всего три раза пытались господствовать в Европе. Наполеон Бонапарт, победоносные союзники в Первой мировой войне и Третий рейх — каждый пытался и потерпел неудачу. Наполеона и Гитлера разгромили коалиции противников; союзники в Первой мировой войне создали в Европе непрочную архитектуру безопасности, которая способствовала возникновению и усилению нацизма, а также началу Второй мировой войны. Более того, если Запад считает, что продвижение НАТО в восточном направлении имеет мирный и добровольный характер, то россияне видят в этом неотъемлемую часть европейских и глобальных авантюр альянса. Как действия по включению в НАТО маленьких новых членов и по предоставлению им гарантий безопасности может перевесить опасность от провоцирования антизападного милитаризма в России?
Даже если забыть о катастрофических сценариях типа наполеоновских войн, Первой или Второй мировой войны, курс на столкновение Запада с Россией окажется исключительно дорогостоящим. Самым драматическим примером стало 11 сентября. Этих терактов могло не быть, если бы администрации Клинтона и Буша-младшего работали с Россией как со стратегическим партнером, борясь против «Аль-Каиды» в Афганистане. Хотя Россия в 1990-е годы разочаровалась в Соединенных Штатах, Владимир Путин в 1999 году предлагал администрации Клинтона объединить усилия в борьбе с «Аль-Каидой» и «Талибаном». Россия со своими связями в Центральной Азии и прочными отношениями с «Северным альянсом» в Афганистане могла нанести сокрушительный удар по «Талибану» и «Аль-Каиде» в 2000 году, лишив их возможности планировать и проводить сложные операции типа терактов 11 сентября. Хотя «Аль-Каида» к тому времени уже продемонстрировала свою способность и решимость, нанеся удары по двум американским посольствам и по американскому кораблю «Коул», администрация Клинтона ответила отказом на эти пробные попытки со стороны Москвы по причине недовольства демонстративными действиями России на Балканах и кажущегося вмешательства в дела Грузии, где, согласно утверждениям Москвы, скрывались чеченские боевики. Ценой за такой отказ стало 11 сентября. Лишь после того, как «Аль-Каида» убила три тысячи американцев, администрация Буша согласилась работать вместе с Россией, которая помогла мобилизовать «Северный альянс», сделав его эффективной армией в борьбе против талибов.
Позднее, в 2013 году очередная фаза российско-американской враждебности нанесла ущерб сотрудничеству между спецслужбами двух стран. Опять же, разозлившись из-за жестокой российской политики на Северном Кавказе, администрация Обамы не захотела обмениваться информацией о людях из этого региона, поселившихся в США. В результате Вашингтон не смог задать правильные вопросы, а Москва не пожелала дать полные ответы о братьях Царнаевых, из-за чего они осуществили теракт на Бостонском марафоне. Все эти теракты покажутся цветочками, если Россия решит, что Соединенные Штаты являются главной угрозой, и начнет строить свою внешнюю политику вокруг антагонистического конфликта с вовлечением других участников, скажем, Северной Кореи.
Свидетельств недостатков и изъянов России при Путине огромное множество, и их число растет. Кроме ограничений политических свобод там налицо повсеместная коррупция. Путин начал широко разрекламированную кампанию против этого традиционного российского зла, но власть имущие по-прежнему пользуются иммунитетом от преследования. А пока окружение руководителя страны является неприкасаемым, пока оно при помощи своих жен, мужей, детей и друзей занимается незаконным самообогащением, очень трудно убедить других отказаться от того, что они считают своей справедливой долей.
Из-за весьма гибкого отношения к правде, которое свойственно людям из спецслужб, Россия подвергается вполне обоснованной критике. Здесь в качестве примера можно привести отрицание Москвой своей причастности к конфликту на востоке Украины. Если Россия открыто заявит (как это обычно делают США), что она поддерживает повстанческое движение в Донбассе, Кремлю будет легче признать, что именно повстанцы в 2014 году сбили зенитной ракетой самолет Малайзийских авиалиний. Москва может напомнить миру о других подобных трагедиях, включая те случаи, когда Соединенные Штаты, Израиль и даже Украина по ошибке сбивали гражданские авиалайнеры. Российские руководители могут также заявить, что вина лежит на украинской стороне, потому что Киев использовал авиацию для нанесения ударов по собственным гражданам, и повстанцы произвели пуск ракеты, приняв авиалайнер за боевой самолет. Официальные опровержения лишили Россию возможности защищать свои позиции, и вызвали немало вопросов о доверии к другим внешнеполитическим заявлениям Москвы. Список российских правонарушений длинный.
Трудно понять, насколько неудержимыми являются истеричная российская кампания против Запада и усиливающаяся милитаризация страны. Но нельзя исключать, что после президентских выборов в США правительство Путина проявит готовность вести дела с новой президентской администрацией по причине экономических трудностей России и отсутствия надежных союзников. Кремлевские руководители наверняка усвоили то, что они не могут рассчитывать на Китай как на спасителя российской экономики.
На недавнем заседании нового экономического совета России под председательством Владимира Путина бывший министр финансов и заместитель председателя этого совета Алексей Кудрин призвал снизить геополитическую напряженность ради привлечения иностранных инвестиций, которые дадут возможности для роста попавшей в полосу застоя российской экономике. Путин ответил уклончиво, обвинил других и пообещал защищать национальные интересы России. Это вызвало публичные разногласия среди путинских советников по поводу того, каким путем следует идти дальше.
Соединенные Штаты должны понять, возможно ли новое начало. Если такие шансы есть, от США не потребуются односторонние уступки. Но потребуются первые за все время серьезные дискуссии об американских интересах и приоритетах в мире после холодной войны, а также трезвая оценка того места, какое может в них занять Россия.
Например, что касается Украины, то Москва явно намерена интерпретировать Минские соглашения таким образом, чтобы Донбасс получил существенную автономию, и чтобы региональные правительства на востоке Украины не дали стране вступить в НАТО. Многие на Украине и их сторонники на Западе считают это неприемлемой уступкой. Но почему? Неужели Соединенные Штаты или Западная Европа действительно хотят вступления Украины в НАТО? Если нет, то зачем создавать в России такое впечатление, будто именно в этом состоит долгосрочная цель Вашингтона?
Многие говорят, что без Украины Россия не может быть империей. В определенной мере это верно. Но с другой стороны, российская элита и значительная часть общества считает, что Россия будет в вечной опасности, если Украина станет враждебной страной, и особенно если она вступит во враждебный союз. Российские руководители уже увидели, как новые члены НАТО изменили характер альянса в отношениях с Москвой. Если на НАТО будут оказывать влияние не только Польша и прибалтийские страны, но и Украина, этот блок вполне может создать угрозу существованию России. В свою очередь, безопасность Украины и НАТО тоже окажется под угрозой. Это будет страшная угроза, и Америка должна всячески избегать такого развития событий.
Отношения между двумя сторонами ухудшились до опасной отметки. В национальных интересах США стремиться к улучшению отношений с Россией, действуя с позиции силы. Для этого потребуется терпение, реализм и понимание того, что такие усилия могут потерпеть неудачу. Если Москва ответит отказом, Вашингтон должен сделать все необходимое для защиты своих интересов. А поскольку это будет весьма рискованно и потребует больших затрат, Америка должна всячески избегать такого выбора.
Дмитрий Саймс — издатель и руководитель National Interest, президент Центра национальных интересов (Center for the National Interest).
