Перед Варшавским саммитом НАТО: Как дальше быть с Россией? Какие цели преследует Запад, какие Кремль — и что нам сделать, чтобы погасить нынешний кризис?
Россия в настоящее время особенно заинтересована в диалоге, но нам следует задать как можно больше тем для диалога. Россия делает ставку на непредсказуемость, но нам, тем не менее, следует постоянно работать в направлении стабильности, прозрачности и предсказуемости наших отношений. Россия не придерживается международного права и договоров, но нам, тем не менее, следует демонстрировать привязанность к условиям договоров. Россия выступает как антагонист Запада, но нам, тем не менее, следует непрестанно искать общие интересы и возможности для сотрудничества.
Все это звучит парадоксально и может не всем сразу показаться очевидным. Верным, однако, является то, что мы будем действовать в соответствии с нашими ценностями, интересами и нашей идентичностью. Наша сила дает нам возможность реагировать дальновидно, со стратегическим терпением, а не скатываться в спираль эскалационной ловушки.
Подобный подход учитывает и общественное мнение в Европе: реакция на предостережение министра иностранных дел Штайнмайера (Steinmeier) относительно «бряцания оружием» показала, что в наших общественных кругах бытуют сильные течения, которые видят Россию в ее праве и считают ответ НАТО чрезмерным. Реакция России на саммит НАТО, к сожалению, лишь грозит углубить существующую пропасть. Чем больше мы будем действовать по спланированным наверху принципам и, несмотря ни на что, пытаться вовлечь в процесс диалога Россию, тем скорее мы сможем избежать здесь перекосов.
По этому поводу четыре наблюдения:
— Риск эскалации невероятно высок, и нам следует предпринимать больше усилий для его снижения.
Нынешний кризис обладает самым опасным в военном плане статусом как в Европе, так и вокруг нее, со времен прекращения холодной войны. Военные игры мускулами — как, например, симуляция атак российских боевых самолетов на корабли ВМФ США на Балтике при дистанции между объектами всего в несколько метров — вводят высокий риск неверных расчетов, неверно принимаемых (людьми) решений и незапланированных эскалационных мер.
До сих пор нет общего военного центра по урегулированию кризисов между НАТО и Россией, нет даже совместных соглашений о том, как действовать в случае военного инцидента. Недостаточно четко определено, кто с кем и когда должен связываться в подобном случае. Однако чем меньше ясности таких действий в подобный кризисный момент, тем выше степень опасности катастрофического развития событий. Общий кризисный центр — более чем актуален.
— Западная «двойная стратегия» — усиление обороноспособности Запада, с одной стороны, усиление диалога и совместных предложений, с другой — в комбинации со стратегическим терпением, остается корректной предпосылкой.
Актуальные меры НАТО в плане перестраховки нельзя считать чрезмерными, в особенности, если сравнивать их с более масштабными российскими учениями и частичной мобилизацией. И запланированное размещение войск НАТО в Восточной Европе остается в рамках основных договоренностей между НАТО и Россией. 4000 солдат, которые будут посланы в Эстонию, Латвию, Литву и Польшу, никем всерьез не могут рассматриваться как «окружение» России. Их присутствие демонстрирует солидарность с нашими восточными партнерами по Альянсу. Ни больше, ни меньше.
Как определил в том числе и министр иностранных дел Штайнмайер (Steinmeier), не должно получиться так, что первая часть данной двойной стратегии будет выражаться видимыми военными действиями, в то время как вторая часть будет растворяться в туманной риторике о сотрудничестве без конкретных предложений.
Этого он, к счастью, не делает, даже если можно было бы организовать и более оптимальную коммуникацию действий западных союзников: дипломатия в направлении Украины благодаря руководству Франции и Германии набирает обороты. Поиск совместных экономических перспектив между Востоком и Западом стоит в центре внимания ОБСЕ, в которой в настоящее время председательствует Германия. Совет «НАТО-Россия» возрожден, но, к сожалению, Россия отклонила возможность заседания этого совета до саммита НАТО. Генеральный секретарь НАТО постоянно обновляет список предложений, касающихся, в частности, модернизации «Венского документа» и других механизмов контроля за вооружением, чтобы повысить степень прозрачности и стабильности. Также имеются попытки найти совместные решения по ситуации в Сирии, а в последнее время — и в Ливии.
Но что мы можем сделать?
Самым мощным сигналом длительной тесной связи с российским народом могла бы стать отмена визового режима для «нормальных» русских. Если это подходит для турок и украинцев, то почему не попробовать и с русскими? Но в любом случае подобной германской инициативе должна соответствовать адекватная реакция России. Наряду с этим нам следует умножать число программ по предоставлению стипендий и обмену для школьников, студентов и ученых: чем больше русских смогут оценить имеющуюся у нас ситуацию, тем более глупой будет представать для них антинемецкая и антизападная пропаганда в российских СМИ.
Второе предложение: основы европейской организации безопасности — Хельсинки! — необходимо укрепить и при необходимости дополнить. Поэтому созданная советом ОБСЕ в 2014 году «группа мудрецов» порекомендовала «Back to Diplomacy» (Возврат к дипломатии). При задействовании «дипломатической машины» — после успешного завершения Минского процесса — новый старт могла бы взять и американо-российская дипломатия, до или после выборов в США. Это важно потому, что длительное преодоление кризиса «Восток-Запад» без прямых диалогов между Белым Домом и Кремлем едва ли может показаться реалистичным. В этом как раз и заключается цель Путина: общаться на таком уровне. Германское председательство в ОБСЕ сейчас получает удобную возможность наметить перспективы, которые в конце длительного процесса могли бы привести к евро-атлантическому саммиту стран-участниц ОБСЕ.
В-третьих: чтобы притупить предсказуемо острую реакцию Москвы на события Варшавского саммита, необходимо непосредственно до и/или непосредственно сразу после саммита послать в Москву высокопоставленного представителя НАТО, который мог бы описать предлагаемые обмен информацией и прозрачность.
— В военном смысле Россия сильна, в других — слаба.
За всеми этими размышлениями кроется вопрос, являющийся решающим для реакции Запада: насколько, собственно говоря, сильна Россия?
В экономическом смысле Россия — в любом случае не супердержава. ВВП России соответствует уровню где-то между Италией и Испанией. Российская экономика в одном только 2015 году опустилась почти на 4 процента, а инновационная привлекательность еще долго будет оставаться неконкурентноспособной в глобальном масштабе. Даже незначительное повышение цен на нефть принесет лишь едва ощутимое и недолгосрочное улучшение.
В политическом плане Москва одновременно на нескольких фронтах уходила в положение «офсайд»: Путину удалось в течение нескольких месяцев убедить 40 миллионов в общем-то русофильных украинцев в том, что Москва — самая крупная угроза для Украины. Шведы и финны впервые спустя десятилетия заговорили о плюсах присоединения к НАТО; кооперация с Пекином не принесла реальной помощи; а значительные группы суннитского мира еще долгое время будут рассматривать Россию как противника.
Абстрагируясь от роли России как военной ядерной державы, заметно, что Россия является «мнимым великаном» из детской книги Михаэля Энде: издалека — выглядящий угрожающе великан, вблизи — малыш, причем с удручающе негативными перспективами.
Наряду с экономическим и технологическим спадом, сложной, отягченной нелегкими обязательствами предстает и внешнеполитическая позиция России, без какого бы то ни было намека на применение «мягкой силы». Это политика, которая почти отчаянно ищет свою силу в обращенном в собственное прошлое самоутверждении, хотя и Москве известно, что такая стратегия в долгосрочной перспективе с претензией на статус великой державы потерпит крах.
Закрытое, взвешенное поведение Запада и ЕС — лучшее средство защиты. Только так можно добиться соблюдения Минских договоренностей, а затем могли бы быть отменены и санкции. Самая большая опасность — одна из наших собственных слабостей. Например, Брексит — это успех для Путина, более важный, чем то, что могло или могло бы быть достигнуто собственными усилиями.
— К серьезным разбирательствам всегда относится самокритика, даже если России самой этого не хватает.
Признание того, что мы также совершаем ошибки, абсолютно не должно означать, что мы принимаем российскую доктрину безопасности, которая лишает собственного соседа права на свободный выбор стратегического партнера — при нарушении принципов Хельсинки-1975 и Парижа-1990. Но есть пункты, где мы смело можем заниматься самокритикой:
Вторая опора политики НАТО 90-х годов — отношения с Россией — была забыта. Соглашение с Москвой было таковым: две равнозначные опоры, расширение НАТО, с одной стороны, и новое качество отношений между Россией и НАТО — с другой. К сожалению, вторая часть соглашения все дальше уходит в сферу забвения. А в 2008 году Меркель (Merkel) и Саркози (Sarkozy) пришлось нажать на стоп-кран, когда Буш захотел форсировать прием в Альянс Украины и Грузии.
Наше обращение с «промежуточными» государствами — такими, как Грузия, Украина, Молдавия — не повысило их безопасность. В 2008 году Грузии и Украине было обещано членство в Альянсе. Мы сами этого хотим? Не было бы лучше для обоих соискателей вместо этого претендовать на роль, которую сейчас играют Финляндия или Австрия? Но что бы это значило для нашей честности и порядочности, нашего благородного принципа свободного выбора партнера? Мы слишком долго избегали этих вопросов.
И можно спросить, не наступил ли именно сейчас тот самый момент, чтобы взять на вооружение в Румынии так активно критиковавшуюся Россией систему ПРО США.
Обвинения в окружении Западом и угрозе для России тогда не упадут на благодатную почву, если мы будем открыто говорить об упущенных возможностях и честно заявим, что не НАТО и не ЕС стремятся противостоять политике кооперации между двумя силами.
Нам нужна Россия как партнер, и мы хотим этого, если Россия решится на путь назад, к европейской организации безопасности. До тех пор нам нужно стратегическое терпение. А это имеет две стороны: верность принципам, то есть никакого разброда, и хладнокровие, то есть никакого метания. Это продуманная политика в отношении России.
