Кевина Келли (Kevin Kelly) в журнале Wired называют «главной белой вороной». Хотя Келли в 1993 году создал этот журнал, всю свою жизнь он думал о будущем нестандартно. Этот бывший редактор журнала по технологиям контркультуры Whole Earth Review выступил за создание движения Quantified Self (Количественно измеренное «я»), в котором люди при помощи технологий следят за своей повседневной жизнью; он стал организатором первой конференции хакеров в середине 1980-х годов, а также участвовал в работе фонда The Long Now Foundation, который пытается заглянуть в отдаленное будущее человечества. Он также написал несколько книг, в том числе, бестселлер What Technology Wants (Чего хотят технологии), где рассматривает технологии как самостоятельную биологическую систему.
В своей новой книге The Inevitable: Understanding the 12 Technological Forces That Will Shape Our Future (Неизбежное: Понять 12 технологических сил, которые будут определять наше будущее) Келли делит самые важные, как он считает, перспективные тенденции на 12 категорий (скажем, такие вещи как «скрининг», то есть, превращение поверхностей в экраны). Мы побеседовали с Келли о его прогнозах на будущее и о том, как нам изменить технологии к лучшему.
— Ваша книга называется «Неизбежное». Что это значит, и почему вы выбрали такое название?
— Ну, название несколько провокационное, так как многие считают, что нет ничего неизбежного. При помощи этого названия я пытаюсь показать, что в технологии существует общая тенденция, или наклонность, скажем, что крупные формы движутся в определенном направлении, и что мы должны это поддерживать. Я представляю это как силу тяжести в ущелье. Там падают капли дождя. Текущая по ущелью капля воды непредсказуема в своих деталях, однако у нее есть общее направление движения — вниз.
— В своей книге вы пишете о том, что в будущем мы будем чаще делиться информацией, чем сейчас. Можете привести какие-то примеры?
— Есть небольшое движение, которое я считаю необходимым расширять, и оно посвящено обмену медицинской информацией и данными о нашем здоровье. Мне кажется, что это очень выгодно и полезно для всех нас, если мы станем обмениваться данными о том, что делают наши организмы, как мы реагируем и приспосабливаемся к каждому дню, какие бывают потрясения и расстройства в течение дня. Все, что связано с медикаментами и врачебным вмешательством. Если мы станем делиться всей этой информацией, это очень сильно поможет нам в плане совершенствования медикаментозного лечения, в плане приобретения новых знаний о том, кто мы есть, в плане подгонки под конкретные условия, от чего мы лично сможет выиграть.
Я давно уже поддерживаю идею «количественно измеренного «я»». Она о том, что датчики, следящие за нашим организмом, будут становиться все меньше и дешевле, а также проще в использовании. В этом случае мы сможем носить их в своей одежде, класть на сиденья, надевать на запястье или на другие части тела, и эта датчики будут ненавязчиво собирать информацию. В будущем мы станем получать эту информацию постоянно, и мы сможем делиться ею разными способами, анонимно и адресно, бессистемно и с кодировкой. Эта информация будет попадать в облако, а в сочетании с искусственным интеллектом, из нее можно будет извлекать определенный смысл.
— Вы также пишете о том, что в будущем важнее будет «доступ» нежели владение. Не могли бы вы остановиться на этом подробнее?
— Общая тенденция заключается в том, что мы как общество уходим от владения вещами в сторону доступа к вещам. Доступ означает, что мы можем получить ту или иную вещь, то или иное ощущение, ту или иную услугу в любой момент времени, и в любом месте, где захотим. Если вы можете протянуть руку и взять нужное вам, то это гораздо лучше, чем владеть им. Потому что вам придется искать это нужное, хранить его, заботиться о нем, ремонтировать, обслуживать и так далее.
Это движение сначала заявило о себе в цифровой сфере. Сегодня основная часть людей уже не покупает фильмы в том смысле, чтобы владеть ими. Мы просто покупаем подписку на них и в нужный момент получаем — от Netflix, Amazon Prime или Hulu. Получить фильм в любой момент, когда вам хочется, это гораздо лучше, чем покупать его на кассете, хранить и искать, когда нужно посмотреть. Такой уход от владения вещами мы наблюдаем даже на примере автомашин. Самое заметное это компания Uber. Если у тебя есть возможность вызвать машину в любой момент, где бы ты ни находился, и она появится в считанные минуты, отвезет тебя куда надо, а затем исчезнет, то это во многих отношениях лучше, чем собственный автомобиль, который надо где-то хранить, обслуживать и ремонтировать. Может, в будущем машины Uber будут самоходными, так что нам даже не придется их водить.
— Есть ли примеры каких-то других стран, которые обгоняют США по конкретным технологическим направлениям?
— Китай во многом лидирует в телефонной жизни. Мы оглядываемся и думаем: «Боже, это поколение двухтысячных, оно просто живет в своих телефонах». Так вот, китайское поколение двухтысячных на два шага опережает нас. Некоторые платформы у них, типа WeChat, это Facebook плюс Twitter плюс PayPal плюс Snapchat. У них все в одном, и молодежь там полностью живет в онлайне. Они заказывают все, от повседневной еды до поездок, и организуют мероприятия и свою общественную жизнь так, как нам на Западе и не снилось. Одна из инноваций это то, что они широко используют голосовую почту. Это традиционная голосовая почта, но они используют ее и мгновенные сообщения с голосом вместо картинок или текста. Это очень хорошо работает, и теперь они делают все больше видеоклипов, превращая их в средство общения. Так что они обогнали нас в этом аспекте общения.
Америка тоже совершит этот переход, но года через три. Мы уже наблюдаем этот сдвиг, переход к картинкам и символам эмоций вместо текста. Наша жизнь все больше будет переходить от коммуникации текстовой к коммуникации визуальной. Если раньше мы были «людьми книги», то скоро станем «людьми экрана». На экране центром культуры сегодня является уже не текст, а визуальная информация, изображения, которые мы перелистываем.
— Как наше превращение в «людей экрана» изменит культуру?
— Когда ты перелистываешь изображения вместо текста, происходит множество других культурных изменений. Книга понятие фиксированное, и после написания она уже не меняется. У книг есть авторы, а это однокоренное слово со словом «авторитет». На экране все эфемерно, все течет, все в незавершенном, неполном, относительном и субъективном виде. Все быстро движется, и собирать куски приходится нам самим.
— Вы считаете себя оптимистом, глядя в будущее. Почему в кино и литературе так много антиутопии в изображении будущего?
— Конфликты, катастрофы, разрушения, они намного киногеничнее и создают более острый и захватывающий сюжет, чем когда все течет плавно и скучно. Когда что-то рушится, сюжет получается гораздо интереснее, и нет ничего более гипнотизирующего, чем взрывы и бьющееся стекло. Существует предубеждение, что нам очень хочется рассказывать истории, где все становится хуже и хуже. Из-за этого нам как обществу очень сложно продвигаться вперед, потому что у нас нет ясного видения дружелюбного к нам будущего.
Мы живем в Америке с очень пессимистическими взглядами на будущее, которые не имеют фактического подтверждения. Факты четко говорят о том, что прогресс реален, и что сегодня дела обстоят намного лучше, чем 10, 20, 200 лет назад. Если проявить честность, мы должны будем признать, что многое меняется к лучшему. И что из-за истории мы, скорее всего, будем и дальше из года в год делать мир лучше. То, что нас ждет в будущем – искусственный разум, виртуальная реальность – мы можем себе представить, как все может стать хуже, однако гораздо вероятнее то, что все будет хорошо.
— Полвека назад наша культура проявляла больше оптимизма по поводу будущего, по крайней мере, поп-культура. Например, вся эта техноутопическая научная фантастика и телешоу 1950-х и 1960- годов. Что же изменилось, заставив нас проявлять больше негатива?
— Мы начали понимать, что все до единой технологии огрызаются. За каждое новшество приходится платить. Все до единой новые технологии, изобретенные для решения проблем, создают почти столько же новых проблем, сколько и решают. Теперь нам это известно. Мы это прекрасно понимаем. Неважно, какой ангельской кажется новая технология, она все равно повлечет за собой большие издержки. И все эти большие издержки придется учитывать. Я не утопист. Я не верю, что в будущем у нас будет меньше проблем. У нас будет больше проблем. Но я верю в решения на основе технологий. Я парень из Кремниевой долины и считаю, что решения этих новых проблем в дополнительных технологиях.
— Вы пишете об инстинктивном стремлении уклониться от новых технологий из чувства страха и объясняете, почему эти инстинкты вредны. Так как же нашему обществу лучше реагировать на технологии будущего?
— Некоторые вещи становятся по-настоящему пугающими. Искусственный интеллект может выглядеть страшным, потому что он наверняка лишит нас многих рабочих мест, которые существуют сегодня. Виртуальная реальность тоже может напугать, как и тотальное слежение. Очень часто поначалу возникает позыв запретить такие вещи как искусственный разум. Совсем недавно произошло первое ДТП со смертельным исходом в автомобиле с автоматическим управлением. Будут призывы объявить вне закона искусственный интеллект для вождения автомобилей из-за смерти одного человека, но при этом мы забудем, что люди убивают миллион человек в год в автокатастрофах. Будут требования упростить, блокировать и развернуть вспять некоторые технологии. Я полагаю, что все это, во-первых, бесполезно, а во-вторых, что управлять этими технологиями мы сможем лишь принимая и осваивая их. Приняв и освоив их, мы сможем определиться с конкретными вещами и взять технологии под контроль.
Итак, интернет был неизбежен, но не тот, который мы получим. Какой он будет: открытый или закрытый, нейтральный или нет? Для принятия этих решений вариантов у нас предостаточно, и мы должны их принять, потому что они многое изменят. Но осуществить изменения мы сможем, используя эти технологии, а не запрещая их.