Зою Светову, известную российскую журналистку, обладательницу нескольких журналистских премий, включая награду Amnesty International за развитие гражданского общества в России, в Чешскую Республику пригласила депутат от партии ANO Кристина Зелиенкова. Вот уже семь лет Светова является так называемым гражданским инспектором: она посещает тюрьмы и помогает тем, кого общество уже отвергло.
LN: Не угнетает ли вас то, что вы постоянно занимаетесь людским несчастьем? Можно ли вообще заключенным реально помочь?
Зоя Светова: Ситуация в российских тюрьмах буквально ужасает. К сожалению, в данный момент систему нельзя изменить. Но что я могу, так это позитивно повлиять на судьбы отдельных людей. Поэтому я концентрируюсь на конкретных случаях, а не на борьбе с режимом. Тратить силы в борьбе с ним — значит не суметь сделать вообще ничего.
— О вас говорят, что вы спасли от смерти больше людей, чем опытный врач.
— Пусть я не могу освободить несправедливо преследуемых, но я могу добиться для больных самого лучшего медицинского обслуживания. Для умирающих перед самым концом я могу выпросить свободу, чтобы они умерли как люди, а не как животные. Мы можем вынудить тюрьму лечить больных и не бросать их умирать без какой-либо помощи, что без нашего вмешательства очень распространено. Я добилась того, чтобы заключенные женщины могли посещать гинеколога, чтобы заключенным лечили зубы. Раньше это не было обычной практикой.
— Но ваша помощь доходит до единиц…
— Сегодня в России огромное количество заключенных — 700 тысяч. В камерах, предназначенных для 40 человек — а это в России распространено — сидят 50 человек. Не хватает места. Если принять во внимание это число, то я могла бы сказать, что всем я все равно не помогу, тогда и не стоит ничего делать. Но если можно повлиять на судьбы нескольких человек, почему бы не постараться это сделать?
Я, например, сама нашла в специальной тюрьме ФСБ нескольких украинских граждан. Никто о них ничего не знал. Даже украинский консул. Если бы я их не нашла, кто знает, что бы с ними было. Или история с Матросской тишиной — это страшная тюрьма. Там сидят исключительно уголовники, политических нет. Там действуют особые правила, которые устанавливают сами заключенные. В этой тюрьме сидел бандит, который заставлял пытать сокамерников, и таким образом тянул деньги из них и их родственников.
Если ему не платили, он приказывал, например, жестоко насиловать людей. Начальник тюрьмы с ним сотрудничал. Все рухнуло, когда один заключенный перерезал себе горло, потому что уже не мог выносить мучений. Руководство заменили, и на какое-то время ситуация улучшилась. Недавно я там была, и у меня стойкое ощущение, что что-то не в порядке. В России руководство тюрем обычно имеет общие дела с заключенными, но в Матросской тишине это уже вышло за все рамки.
— Вы активно добивались освобождения украинского «шпиона» Солошенко. По-вашему, он невиновен? (В 2015 году Юрий Солошенко, бывший директор украинского оборонного завода «Знамя», был приговорен российским судом за шпионаж к шести годам заключения. В итоге его обменяли на пророссийских сепаратистов, отбывавших срок на Украине — прим. ред.)
— Не был. Все это дело о шпионаже было выдумано. Как и некоторые другие. Украинцев ловят, во-первых, потому что их можно обменять на кого-то или на что-то. Во-вторых, это отличный метод дискредитации Украины в глазах общественности. Проверенный метод.
Каждый раз, когда Россия с кем-то воюет — с Чечней, Грузией или Украиной — начинается охота на представителей «вражеского» лагеря. Их отлавливают, буквально как зверей, на улицах российских городов, чтобы показать, что это за преступный народ. Безвинные люди обвинялись в терроризме, чтобы можно было оправдать военные действия со стороны России. В случае Украины все то же самое: мнимая убийца Савченко, режиссер Олег Сенцов, которого посадили как террориста, Валентин Выговский, якобы шпион, а Клых и Карпюк сидят в Грозном…
Украинских «убийц» Станислава Клых и Николая Карпюка обвинили в убийстве российских солдат, которое было совершено в 1995 году, когда во время российско-чеченской войны Клых и Карпюк якобы воевали на стороне чеченских повстанцев. Суд Грозного приговорил Карпюка к 22,5 годам, а Клыха — к 20 годам заключения.
— Имеет ли вообще смысл что-то доказывать суду в России, если вердикт является результатом политической кулуарной договоренности?
— Клых и Карпюк — настоящие политические заключенные. Они никогда прежде не бывали в Чечне, как это доказал Александр Черкасов из организации «Мемориал». Российские солдаты, якобы убитые ими, погибли в боях из-за взрывной волны, но, несмотря на это, эти два человека отбывают наказание за то, что якобы застрелили солдат. Однако крайне важно то, что мы собрали доказательства их невиновности.
Так же все удалось в случае Савченко (Надежда Савченко была осуждена за убийство российских журналистов на 22 года заключения, впоследствии ее обменяли на российских солдат, заключенных на Украине — прим. ред.) И хотя суд не принимал во внимание доказательства защиты, для Запада, для нас журналистов, это принципиально. Потому что, борясь за нее, мы должны быть уверены, что она невиновна.
— Невзирая на общественное мнение, Кремль продолжает творить все, что хочет?
— Вытащить этих двух людей из тюрьмы может только Запад. Мы можем этому только поспособствовать. Савченко Путин выпустил тоже только из-за Запада, хотя, конечно, он не думал, что сразу будут отменены все санкции. Но Путин точно добился некой сделки, или он напомнит при удобном случае: «Ведь я ее отпустил!» А они ответят: «Но у вас есть еще Сенцов и другие… вот список».
Сделка будет продолжаться, Путин опять кого-нибудь выпустит и будет говорить: «Смотрите, какой я добряк, как я иду вам навстречу. А вы?» Наконец даже у западных политиков сложится впечатление, что с Путиным в общем-то легко договориться. Идеальная тактика с его стороны.
— В последние годы не только украинцы, но и ряд российских граждан были осуждены за шпионаж. По-вашему, они тоже невиновны?
— Некоторые точно да. Типично дело Геннадия Кравцова. Он — бывший сотрудник ГРУ (военная разведка — прим. ред.), который ушел в отставку и искал работу за рубежом, в том числе в Швеции. Но у нас его арестовали, и сначала суд отправил его на 14 лет в тюрьму за шпионаж в пользу Швеции. Но потом срок сократили до шести лет. Однако Кравцов ничего не совершал. Он — просто несколько странный человек. Но за то, что он странный, он же не должен сидеть!
В его случае, возможно, кто-то хотел заслужить повышение или награду. Полицейские, следователи и прокуроры гоняются за успехом и сделают для него все. Настоящего шпиона трудно разоблачить. Тогда находят вот такого наивного дурачка или психически нездорового человека. Я предполагаю, что половина дел о шпионаже выдуманы.
Таким было дело и «шпионки» Светланы Давыдовой: зимой 2015 году мать семерых детей из Вязьмы была обвинена в шпионаже в пользу Украины. Она стала жертвой новой статьи Уголовного кодекса 2012 года, который расширяет перечень действий, квалифицируемых как предательство Родины. Давыдова слышала в автобусе разговор двух российских офицеров об участии российских солдат в конфликте в Восточной Украине, о чем она по телефону сообщила в посольство Украины в РФ. Ее поместили в тюрьму, но суд ее освободил.
— Вы тоже способствовали ее освобождению?
— Отчасти. Когда я приехала к ней в тюрьму, я незаметно посоветовала ей сменить адвоката. Она так и сделала и выиграла суд. Но все могло бы закончиться намного хуже: ей грозили двадцать лет заключения.
— Другим не так повезло. В прошлом месяце суд приговорил к 12-ти годам за шпионаж бывшего сотрудника ФСБ и московского патриархата Евгения Петрина.
— Напротив! Ему повезло. Ему грозили 24 года. По мнению независимых экспертов, это полностью сфабрикованный процесс.
— 12 лет вы называете удачей?
— Я реалист. Некоторые молодые коллеги бросились на борьбу с системой. Но я боюсь, что при путинском режиме ничего принципиально уже не изменить. Суд используется как инструмент для устранения политических противников, запугивания населения. У нас человека могут посадить за то, что он копирует в социальных сетях статью, где критически отзываются о захвате Россией Крыма. В его действиях усмотрели признаки экстремизма — раз, и он в тюрьме.
— Вы отказались от идеи изменить систему. Так же поступила и вся оппозиция. Еще никогда после распада СССР демократические силы не пребывали в таком плохом состоянии.
— Власть победила оппозицию, по крайней мере пока, использовав репрессии. Что, например, сделали с самым перспективным оппозиционным политиком Александром Навальным? Если бы его посадили, из него получился бы герой и мученик. Поэтому был предпринят очень хитрый шаг: посадили его брата и теперь этим его шантажируют, держат в узде. Немцова убили. Других вынудили эмигрировать. Кто остался, стал объектом травли. Сегодня оппозиции в России не существует.
Тем не менее неясно, как долго Путин будет править Россией. Мои родители были диссидентами, осужденными за книги, которые писали. Но потом к власти пришел Горбачев, начал перестройку и… Я не хочу сказать, что и сейчас придет какой-нибудь Горбачев. Я имею в виду, что ничто не вечно.
