Наш корреспондент Ник Афанасьев два месяца путешествует по России, чтобы найти ответ на два трудных вопроса: «Что думают русские? И почему они такие?»
Первая настоящая поездка на поезде приведет меня на Урал. Следующая остановка — Челябинск, где я родился и провел первые десять лет жизни. То есть через три недели путешествия я покину Европу. Азия зовет меня. Настало время для подведения промежуточного итога.
Русские хотят прежде всего знать: «Что немцы думают о нас?» И если я отвечаю, что на их мнение очень повлиял — в негативном смысле — украинский кризис, они говорят: «Мы ведь признали ваше право на воссоединение. Почему вы не признаете наше право?» И еще: «Вы не знаете историю? Вы ничего не читаете?» Иногда также — с большим скепсисом — спрашивают: «Запад действительно думает, что Россия хочет на кого-нибудь напасть?»
Но чаще всего русские спрашивают: «В Европе на самом деле все так плохо после наплыва беженцев?» Как-то раз, когда я сказал, что живу в Германии, ко мне даже отнеслись с настоящим сочувствием. «Да, я знаю, у вас там сложные дела с беженцами», — сказал мне один владелец магазина и даже ласково похлопал меня по плечу. Наверное, это следовало интерпретировать так: «Выше голову, Европа! Нам действительно очень жаль, что вы погибаете таким жестоким образом». Я сказал ему, что с моей точки зрения все в порядке, на Западе — много нового, но мало упадка. Он долго и растерянно смотрел на меня.
Интересно, что люди моложе 40 лет говорят, что они не верят российским теленовостям. По словам одного студента, сказанным в баре в Казани, «на россиянах проводится эксперимент с целью выяснить, насколько далеко можно зайти в том, что касается создания мнимой реальности с помощью новостей». Но все равно даже этот студент придерживался мнения, что Россия действовала правильно по вопросу Крыма. Как и большинство людей, с которыми я разговаривал, даже некоторые из тех, кто отвергает Путина и нынешнее правительство. Это эффект, который я наблюдал еще в Сербии, когда молодые люди отвергали Милошевича, Младича, национализм, а также любые идеи о сербском превосходстве, но считали Косово неотъемлемой частью Сербии.
В одном из многочисленных громыхающих маршруток, на которых я до сих пор ездил, я читал Терциано Терцани (Tiziano Terzani). Многолетний корреспондент Spiegel в Азии, путешественник и гуру. В 1993 году, когда он путешествовал по России на поезде, Терцани записал в своем дневнике предложения, которые сегодня кажутся почти пророческими: «Это большая трагедия. Коммунизм не оставил героев, уничтожил все исключительные явления, подавил по-настоящему великих и позволил выжить только великим выживающим аппарата. То, что сегодня происходит в России, потребует крупного просвещенного диктатора, который восстановит доверие и подарит мечту о будущем этим неспокойным и несчастным сейчас людям, который приложит все усилия, чтобы демонстрировать силу в отношении остальной части мира. Сказать по праву, у границ Европы возникает беспокойная и неудовлетворенная масса людей и территория, которым еще нужно оплатить исторические счета. Мы в Европе должны принять это к сведению и подумать об этом».
Героев коммунистических будней можно увидеть всюду в современной России. Многие плакаты, которые были развешаны к 70-летней годовщине победы во Второй мировой войне — в России «Великая Отечественная война» — так и висят. И это, наверняка, неслучайно. Эти плакаты «поздравляют» с победой, а некоторые «показывают» простых граждан или красноармейцев и «объясняют», что они сделали для своего народа. Даже на молодежном форуме, на котором у меня была возможность наблюдать за тем, как молодые активисты обсуждали будущее России с ветеранами политики, разговоры чаще велись о Второй мировой войне, чем о диверсификации экономики. Танки Т34 до сих пор грохочут — на экранах, в головах, на парадах и даже на улицах.
Впрочем, улицы стали заметно лучше. Это болезненная тема для всех русских, ведь зачастую разбитые дороги в стране считались доказательством того, что государство неспособно помочь себе. В крупных городах дорожное покрытие порой такое же гладкое, как в Европе. В некоторых районах сельской местности появились автострады. Зато теперь ощутимо больше радаров — мобильных и стационарных — чем в Германии. Если ситуация на российских дорогах подходит для характеристики положения в стране, то вывод мог бы гласить так: государство стало делать больше. И взамен присваивает себе право осуществлять больший контроль.
Невероятно: бум в сфере планового строительства не прекращается
Что я лично считаю невероятным, так это непрекращающийся бум в сфере планового строительства. Нынешние панельные дома внешне выглядят не так мрачно, как тот, в котором я вырос в Челябинске. Но все объясняется тем, что фасады яркие, а так, с точки зрения градостроительства, это, скорее, шаг назад. Коммунисты разбивали небольшие парки и строили игровые площадки между панельными домами, на первых этажах были магазины.
Сегодня между высотными зданиями расположены парковки. Некоторые жилые кварталы в России производят такое впечатление, будто начальник градостроительства Карл-Маркс-Штадта и ответственный за берлинскую улицу Флоттвельштрассе — этот монумент-протест против «архитектуры инвесторов» (Термин «архитектура инвесторов» обозначает бездушное, обусловленное погоней за прибылью строительство, которое ведется без учета городской специфики и архитектурных тонкостей — прим.пер.) — объединились с похмелья и свои худшие идеи «выплеснули» в одно единственное поселение.
Но центральная часть городов — будь то мелкие города, такие как Углич и Владимир, или такие крупные, как Москва и Казань, — вычищена и хорошо спроектирована. Столица республики Татарстан и без того стала самым большим открытием. Такого достойного города я еще не видел на постсоветском пространстве. Казань запросто может конкурировать с такими роскошными восточноевропейскими экземплярами, как Краков.
Новое качество жизни в городах, видимо, является причиной того, что мне встречаются более дружелюбные и уравновешенные люди, чем раньше. Странно, но чем агрессивнее русские кажутся Западу извне, тем добрее их отношение к Западу в самой России. Но о банальной любезности сложно что-либо писать, поэтому я лучше опишу вчерашнюю сцену — несколько другого направления, — которая произошла в поезде.
«Ты действительно подлая…»
Около 19 часов я захожу в вагон-бистро. Дама за стойкой — немного за 30, усталые глаза, фирменный головной убор — протягивает меню. Когда я собираюсь делать заказ, она поднимает палец, делает знак, чтобы я подождал, и шепчет: «Я думаю, сейчас что-нибудь произойдет». Я ничего не понял, решил просто ждать, и через несколько секунд услышал голос, доносящийся из кухни. «Да ты ведь на самом деле подлая … Это все … просто не верится, что все это здесь … Кто тебе … вообще здесь позволил работать, ты …»
ОК, у шеф-повара плохое настроение. «Всегда так?» — спрашиваю я женщину. «Собственно, он милый», — говорит она. Из кухни доносится: «…Что ты там сказала? Ты … из … твоей матери, кто тебя …, … да это не может быть, такая …».
Я пытаюсь выяснить у нее, что же так разозлило шеф-повара. Она махнула рукой и попросила подождать пару минут: ей надо прийти в себя, и тогда она примет мой заказ. «Кое-что неправильно рассортировала», — говорит она чуть позже. У меня как-то пропал аппетит, когда подумал, что этот милый парень будет готовить для меня еду. Поэтому я заказал только пиво и сел.
В вагоне-бистро шумят два молодых человека, больше никого нет. Я сижу, пью пиво и смотрю на березы, которые проплывают мимо окна. Потом женщина выходит из-за стойки, глубоко вздыхает и спрашивает: «Ребята, кто-нибудь купит мне пиво? Я только недавно встала, мне это сейчас нужно». Из кухни доносится: «Я тебе сейчас покажу, что тебе нужно, ты ……».
И я купил ей пиво в ее бистро.
