Не особенно заботясь о благополучии коренных народов и хрупкой экологии, Советский Союз с ходу приступил к разработке энергетических и природных ресурсов заполярного круга: для этого туда были отправлены множество работников-заключенных и первопроходцев. Но какая участь ждет сегодня полярные российские города? Они обречены на исчезновение, как Воркута? Или же будут жить дальше, как Норильск, привлекая новых любителей непростых авантюр?
Построенный прямо посреди тундры Норильск находится в четырех часах лета от Москвы (3 тысячи километров) или четырех днях плавания от Красноярска, крупного города на юге Сибири. Регион не связан с остальной Россией ни одной автомагистралью или железнодорожным путем. Норильск гордится статусом самого северного города в мире: он расположен на 69º северной широты. Зима длится тут девять месяцев с 280 днями снега и 150 днями пурги. Солнце полностью исчезает почти на два месяца, а средняя температура зимой не поднимается выше —28 ºС.
18 июля 2015 года, в один из долгих летних дней, олигарх Владимир Потанин появился на публике вместе с представителями местных властей. Что же заставило самого богатого человека России (его состояние оценивается примерно в 12 миллиардов долларов) отправиться в регион со столь неблагоприятным климатом? Счастливый владелец «Норильского никеля» (крупнейший в мире производитель никеля и палладия) приехал на празднование 80-летия самого большого комбината в России (предприятие также является одним из главных экспортеров страны). На Ленинском проспекте тысячи сотрудников шли под флагами различных корпораций олигополиса, который объединяет всю горнодобывающую промышленность региона. Предприятие любит хвалиться своей семейной политикой: дети тоже стали частью праздника. Те, кто уже вернулись с организованного предприятием отдыха, шли вместе с родителями. Перед центральной площадью, где главное место отводится административному зданию «Норильского никеля», была построена сцена, где выступали несколько популярных групп. Она появилась прямо перед входом в музей ГУЛАГа, который по такому случаю закрыли…
Принудительный труд и лагерная система сыграли немалую роль в судьбе Норильска, а также, например, Воркуты и Колымы. С 1935 по 1955 год на комбинате успели поработать почти полмиллиона заключенных. К этим страницам своей истории город стремится особенно не привлекать внимания. В Норильске по-прежнему чтят миф о первопроходцах и унаследованные с советских времен ценности массовой индустриализации. Как бы то ни было, слава этого созданного с нуля арктического города несколько померкла из-за ухода почти трети его населения с 1991 года (170 тысяч жителей против более 267 тысяч в 1989 году) и статуса самого загрязненного города во всей РФ. Выбросы тяжелых металлов и диоксида серы губят и без того скудную местную растительность и подрывают здоровье жителей. Масштабы местной экологической катастрофы сравнимы с осушением Аральского моря (оно куда больше на слуху).
С начала 1930-х годов заключенных с Соловков (в том числе многих политических) отправили на север реки Енисей для разведки месторождений никеля, меди и палладия. Норильск основали как трудовой лагерь в 1935 году. На пике его работы в администрацию «Норильлаг» входило восемь лагерных комплексов на севере Красноярского края. Несколько тысяч добровольцев (по большей части, инженеры) следили за открытием лагерей и работали там как свободные люди. К объекту можно было добраться только летом на корабле из порта Дудинки. В те времена возникший небольшой поселок еще не был отмечен ни на одной из карт. Только после десталинизации в 1955 году Норильск получил официальный статус города, пусть и закрытого. Сегодня, чтобы попасть туда, иностранцу нужно получить разрешение от спецслужб. Только после этого он может сесть в самолет или же, летом, подняться на борт какого-нибудь из восточногерманских судов 1950-х годов, которые все еще можно встретить на Енисее. Круглый год по Северному Ледовитому океану могут ходить только грузовые корабли благодаря ледоколам.
Норильлаг — лагерь интеллигенции
ГУЛАГ быстро развалился. Летом после смерти Иосифа Сталина в марте 1953 года и после освобождения простых заключенных по распоряжению главы советской тайной полиции Лаврентия Берии повсюду начались забастовки и бунты. Политзаключенные (по большей части украинцы, прибалты и поляки) начали волнения, крупнейшие в истории советской лагерной системы. В период с 1954 по 1956 год, а затем и (в более медленном темпе) до конца 1950-х годов началась «дегулагизация» Норильска: лагеря распахнули двери и выпустили узников. «Свободные жители Норильска с беспокойством смотрели на толпу зеков, которые шли по главной улице города, — рассказывает Елизавета Обст, дочь бывшего заключенного ГУЛАГа и глава местного представительства ассоциации "Мемориал". — Все боялись грабежей и потасовок… На улицах было неспокойно еще несколько лет».
Большинство освобожденных отправились в западные регионы России или родные республики, но некоторые решили остаться: одним больше некуда было податься, другие хотели и дальше работать. Норильлаг был лагерем интеллигенции: там находились множество инженеров, геологов и прочих специалистов, которые получили навыки в лагерях и хотели продолжить работу по профессии свободными людьми.
Родились ли они в лагерях или уже после их закрытия, дети бывших заключенных росли с этой болезненной памятью. Во время перестройки в конце 1980-х годов в Норильске, как и повсюду в Советском Союзе, появилась ассоциация «Мемориал», которую создали бывшие заключенные и их потомки. Они требовали признания за ними статуса жертв сталинизма и формирования государственной политики в этом вопросе. Принятый за несколько недель до распада СССР закон от 18 октября 1991 года предусматривал реабилитацию и финансовую компенсацию для всех советских граждан, которые стали жертвами репрессий на территории России «с 25 октября 1917 года». Всего в соответствии с Европейской конвенцией прав человека были реабилитированы более 4 миллионов человек. Впоследствии «Мемориал» расширил работу на защиту прав человека в России и в частности выступал с критикой зверств армии и полиции на Северном Кавказе. Тем самым он сделал себя одной из главных мишеней для режима Владимира Путина.
Члены норильского отделения не всегда согласны с критическими заявлениями своих коллег из Москвы и Санкт-Петербурга. Некоторые из них считают, что неприятие сталинской системы не подразумевает осуждение СССР как такового, хотя они разделяют не все его основополагающие мифы и в частности не согласны с консенсусом о «меньшем зле» сталинизма. Многие приветствуют примирительные жесты со стороны православной церкви (она канонизирует жертв сталинизма) и даже самого Путина, который в 2010 году побывал на месте норильского ГУЛАГа. По мнению Елизаветы Обст, «Путин знает, что нужно не прятать историческую истину, а воспитывать будущие поколения. Наши бюрократы же предпочитают все скрыть». По мнению норильского «Мемориала», память ГУЛАГа старается задвинуть в тень не Москва, а местные власти.
В борьбе за память о бывших заключенных активистам ассоциации все же удалось добиться определенных (пусть и скудных) успехов. Местный музей согласился, чтобы посвященные лагерям залы остались таковыми на постоянной основе. Но большой музей и архив пока не торопятся последовать этому примеру. Власти же делают вид, что у них амнезия: с 1990 года был открыт лишь один весьма скромный официальный мемориал под названием «Голгофа». Представители всех национальных и религиозных сообществ создали там собственные места памяти, с субсидиями комбината и без поддержки муниципалитета. На сайте «Норильского никеля» на странице «История» нет ни одного упоминания о лагерях. На праздничных мероприятиях 2015 года тоже не говорилось ни слова о десятилетиях принудительного труда. Единственная открытая по случаю мемориальная табличка посвящена «Спартаку», первому судну, которое прибыло сюда в 1935 году с инженерами и геологами, свободными людьми…
В представлении местных властей официальная история города начинается с избранием Никиты Хрущева главой ЦК КПСС в 1953 году. Первый секретарь начал тогда новую волну заселения: комсомольцами. Те приняли эстафету у освобожденных заключенных на масштабных стройках в Сибири и на Дальнем Востоке. Во время шестой пятилетки в 1956 году в Норильске обосновались 29 тысяч молодых коммунистов. Эта молодежь, которая была охвачена энтузиазмом индустриализации и победы во Второй Мировой войне, а также не имела прямого опыта репрессий 1930-х годов, коренным образом изменила Норильск. Новый образ жизни, московская мода в одежде, (официально запрещенные) The Beatles, цветы на окне и овощные консервы на долгую полярную зиму. Это поколение, которое очень привязано к городу и комбинату, сегодня считает себя единственным законным наследником местной истории и с недоверием относится к бывшим зекам.
«Жили хорошо, у нас все было раньше, чем у остальных: телевидение, спектакли, — вспоминают пенсионеры Владимир и Татьяна. — В магазинах было полно всего. О нас заботились». Родители Татьяны бежали на работу в Норильск из нищеты юга Сибири. Они с Владимиром провели в городе часть детства, затем учились в Ленинграде и вернулись работать на комбинат комсомольцами. Выйдя на пенсию, они отправились на «материк», как жители крайнего севера называют западную часть России. Эти бывшие инженеры, чей социальный престиж переплетался с гордостью от того, что они помогли возвести страну в ранг великой промышленной державы, болезненно переживают отдаление от привычных им мест. Летом они возвращаются в Норильск: там они живут в доме №1 по Ленинскому проспекту, прекрасном, но сильно обветшалом здании в неоклассическом стиле сталинской эпохи.
Норильск символизирует то, что этому поколению хотелось бы сохранить от советского режима: суровые или, по меньшей мере, спартанские условия жизни при вере в способность человека к самосовершенствованию через знания и образование, в покорение природы в угоду промышленному развитию. Все эти ценности являются отличительной чертой «северян», как с гордостью называют себя жители арктических регионов. В коллективном представлении северянин обладает особыми качествами. Он реализуется в труде и не боится физических трудностей. Суровые арктические условия делают его гостеприимным и солидарным. Он участвует в коллективных проектах, строительстве социализма, не доверяет тем, кто рассчитывают лишь на государство. Он носит одежду геолога или инженера — героев советской индустриализации. Северяне известны приверженностью равенству полов. Они несут в себе ценности позднего социализма, который направлен в сторону самореализации, привел к формированию советского общества потребления и появлению женщин в мужских профессиях.
Миф о первопроходцах все еще жив
Владимир и Татьяна с ностальгией вспоминают о золотом веке города, временах их молодости, когда профессиональный успех и саморазвитие тесно переплетались друг с другом. Разрушение старой социальной среды Норильска стало для них личной трагедией. Отъезд друзей и коллег ускорил разрушение социальных связей, тогда как многие не выдержали развал родного СССР и хаотические 1990-е годы, которые были отмечены преждевременной смертностью: болезни, алкоголизм, самоубийства.
Миф о первопроходцах умер? Не совсем. На фоне двух антагонистических пластов местной памяти (ГУЛАГ и комсомольцы) постепенно сформировался и третий: экономические мигранты, которые прибыли в город в годы перестройки. Как и прочие богатые природными ресурсами полярные города, Норильск привлекал работников с Украины и из Азербайджана, с Северного Кавказа (преимущественно из Дагестана) и из Средней Азии (Таджикистан и Киргизстан). Обосновавшимся тут в 1980-х годах азербайджанцам сейчас принадлежат большинство ресторанов, кафе и ночных клубов в городе, тогда как второе поколение азербайджанцев и среднеазиатов заправляет всем на рынках, в частности в сфере доставляемых с юга фруктов и овощей.
Мигранты изменили общественное пространство, заняв видные места на точке соприкосновения с остальными жителями. Привнесли они и новый элемент в городскую архитектуру: там находится самая северная мечеть в мире, которую построил азербайджанский бизнесмен в конце 1990-х годов. Проповеди в ней ведет татарский имам, а посещают ее главным образом выходцы с Северного Кавказа и из Средней Азии. Большинство мигрантов живут в бывших общежитиях комсомольцев, которые открыты ледяному ветру, пропитанному выбросами с заводов старого города.
Среди всех уроженцев бывших советских республик в самом «Норильском никеле» работает лишь крошечное меньшинство: по большей части это украинские, азербайджанские и казахские инженеры. Для их общин принятие на комбинат представляется венцом профессиональной карьеры: хорошие материальные условия, стабильная занятость и социальный престиж. Иначе говоря, это означает возможность стать частью «избранных». Остальные же занимаются сферой услуг. Новоприбывшие говорят, что ценят трудолюбивый менталитет старших поколений. Они отмечают хорошую работу местной экономики, пусть зачастую им и приходится работать отнюдь не по специальности. Бизнес приносит доход. С былыми комсомольцами их роднит чувство успеха. Азербайджанец Намиг, который в 1990-х годах бежал сюда от конфликта в Нагорном Карабахе, сейчас продает подержанные вещи на центральном рынке Норильска. «Здесь чувствуешь себя в безопасности, — говорит он. — Здесь можно заработать больше, чем в остальной России, хотя в последнее время и стало тяжелее. Кроме того, нет никаких проблем с людьми…» «Жизнь трудная, особенно зимой, но с этим приходится иметь дело всем, — добавляет продавец овощей и фруктов Вугар. — Здесь могут выжить лишь те, кто смел и не боится работать». Эти мигранты из южных регионов Евразии самореализовались на крайнем севере и по-своему отражают миф о северянине, адаптировав его к постсоветским реалиям рыночной экономики.
Для жителей Норильска всех поколений крайний север — это, прежде всего, чувство принадлежности к героическому первопроходческому фронту, а не парадоксы жизни, продиктованные климатическими, экологическими и логистическими трудностями. Как бы то ни было, на горизонте сгущаются тучи. Экономический кризис в стране, падение цен на сырье и растущие трудности с финансированием развития крайнего севера могут поставить под вопрос существование города таких размеров за полярным кругом…
