В Риге процветает школа, исповедующая «мягкий джихад» Фетхуллаха Гюлена, которого президент Турции Эрдоган объявил зачинщиком государственного переворота. Тем не менее Латвия сегодня — одна из самых безопасных с точки зрения терроризма стран мира, если только не станет принимать новых беженцев. Профессор отделения востоковедения ЛУ Леон Тайванс рассказывает о том, что сейчас происходит на Востоке.
Только за последние полтора года во Франции случилось десять крупных терактов, некоторые из них трудно назвать тщательно подготовленным заговором — впечатление такое, что судьбу десятков и сотен людей вершит одно короткое замыкание в голове одного человека.
Журналисты уже не могут быть уверены, что в ближайшую ночь им удастся выспаться, а в выходные — отдохнуть. Только «отработали» Ниццу — уже на проводе Стамбул. Насчитали триста жертв — бабахнуло в Армении. Карабах притих — в Баварии бежит афганец с топором… А ведь и Латвия приняла лишь десятую часть своей доли беженцев — то ли еще будет?
Что творится на Востоке, возможно ли во всем этом хаосе вычленить некий алгоритм и выработать самый безопасный способ поведения — с этими вопросами портал Delfi обратился к самому опытному востоковеду страны, профессору кафедры востоковедения ЛУ, бывшему ученому секретарю Института востоковедения АН СССР Леону Тайвансу.
О режиме Эрдогана: его восхождение сравнивали с приходом Гитлера в Германии 30-х годов
Delfi.lv: Попытка госпереворота в Турции стала для вас сюрпризом?
Леон Тайванс: Да. И нет. Как-то за последние годы мы уже привыкли думать, что Турция вошла в более-менее демократическую форму правления, насколько это возможно на Востоке. Но был и смущающий фактор. В Турции военные-янычары всегда претендовали на роль в политике. Только начиная с 1960 года в Турции было четыре военных переворота — каждые десять лет.
Такая ситуация — не редкость на Востоке. Подобная история произошла в Египте: путем справедливых выборов к власти пришли братья-мусульмане, которых свергли военные. А в Турции армию загнали в угол. С высшим командованием Реджеп Эрдоган сразу расправился, а в среднем звене недовольные остались — они и выступили против укрепления становящегося все более жестким исламского режима.
— Есть версия, что «переворот» был инсценировкой самого Эрдогана, чтобы поиграть мускулами и расчистить вокруг себя пространство.
— Эта версия понятна. За последнее время было высказано немало возмущения на тему того, что Эрдоган стремится к автократии. Его даже султаном обзывали, что не совсем верно, потому что исторически султаны Турцией как раз не правили — там обычно политику вершили великие визири. Сейчас возможность упрочить власть Эрдогану представилась…
О рижской школе Гюлена: это мягкий джихад, который выглядит очень симпатично
— Говоря о великом визире, вы имели ли в виду заклятого врага Эрдогана — Фетхуллаха Гюлена?
— Нет. Хотя его история очень интересна. Гюлен — духовный вождь. Он — профессиональный проповедник такого же типа, каким в кальвинистской Швейцарии 16-го века был Цвингли — прошел все ступени с самого низа.
Надо отметить, что турецкий ислам — особый. Турки стали мусульманами на рубеже первого и второго тысячелетия — после вторжения в Персию. Ислам наслоился на древние тюркские шаманистские верования, а позже, когда турки пришли в Малую Азию, где до них жили хетты и греки, их крови перемешались с индоевропейскими, а вера позаимствовала элементы мистического христианства. Так образовались дервишские ордена — религиозные объединения мистического толка, которые в Османской империи объединяли военных-янычар и приближенных ко двору интеллектуалов, имевших огромное политическое влияние. Но правоверные арабы считали турок чем-то вроде мусульман-еретиков.
Когда в конце Первой мировой войны на месте Османской империи возникло Турецкое национальное государство, его лидер Мустафа Кемаль (Ататюрк) решительно порвал с религией, ввел французскую секулярную модель, строго-настрого запретив братства дервишей. Что неудивительно. Ислам — религия политическая, ведь если для христиан ключевое слово — «любовь», то для мусульман — «справедливость». В итоге любое социальное движение и недовольство на Востоке моментально одевается в религиозную одежду — мол, неправедник захватил власть и т.д.
Вопреки заветам Ататюрка, Гюлену удалось организовать одну исламскую организацию по образцу дервишских орденов — форму он взял похожую, но начинил специфическим содержанием, позаимствованным у иезуитов 18-го века — те пытались наладить образование, соединив в своих школах веру с передовой наукой своего времени. Учились в таких школах дети элиты — считалось, что если элита станет правоверно-католической, то и население подтянется. Гюлен тоже призвал людей религиозных и состоятельных жертвовать на такие школы — очень современные, отвечающие на последние вызовы окружающего мира. Кстати, в Риге тоже есть одна школа «Хизмета».
— Это какая?
— Это школа RIMS (Rīga International meridian school) в Кенгарагсе под Южным мостом. В неоготическом здании, построенном в свое время для рабочих фарфорового завода Кузнецова главным архитектором Риги Рaинхолдом Шмелингом. Директор школы Синан Цифтлер до этого образовал подобные учреждения в Монголии, Польше, Литве… Человек опытный.
Я уже больше 10 лет призываю к тому, чтобы в Латвии образование велось на трех языках — латышском, русском и английском. Это абсолютная необходимость для нашей страны, но по политическим причинам, во главе которых принцип «против кого дружить будем», эту систему не хотят принять. А вот люди Гюлена открыли именно такую школу — учат на трех языках, а потом потихоньку подтягивают четвертый — турецкий.
Ислам там вносится очень невзначай, на уровне ощущений. Попечители школы — мусульмане, кто-то из учителей, но далеко не большинство. Ничего не навязывается, никаких публичных намазов. Дети получают хорошее образование и привыкают жить рядом с мусульманами. Очень много традиций они усваивают на чисто бытовом уровне. Там есть кружки для мамочек, турецкую еду готовят по выходным. Стараются, чтобы все было высочайшего качества и ориентируются на элитарную публику.
Образование — не самое дешевое, но и не самое дорогое (4 тысячи 900 евро в год, — прим. ред.). Преподаватели в основном местные. Ученики, преимущественно, из русскоязычных семей.
— Какая перспективная цель у таких школ?
— В исламе есть понятие «джихад» — священная война. Она ведется вовсе не обязательно с оружием в руках. Это вполне может быть такой «мягкий джихад». На фоне террористов ИГИЛ (запрещенная в России организация — прим. ред.) он выглядит совершенно симпатично. Недаром Гюлен и с Папой Римским встречался, и с другими высокопоставленными общественными и политическими деятелями.
— Эрдоган тоже выходец такой школы?
— Не знаю. Они с Гюленом долгое время были единомышленниками, но разошлись. По ряду экономических, социальных и политических причин в Турции никакого благоденствия нет. На этом фоне начались претензии, почему при исламском правлении в стране вершатся какие-то грязные делишки — коррупция, темные дела семьи Эрдогана и т.д. Не желая, чтобы его религиозное движение испачкалось в грязи, Гюлен был вынужден выступать против. Хотя, понятно, что править в белых перчатках невозможно, правила политики таковы, что либо ты такой же, либо станешь таким же, либо тебя вскоре вытолкнут вон.
Сейчас Эрдоган ставит на карту политическую лояльность своего бывшего соратника, что тоже странно. Не можем же мы призвать к суду Папу Римского за то, что он нарушает права женщин, называя аборты убийством. Также и Гюлен. Когда он говорит, что в Турции правят не по исламу, он не предатель родины, а просто излагает свои религиозные воззрения. При этом понятно, что Гюлен не стал бы руководить государственным переворотом — не его это дело.
Организаторы переворота явно исповедовали секулярность, что совершенно не в духе Гюлена. А вот армия на всем Ближнем Востоке армия традиционно находится в оппозиции к религиозным силам. Причины просты. Их генералитет обучался в американских учебных заведениях. К тому же военные — люди реалистичные, ведь они имеют дело с техникой и точными науками. Если они и принимают религиозность, то как обычай и этнографию. Да, они не будут на виду у людей есть в Рамадан, но втихаря — запросто.
О возможности переворота в России: там другие традиции, ближе к индийским
— Если бы переворот был успешен, стала бы Турция более демократичной?
— Едва ли. Греция тоже такая была до второй половины 20-го века — бесконечные военные перевороты. В Турции отражается позиция единоначалия, характерное для востока. Либо светское, либо военное. Армия — она тоже привычна к подчинению, поэтому она естественная организующая и организованная сила во многонациональных странах востока. Так или иначе, Турция тяготеет к авторитарной власти.
Если Эрдоган удержит власть — это приведет к большей исламизации, что не понравится значительной части турецкого населения. Турция ведь очень неоднородна: Север и Запад достаточно секуляризованы, они и гораздо менее тюркские по крови — они тяготеют к Европе и современному образу жизни. Юго-Восток Турции — более консервативен, религиозен, малообразован и беден. Он и дает исламистский субстрат. Общество разорвано. Кто победит — неясно.
— Взявшая курс на жесткую исламизацию Турция и ИГИЛ могли бы стать полноценными партнерами, религиозными братьями?
— Думаю, нет. Турки для арабских суннитов никогда не были сугубо правоверными со всеми своими мистицизмами, которые Мухаммед запретил строго-настрого. Он призывал все ответы искать в Коране, а любые попытки установить личные отношения с Богом — это от лукавого.
Но все это не мешает быть тактическими союзниками. Турция долго вела двойную игру, пока ее не прижали. Через нее проходили боевики из Европы — получали турецкую визу и отправлялись транзитом в Сирию и Ирак. Турция покупала у ИГИЛ контрабандную нефть, за хорошую скидку помогая «отмывать» миллиардные суммы. Много говорилось о том, что в бизнесе был завязан сын Эрдогана. В Турции вполне официально действовало около тысячи туристических агентств, которые продавали беженцам путевки в Европу. И турецкие власти никак не боролись с этим делом, которое несло колоссальные прибыли, больше чем от наркотрафика. Также до конца неясна роль Турции в трафике оружия.
Таким образом, Турция себя довольно тесно связала с ИГИЛ. И как только турки стали уклоняться от «сотрудничества», последовали теракты против богохульцев и врагов Аллаха.
— Эрдогана часто сравнивают с Путиным. Вопрос, а в России возможна ситуация, подобная турецкой: а поутру они проснулись и у власти… Шойгу или Кадыров?
— Скорее, нет. Это не российская традиция. Там ситуация больше похожа на индийскую. За 70 лет советской власти военные были отделены от власти — сидят в казарме и не лезут в политику. Хотя министр обороны там — военный.
— Практический вопрос: опасно ли сейчас ездить в Турцию?
— Не думаю, что туда ездить опаснее, чем во Францию. В том же Париже утром выходишь на улицу, а из подворотни такие морды вылезают… Все же самая спокойная страна пока — это Латвия. В связи с чем я не устаю призывать, что надо держаться подальше от всяких беженцев. Иначе будет то же самое, что во Франции и Бельгии.
О Ницце: теракты совершают автономно действующие «спящие солдаты»
— В прошлом интервью вы предрекали, что теракты будут происходить спонтанно, безо всяких централизованных указаний ИГИЛ по системе — придумал и сделал в угоду Аллаху. В Ницце ИГИЛ взял на себя ответственность, но ни на какой долго планируемый заговор это не было похоже…
— Разбираться, что произошло в каждом конкретном случае нет нужды. Надо просто понять, что теракт как проявление религиозного рвения, реален в любом месте в любой момент. И все структуры, которые занимаются предотвращением терактов, уже это учитывают, хотя еще недавно не брали в голову. Увы, такие моменты не отследить — это не заговор из серии «потянешь за ниточку и дверца в террористическую организацию открыта». Здесь никого ни за кем не найдешь. Такие самодельные и автономно действующие «спящие солдаты». Они есть и будут еще долго, пока не истощится радикальный ислам.
— А что, он может истощиться?
— Пока конца ему не видно, но любые идеи рано или поздно истощаются. Если вспомнить ранние годы советской власти, то в то время пол-Европы помешалось на идеях социализма. В том числе это было популярно в Латвии, где землю наследовали старшие крестьянские дети, а младшие вынуждены были идти на работы в город, где проникались марксистскими идеями, завезенными из Швейцарии, воспринимая их как новую и очень привлекательную религию. Статьи раннего Маркса в немецких газетах напоминали христианские проповеди — они все взывали к справедливости. Революция 1905 года была полурелигиозным явлением… Но через какое-то время это прошло.
— Почему?
— Как только улучшается экономическая ситуация, сразу уменьшается религиозное рвение. Я тут пытался выяснить, какие есть перспективы для процветания у исламских государств с научной точки зрения — увы, пока это очень мрачная картина. О чем я доложил в нашей Академии наук. У мусульман имеется всего одна Нобелевская премия в науке — у одного пакистанца по физике! Их количество цитируемых научных публикаций ничтожно.
— Какие выводы из этого можно сделать?
— Печальные. Ближний Восток и арабский мир не делают никакого вклада в развитие науки, но без науки в этом регионе выжить нельзя — там же пустыня вокруг все шире. Если Израиль развивает великую науку и может прокормить не только себя, но и других, то арабы на это неспособны. У них выбор один — эмигрировать или умереть. Война в Сирии — тому наглядный пример. Практически война всех против всех, или же бегство все равно куда.
— Похоже, они выбирают нашу смерть…
— Именно. И это страшный процесс.
— Почему теракты происходят преимущественно во Франции, а не в Испании или Италии?
— Причин несколько. Одна из них — президент Франсуа Олланд. В своей выборной кампании он делал ставку на иммигрантов, которых во Франции 20%. И теперь не может выступать против иммигрантов — это его электорат. Он с ними нянькается.
— Меркель тоже нянькается, но там таких терактов нет.
— Думаю, там все еще впереди. Просто там больше порядка. К тому же иммиграция во Франции куда больше, чем в Германии, бывшие французские колонии имеют свободный доступ в Европу. К тому же, в отличие от англо-голландской пост-колониальной модели, которая позволяет эмигрантам спокойно исповедовать мусульманство, лишь бы в общественном поле они никому не мешали, французская модель делает ставку на полную ассимиляцию — вы французы, говорите по-французски, вы светские, никаких религиозных штучек. Большинству приезжих это не нравится — они замыкаются в свои гетто и встают в оппозицию властям.
— Если едешь в Европу, то как максимально снизить риск попадания в теракт?
— Хрестоматия — избегать массовых мероприятий, в особенности мероприятий поп-культуры — фестивали, увеселения, тусовки. В этом смысле теракт в Ницце символичен. Он был совершен в День взятия Бастилии, который символизирует разделение церкви и государства. Победу секулярности.
О пост-марксизме европейских меньшинств и не совсем черных популистах
— В мире наблюдается рост активности и востребованности популистских движений, которые обещают бороться с нашествием мусульманского мира…
— У нас в политическом обиходе слово «популист» звучит ругательно. Мол, это игра на низменных инстинктах масс. Но сегодня это вполне закономерное явление, которое я бы не стал мазать черным. Так называемые ультраправые партии отражают реальную проблему — в народе накапливается недовольство иммигрантами, разрушающими местную культуру, ландшафт, отнимающими работу… 79% заключенных в тюрьмах Западной Европы — это иммигранты.
Это не значит, что в Европу едут сволочи или закоренелые преступники — просто они люди другой культуры и искренне не понимают местных традиций. Например, они считают местных женщин легкодоступными и не понимают, что есть закон, который защищает частную жизнь.
«Популисты» отражают попытку местного населения вернуться к истокам, избавиться от чуждой ему идеологии глобализма — по сути, пост-марксизма. Только, если раньше ведущей силой был пролетариат, то теперь — разного рода меньшинства, которые несут знамя идей и порочных ценностей глобализма. Многим это надоело. В этом смысле Россия, на мой взгляд, ведет совершенно правильную политику, поднимая тему биологической нормы. И я поддерживаю Юлию Степаненко, мать троих детей, которая выступает за нормальные семейные отношения и ценности. Европейцев явно занесло не туда.
Популярность Ле Пен и иже с ней неслучайна. Политкорректность обязывает всех на людях друг другу улыбаться и делать милый вид, но потом люди приходят домой и стучат кулаком по столу, говорят, как они этого терпеть не могут. Выборы — это место, где вопреки мнению работодателя, люди могут проголосовать за свои интересы. В конце концов в демократической Европе люди имеют право, как поддерживать идеи глобализма, так и не поддерживать их.
Кроме того, если мы хотим сохранить демократию, то надо понять, что это устройство может поддержать лишь этнос определенной культуры — другой культуре он может не быть свойственен. Поэтому любые попытки Запада навязать демократию в Китае, Турции или России обречены на провал. И наоборот, если Францию или Германию наводнит критическое количество иммигрантов, то от демократии там не останется и следа.
— Популисты могут много чего наобещать, но реально, что они могут сделать, если снаружи напирает арабский мир, а изнутри теракты зачастую совершают люди, которые в третьем поколении живут в Европе…
— Увы, так оно и есть. Поезд ушел. Даже если «популисты» приостановят поток беженцев, уже въехавшие рожают детей куда активнее коренных жителей Европы. В свое время турки именно таким образом вытеснили греков из Константинополя. Свежая кровь побеждает.
Социальная инженерия, с которой носились с 50-х годов прошлого века, провалилась на сто процентов. Практика показала, что мультикультурность, мечта паркетных революционеров, противоречит неким антропологическим законам бытия. Они выше нас. Да, молодая девушка может быть сколь угодно бескомпромиссным демократом, бойцом за либеральные ценности и равенство, но только родится ребенок, она начинает вспоминать, а как в этом случае поступала мама, бабушка… Так и тут.
В том же Советском Союзе сколько ни пытались разрушить традиционную семью, организовать общественные инкубаторы детей — ничего не вышло. Это искусственная конструкция, противоречащая биологической норме. Идеологические процессы, направленные на саморазрушение Европы зашли слишком далеко…
О беженцах-мусульманах: наши ценности они презирают, считают женщин на букву 'б', а мужиков — лохами
— Что вы думаете о принимаемых Латвией беженцах. На недавнем фестивале общения «Лампа» представитель МВД довольно оптимистично рапортовал об их активной интеграции. Рассказал, что один из беженцев даже получил должность переводчика в ДГИ…
— Дай бог! Задача правящей коалиции, по определению, разносить оптимизм. Это не свободный критик, который может посмотреть на явление со всех сторон и сказать правду. К тому же нашим людям свойственна наивность — мол, они сюда приедут, увидят, как тут хорошо, как прекрасна демократия и проникнутся нашими ценностями. Что вы! Они наши ценности глубоко презирают, считают женщин на букву «б», а мужиков — лохами. Только и ждут, чтобы набраться сил и установить свои порядки.
У меня никакого оптимизма на сей счет нет. И моя позиция: чем быстрее прекратят прием, тем лучше. Нам и так нелегко внедрять демократические институты и европейские добродетели, а если восточная публика появится, станет еще труднее… Хрестоматия такова: вклад беженцев в экономики принимающих стран минимален, а потребление из общественных фондов и уровень правонарушений максимальны.
— У нас беженцам дают крайне мало денег — по 60 евро в месяц…
— Конечно, нельзя давать столько, чтобы они абсолютно нищенствовали и были вынуждены становиться на путь темных делишек, но если дать много, то не будут ли они сидеть на месте и разлагаться, как в Финляндии? Да и есть ли у нас лишние деньги? У нас пенсионеры не могут себе лекарства купить! Кишка тонка еще кого-то пригревать. Лучший выход — не принимать.
Надеюсь, больше обещаний, чем на данный момент, наше правительство давать не будет. Все же построенный на некоем консенсусе общественный порядок возможен лишь при достаточно монолитной и единой культурной установке. А всякая гетерогенность абсолютно губительна.
— У наших ультраправых не раз проскальзывало мнение, что приезжие мусульмане интегрируются скорее, чем местные русские…
— Что бы они не говорили, балто-славянская культурная общность — вещь, сложившаяся веками. Различия между балтами и славянами минимальны, по сравнению с разницей между исламскими и христианскими культурами. Да, отдельные мусульмане будут перенимать местную культуру. Тот же Абу-Мэри воспринимается чуть ли не латышом, но это исключение. Чем быстрее тут сложится община, тем более сплоченной и исламской она станет. Это пока им приходится приспосабливаться и смотреть направо-налево, чтобы выжить, а когда необходимость отпадет… Вспомните Бельгию и Францию, где в третьем поколении… Аллах-акбар.
В конце концов, можно занять такую позицию: не Латвия затеяла войну на Ближнем Востоке — не ей и расхлебывать последствия.
