Волну популизма в западном мире, которая принесла нам Брексит и может привести Дональда Трампа и Марин Ле Пен к власти, соответственно, в США и во Франции, сравнивают с состоянием общества 1930-х годов и теми силами, которые в то время делали политику. «Первопричинами» этого явления считаются дальнейшее уменьшение гарантии занятости и рост безработицы в Европе, а также отмечающееся на протяжении многих лет отсутствие роста средней заработной платы в США.
Это — «социал-демократическое» объяснение нынешнего западного политического кризиса. Предлагаемые пути и средства решения этих проблем, вытекающие из этого объяснения, как и следовало ожидать, также по своей сути являются социал-демократическими: повышение гарантий занятости и уменьшение неравенства по доходам, увеличение социальных выплат (особенно работающим) и повышение налогов. Если у вас нет выбора, снизьте уровень иммиграции — прежде, чем за вас это сделают популисты.
Однако проводить параллель с политикой 1930-х годов является преувеличением. Фашизм в Германии и Австрии и радикальное левачество в Испании процветали, действительно, в результате крайнего ухудшения экономической ситуации. ВВП Германии упал после Великого краха 1929 года на 30%, а количество безработных достигло шести миллионов человек. В Испании Гражданской войне предшествовали массовый голод в южной части страны и артиллерийский обстрел бастующих шахтеров на севере.
Экономические показатели Великобритании тоже весьма высоки — по росту валового внутреннего продукта она находится на уровне Германии, а безработица составляет 5%. При этом следующей страной, где может подняться волна популистского недовольства, могут стать США, которые за период с начала кризиса добились гораздо более высоких экономических показателей, чем Европа.
С другой стороны, на выборах в странах, больше всего пострадавших от кризиса, необязательно побеждают популисты. Через три дня после британского референдума, участники которого проголосовали за Брексит, среди испанского электората вырос уровень поддержки правоцентристской Народной партии Мариано Рахоя (Mariano Rajoy) — несмотря на серию связанных с ней коррупционных скандалов. Но что еще более неожиданно — вместо леворадикального блока «Объединенных левых» и движения Podemos избиратели отдали предпочтение умеренно-левой социал-демократической партии.
При этом в Испании, в отличие от Великобритании, падение ВВП за период с 2007 года составило в целом 8%, и сдерживающим фактором в развитии страны является безработица, уровень которой превышает 20% (а среди молодежи — 50%). Италия, экономические показатели которой столь же невысоки, пока тоже не поддалась соблазну и вместо политического движения «Пять звезд» во главе с Беппе Грилло (Beppe Grillo) выбрала умеренное левоцентристское правительство Маттео Ренци (Matteo Renzi). Греция, безусловно, является исключением, подтверждающим правило. Падение ВВП в этой стране составило 25%, что, на самом деле, соответствует ситуации 1930-х годов, так что не следует удивляться, что греки выбрали неомарксистскую Сиризу.
Так что же происходит, если сегодняшний популизм не связан с невыносимыми бедствиями и нищетой, как это было в Европе 1930-х годов? В качестве альтернативы для социал-демократического объяснения есть объяснение консервативное — популизм процветает в благополучных странах потому, что избиратели в этих странах не верят, что может произойти что-то по-настоящему плохое. Почему бы не «дать популистам возможность» выполнить свои обещания? Ведь вполне возможно, что они смогут оправдать ожидания.
Действительно, лидеры кампании за выход Великобритании из ЕС явно действуют как неисправимые оптимисты — они уверены, что как только Британия сбросит с себя брюссельские оковы, она будет процветать, торгуя со всем миром. Польская партия «Право и справедливость» поет ту же песню, а ее девиз (Damy Radę) — это дословный перевод заявленного Барком Обамой «Мы сможем». Что вряд ли созвучно с главной идеей Mein Kampf.
С другой стороны, избиратели в странах, больше всего пострадавших от кризиса, знают, что плохое может случиться на самом деле. Поэтому они и поступают (пока что) более ответственно. Даже греки переизбрали Сиризу после того, как она поступила прагматично, выбрав вместо Грексита режим жесткой экономии и реформ.
К сожалению, если говорить о дальнейших последствиях, в этом консервативном объяснении оптимизма не больше, чем в социал-демократическом. Возможно, мы сейчас живем не так, как жили люди в мрачные 1930-е годы. Но в стремлении выдавать желаемое за действительное и безответственности тех, кто живет в сравнительно благополучных странах, улавливается странное сходство с тем, как народы Европы в те безоблачные первые дни августа 1914 года бодро отправлялись на войну, уверенные, что «к Рождеству все закончится».
Автор — бывший вице-премьер и министр финансов Польши.
