Перед лицом зла каждый должен принять свою ответственность. Война и справедливость для жертв. Здесь приходят в столкновение две метафизики: подчинение и уверенность против сомнений и свободы.
Мы вновь оказались лицом к лицу со злом. И ничто не в силах смягчить этот радикальный конфликт: зло существует, оно вещественно, оно пожирает нас.
При виде ужасающей смерти отца Амеля слова бессильны. Сначала христиан убивали в Сирии и Пакистане, а теперь и во Франции. Причем убивают именно за то, что они — христиане.
Странно, что все наши французские враги исламофобии не говорят о том, что буквально бросается в глаза (понятное дело, не им): пусть ненависть к исламу глупа и бесполезна, из-за нее хотя бы не погибают люди, тогда как ненависть мусульманского фанатизма к остальному человечеству совершенно безжалостна.
Сегодня гибнут не только христиане, но и атеисты, агностики, отступники и иудеи. Причем делается это во имя религии любви и мира, которая, вы же знаете, не имеет ничего общего с тем, что творят от ее имени. Пусть с нами больше не говорят об исламофобии, пусть положат конец этой недостойной чуши.
Снисходительность судьи погубила человека, который никогда и никому не сделал зла. Сейчас нам нужно, по меньшей мере, извлечь для себя выводы из этой юридической ошибки (а это действительно ошибка), этого судебного преступления и реформировать право, чтобы не допустить в дальнейшем повторения подобной возмутительной доброты. Нужно понимать, что где-то за другим человеком скрывается и третий, о котором не стоит забывать: как учит Левинас, именно в этом заключается необходимость государства, полиции, тюрьмы, наказаний и сводов законов. Мне нужно ограничить мою бесконечную любовь к другому человеку, если я не хочу навредить всем остальным. Именно они не позволяют мне просто так простить все преступления и несправедливости, ставят меня в рамки институтов, которые помогают не забыть и сделать все по справедливости. Лицо покойного Жака Амеля…
Нужно любить своих врагов, скажете вы? Тех, кто посягает на мою жизнь и благополучие? Быть может, если у меня есть для того силы. Подобное милосердие, кстати говоря, появилось вовсе не в нагорной проповеди: знаменитое изречение о подставленной щеке впервые упоминается в том, что христиане называют Ветхим заветом. Как бы то ни было, мне бы хотелось понять, что дает мне право любить врага моего ближнего. Того, кто ненавидит и хотел бы убить моих друзей, жену, брата, сестру, родителей, детей, сограждан и моего ближнего в целом. У меня что, есть право его любить и прощать от имени других? Разумеется, нет! Давайте ненавидеть варваров и любить и защищать друг друга: наши жизни, цивилизация и ценности этого заслуживают.
Трусость. Трусость добряков и профессиональных «прощателей», по мнению которых, нельзя мешать все в одну кучу. Трусость соседей, рассказывающих, что поверить не могут, как такой милый мальчик, который играл в футбол и нечасто ходил в мечеть (как будто по мусульманским законам туда нужно обязательно ходить для молитвы), мог совершить настолько противный воле Аллаха поступок… Что же нужно, чтобы вы очнулись? Разве вы не понимаете, несчастные, что то самое «смешение понятий», которого вы так боитесь, является продуктом вашей же выжидательной позиции?
И вообще, какого черта вы до сих пор кормите нас этой чушью, раз сам мясник из Сен-Этьен-дю-Рувре (неважно, как часто он ходил в мечеть) не скрывал желания ударить по церкви?! Вы говорите нам, что нельзя уступать демонам разобщенности, и вы правы, но разве гражданское доверие не подрывается на корню буйнопомешанным, который наивно признается прессе, что положа руку на Коран, выбрал абсурдную дружбу и единство, а не интересы страны и французов? Если освободивший исламиста судья несет ответственность, то виновен и его товарищ, который не донес на него, когда следовало.
14 июля на набережной в Ницце витал дух свободы, Франции, которая поднимает взгляд к небу и не собирается склоняться под ударами рока. Церковь Сен-Этьен-дю-Рувре приставляет собой символ христианский корней, о которых сегодня предпочитают молчать.
Хотя, наверное, дело не только в этом. Исламизм ненавидит символы агностической и светской республики. Ненавидит он и христианскую религию, ненавидит за то, что она собой представляет. Ненавидит, потому что осознает христианские и библейские корни западной свободы и демократии, власти, которая не была дана свыше и поэтому не является незыблемой.
Он ненавидит ее за слабость и лежащие в основе сомнения: она начинается со смерти Бога. Христианство переняло у иудейского народа отношение к страданию: Боже, почему ты меня оставил? Любовь к жизни, сильную, как смерть любовь. Исламизм же представляет собой сильнейший метафизический регресс, в полном соответствии с атрофированными мозгами этих жалких идиотов, для которых мученичество становится единственным смыслом без того бессмысленного существования.
Так что же, война религий, Салах ад-Дин против крестоносцев? Нет, если только в разгоряченном сознании аль-Багдади и, быть может, Жерома Бурбона. Да, война между двумя метафизиками, в том числе, будем надеяться, и в самом исламе. Конфликт двух противоположных онтологий. Христиане, иудеи, агностики и мусульмане, давайте ответим исламизму любовью к жизни и готовностью сомневаться. Потому что нас всех объединяет вера в то, что Бог скрывается в своем творении и уступил ему первую роль. Вооружившись этой убежденностью, мы победим.