Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

«У меня каждый день свой гей-парад — просто о нем никто не знает»

© AP Photo / Hussein MallaСторонники ЛГБТ сообщества во время забастовки перед полицейским участком в Бейруте
Сторонники ЛГБТ сообщества во время забастовки перед полицейским участком в Бейруте
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
«У меня собственный гей-парад каждый день, только о нем никто не знает», — говорит Самар. Гомосексуальные женщины гораздо менее заметны, чем геи. Но они существуют. В Бейруте мы встречаемся с несколькими из них. Ливанская столица — популярное направление чартерных «гей-рейсов» и глоток воздуха для региона, где бушуют конфликты. И все же город не всегда отвечает девушкам взаимностью.

В Стокгольме начинается гей-фестиваль, ежегодный праздник, в котором участвуют до 100 тысяч человек. А в Бейруте геи не афишируют свою ориентацию, хотя этот город — как глоток свежего воздуха в регионе, полном конфликтов.

Несколько лесбиянок рассказывают о радостях, трудностях и вызовах, с которыми они сталкиваются в столице Ливана.

«Следующее поколение будет нами восхищаться». Самар, Эви, Тара, Джайде, Роза и Амина.

Бейрут называют Нью-Йорком Ближнего Востока и Парижем арабского мира. В Ливане быть гомосексуалом немного проще, чем в остальных арабских странах. Геи ведут себя более заметно, но, разумеется, там есть и лесбиянки. Они выдвигают на первый план борьбу за права женщин.

Эви и Тара:

«Скоро будет три года с тех пор, как объятия превратились в поцелуи. Все началось, когда мы шли домой от подруги. Мы жили рядом, поэтому часто ходили домой вместе. Так же естественно казалось обниматься при прощании. Объятия стали слишком долгими, минут на пять. И мы поняли. Все было медленно, но продолжается до сих пор. Мы не ищем определений для наших отношений, просто наслаждаемся обществом друг друга».

Тара, 28 лет. Сегодня из крана течет коммунальная вода, и Тара спешит заняться стиркой. Она наполняет цистерну на крыше. «Это не из-за нехватки воды, вода у нас есть. Все из-за коррупции в обществе».

Эви, 26 лет. «В Бейруте жить дорого. А если ты девушка, то ты нередко зарабатываешь меньше, ведь работодатели считают, что у тебя есть мужчина, который тебя обеспечивает. Но женщин, которые хотят и могут стоять на собственных ногах, становится все больше. Так же, как все больше девушек ездят на скутере, хотя некоторых это раздражает».

Тара, 28 лет. «Иногда я говорю „лесби“, иногда „гомосексуалка“, „гей“ или „квир“. Вы должны понять. Эти ярлыки созданы западным миром. Картинки, показывающие, как должны выглядеть геи и лесбиянки, взяты с западных гей-парадов. Ко мне они не относятся. Я бы ввела другие категории, хотя нет, я не хочу, чтобы меня классифицировали».

На многих балконах висят куски брезента, чтобы в окна не попадала уличная пыль. Но она все равно проникает внутрь и покрывает все слоем тусклой красноватой пудры.

Тара, 28 лет. «Мы не требуем возможности участвовать в гей-шествиях, наряжаться в костюмы, кричать, что мы — гомо. Но мы хотим независимости, хотим иметь возможность работать и жить самостоятельно. Иметь равные права с мужчинами». 


Самар, 27 лет. «У меня собственный гей-парад каждый день, только о нем никто не знает».

Эви, 26 лет. «Одних вышвыривают, других запирают. Или родители тащат к психологу, к священнику за исцелением. Разные родители и разные культуры действуют по-разному. Но на моих родителей я могу полагаться, они меня поддерживают и гордятся мной».

Эви и Тара. «Даже если родители все знают и принимают ориентацию детей, это не значит, что они в состоянии об этом говорить. Наше общество имеет сильное коллективное устройство, и это значит, что тот стиль жизни, который мы выбираем как индивиды, влияет не только на нас, но и на наши семьи и их отношения с окружающими. Коллектив вокруг них может быть замечательным, но только не тогда, когда у тебя дочь-лесбиянка. Это негативное чувство и стресс, так зачем подвергать их стрессу, когда в этом нет нужды?»

Тара, 28 лет. «Я ливанка, я армянка, я арабская женщина и я лесбиянка. Иногда мне кажется, что западный мир смотрит на меня как на пришельца из космоса или исходит из того, что я жертва. Но это не так!»

Эви, 26 лет. «Идея заключается в том, что каждая женщина должна следовать правилам, выйти замуж, родить детей, заниматься домом. Если забываешь о правильном курсе и оказываешься за бортом, необходимо чувство общности с другими, с теми, кто похож на тебя. Общаться с другими гомосексуалами».

Эви, 26 лет: «Может, это и мыльный пузырь, но зато мы живем открыто и свободно».

Они любят город, в котором живут, но город не отвечает взаимностью. В Бейруте они рискуют попасть в полицию, если будут целоваться на людях.

В Бейруте быть гомосексуалом несколько легче, чем в других арабских городах. Но в соответствии с параграфом № 534 ливанского уголовного кодекса, за секс, «противоречащий природе», можно попасть в тюрьму.

«Полиция может применять силу и обращаться с тобой, как со шлюхой», — говорит Эви.

Восемь женщин в одной квартире в Бейруте. Они пьют вино, за окном спускается ночь, теплая и черная. Вдруг Эви говорит:

«Я никогда не писала в общественный бассейн».

По правилам игры, тот, кто писал в бассейн, должен отпить глоток. Все женщины поднимают бокалы, отпивают и смеются. Но Тара становится серьезной.

«Я никогда не целовала Дани», — говорит она и возбужденно оглядывается.

Четыре женщины поднимают бокалы и отпивают. Все смеются, и Тара заявляет, что была уверена, что пьющих будет больше. На диван забирается котенок, еще один играет с мертвым тараканом за открытой дверью. Игра «я никогда не» прерывается с появлением курьера, который принес еду для компании.

Бейрут — город, где встречаются гомосексуалы арабского мира, популярное направление чартерных «гей-рейсов». Ливанская столица — глоток воздуха для региона, где бушуют конфликты.

Гомосексуальные женщины — лесбиянки и те, кто называет себя «квир», — гораздо менее заметны, чем геи. Но они существуют. В Бейруте мы встречаемся с несколькими из них. Они рассказывают, что значит быть лесбиянкой в Ливане, говорят о своих отношениях с семьей и обществом.


«Мы не требуем возможности участвовать в гей-шествиях, наряжаться в костюмы, кричать, что мы гомо. Но мы хотим независимости, хотим иметь возможность работать и жить самостоятельно. Иметь равные права с мужчинами», — рассуждает 28-летняя Тара.

Сегодня международный день против гомо- и трансфобии. Недалеко от полицейского участка в Хамре в центре Бейрута человек 40 собрались на демонстрацию. Прохожие смотрят на них с любопытством, полицейских там больше, чем участников акции.

Они протестуют против параграфа № 534 в уголовном кодексе Ливана. В этом параграфе утверждается, что «сексуальная связь, противоречащая законам природы, карается лишением свободы на срок до одного года». Закон напрямую не говорит о гомосексуальности, но, как правило, применяется именно против сторонников однополой любви.

Через два часа демонстрантов просят тихо разойтись. Мирная акция протеста подошла к концу.

Применение закона об уголовной ответственности

Что касается законов и общественной толерантности, положение ЛГБТ, то есть гомо- и бисексуалов, транссексуалов и других сторонников нетрадиционных сексуальных отношений, в Ливане лучше, чем в большинстве других мест региона. В СМИ в последние годы тоже наблюдается некоторое улучшение.

Но вызывающий горячие дебаты параграф № 534 уголовного кодекса гласит, что «неестественный секс» — это уголовное преступление. Расплывчатая формулировка порождает неуверенность и может быть истолкована по-разному. В 2009 и 2014 годах были случаи, когда судьи в ходе процесса утверждали, что гомосексуальность не противоречит природе. С 2013 года она исключена из списка психических болезней.

Однако закон по-прежнему может применяться как в отношении отдельных лиц, так и организаций. Декриминализация гомосексуальности стала бы важным шагом в укреплении прав ЛГБТ в Ливане.

Эви засыпает на коленях у Тары, но вечеринка продолжается. В районе трех часов все начинают расходиться по домам. Эви вскакивает, вытаращив глаза. С ней всегда так, если ее разбудить, это реакция на внезапное засыпание.

Тара и Эви едут домой на скутере. Прежде чем лечь спать, они садятся и обсуждают события прошедшего дня.

26-летняя Эви рассказывает, как ей угрожали, когда она появилась в общественном месте с девушкой.

«Мы несколько часов сидели и болтали и, может, поцеловались. Когда мы возвращались к машине, из-за дерева выскочил мужчина и заявил, что видел нас и пойдет в полицию, если мы не согласимся с ним переспать».

Эви удалось договориться с тем мужчиной. Вместо секса она пообещала ему деньги, 500 тысяч ливанских фунтов, то есть около 2 800 шведских крон.

«Я сказала, что побегу домой за деньгами, но так и не вернулась. Ничего не произошло», — говорит Эви.

Другая женщина из компании рассказывает, как однажды сидела на скамейке со своей девушкой. Проезжавшие мимо полицейские увидели, что они сидят близко друг к другу. Им стали грозить задержанием и звонком родителям. Потом угрозы полицейских стали суровее, но ее девушка сделала гениальную вещь, которая спасла ситуацию.

«У нее тогда были месячные. Она вытащила тампон и продемонстрировала полицейским. „Смотрите, у меня месячные, мы никак не можем заниматься сексом“. Они смутились и признали, что мы действительно не могли заниматься сексом. Они ушли, и ничего не было. Только подумайте, как это глупо и как много говорит о том, что они знают и чего не знают. О женщинах, месячных и лесбиянках. Но в тот раз это было нам на руку».

По ее словам, параграф № 534 не так страшен женщинам-гомосексуалкам, поскольку определение секса подразумевает наличие пениса и проникновение. Тем не менее, много говорится о том, как полиция и общественность терроризируют женщин в Ливане.

Два дня не было воды, гора грязной посуды растет. В туалете не работает смыв. Душ вызывает чувство, что кто-то, перед кем ты стоишь голой, плюет в тебя. Помыться не получается.

«Летом так часто бывает, — сокрушается Тара, — Это не из-за нехватки воды, вода у нас есть. Все из-за коррупции в обществе».

Позже Эви рассказывает, что ее особенно напугало в тот раз, когда ей угрожали.

«Я наслышана о том, как ведет себя полиция. Они обращаются с тобой, как со шлюхой, могут начать избивать. Но больше всего я волновалась, что мои родители, моя семья узнает обо мне таким способом».

«Хотя наши родители еще хорошие. Есть и те, кто выгоняет детей из дома, или тащит к священнику, или сажает под замок. Мы просто об этом не говорим, а если сейчас поднимем тему, то это никому не поможет. Но мы все равно живем вместе и считаем, что имеем право не скрываться», — говорит Тара.

Эви и Тара живут в трехкомнатной квартире с кухней и двумя балконами. Большие куски брезента на балконах не дают пыли проникать внутрь. Но электричество отключают минимум на три часа каждый день. Так по всей стране, у многих есть генераторы, но это стоит денег.

«В Бейруте жить дорого. А если ты девушка, то ты нередко зарабатываешь меньше, ведь работодатели считают, что у тебя есть мужчина, который тебя обеспечивает. Но женщин, которые хотят и могут стоять на собственных ногах, становится все больше».

Тара берет по десятилитровой бутылке в каждую руку и идет за водой к своей маме, живущей неподалеку.

Мама Тары сидит на диване в голубой пижаме с Микки-Маусом на штанах и блестками на майке. Меньше чем через десять минут она задает обычный вопрос:

«Когда ты уже бросишь работать, найдешь мужчину и выйдешь замуж?»

Тара как всегда избегает ответа, она говорит мило и при этом серьезно. Мама знает, что Тара встречается с Эви и что они живут вместе, но все равно задает этот вопрос. Может, она еще надеется, а может, вытеснила это знание из своей памяти.

Когда я спрашиваю, в курсе ли родители Эви, что ее привлекают женщины, а не мужчины, она коротко отвечает «нет». Но потом все же дает развернутый ответ, и «нет» оказывается «да». Эви рассказывает о случаях, разговорах, встречах: ее родители знают, просто не говорят об этом.

«Когда мне было 15-16 лет, я пользовалась маминым телефоном, чтобы писать смс моей девушке. Обычно я стирала переписку. Но однажды ответное сообщение пришло, когда я уже вернула телефон маме. Она написала, что хотела бы оказаться со мной в душе. Я сохранила ее имя в списке номеров, так что мама видела, что это девушка. Она спросила меня, что это значит. Я страшно запаниковала, выхватила у нее телефон, стерла смс и спросила: „Какое сообщение?“ Больше мы об этом никогда не говорили».

Но случайности нагромождались одна на другую. Эви рассказывает, как однажды ее мама зашла в комнату, когда они с подружкой занимались любовью. А ее дипломный фильм в университете был о двух женщинах, у которых появляются чувства друг к другу.

«Папа похвалил фильм, и, по-моему, он мной гордился. Он показал фильм одному своему другу. Мама ничего не сказала, но папа сказал мне, что я должна проявить терпение, потому что разным людям нужно разное время, чтобы осознать некоторые вещи. День спустя мама пришла ко мне и тоже похвалила фильм, сказала, что это хорошая операторская работа», — рассказывает Эви.

Подруги вдруг решают погулять, запрыгивают в такси, а Эви не хватает места, так что она едет следом на скутере. Квартиру в тихом районе переделали в шумный ночной клуб. На стенах — баллоны с гелием, входной билет дает право на бесплатную порцию напитка с джином. Женщина лет 50 в тесных джинсах танцует под The Strokes. Двое молодых мальчишек рядом со стойкой диджея чокаются, глядя друг на друга глазами, полными любви.

23-летняя Роза изучает литературу в университете. Она родом из глубоко верующей христианской семьи в деревне к северу от Бейрута. Роза живет с родителями, и они решают, когда ей следует возвращаться домой, так что у нее совсем мало времени на разговор. С ней ее девушка, они всегда встречаются в краткие свободные часы вне дома. Еще ребенком Роза рассказала маме о своих чувствах к другим девочкам. Тогда объектом любви была учительница, и никто не воспринял ее слвоа всерьез. Роза и сама не знала, что все было по-настоящему.

«Я поняла, что это вправду, когда однажды сидела с подружкой и смотрела шоу Джерри Спрингера. Подружка сказала: „Фу, там две лесбиянки, какая гадость“. Я спросила, что такое „лесбиянки“. Это когда две девушки нравятся друг другу, ответила она. Вот тогда я и поняла, что то, что я ощущаю, действительно существует».

Через пару лет у Розы впервые случились отношения с женщиной. Она снова рассказала матери о своих чувствах.

«Мама сушила волосы. Я рассказала, что встречаюсь с девушкой, она ничего не сказала. Она еще целый час стояла и сушила волосы. Потом пришла в мою комнату и попросила выслушать ее. Она плакала. Заявила, что мне нужно сходить к священнику, что она будет молиться за меня, и мы помолимся вместе. Она все плакала и плакала, так что я вскоре соврала, что рассталась с девушкой. Я тоже начала плакать. Я плакала из-за этой лжи. Я съездила в церковь в горах и потом сказала, что у меня больше нет никаких чувств к женщинам».

Ложь много лет была привычной частью жизни Розы. Но потом она пообещала самой себе, что, если мама снова спросит, то она скажет правду. Вопрос возник, и Роза была к нему готова. Она достала лист бумаги со стихотворением, которое сама написала. Это стихотворение объясняло ее чувства.

«Так что мама знает, и, мне кажется, она это приняла. Или, может быть, нет, пока нет. Но она все равно меня любит, она сама сказала».

Падение в Европейском списке

Швеция теряет свои позиции в Европейском списке прав ЛГБТ. В этом году Швеция находится на двенадцатом месте, а в 2015 году она была на шестом. Об этом сообщается в ежегодном докладе организации ILGA (Международная ассоциация лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров и интерсексуалов), которая составляет свой список на основе около 50 различных критериев, включая преследования сексуальных меньшинств, законы об однополых браках, возможности для смены пола.

Ситуация Швеции частично связана с тем, что положение ЛГБТ улучшилось во многих других странах Европы, а частично с изменениями в шведской миграционной политике и правилах предоставления убежища.

«Швеция теряет свои позиции в этом международном рейтинге, потому что больше не может предоставлять полную защиту лицам, которые бегут от преследований на основании их сексуальной ориентации, гендерной идентификации или гендерного самовыражения», — комментирует заместитель председателя шведской Федерации сексуального равенства RFSL Магнус Кольшё (Magnus Kolsjö).

27-летняя Амина работает редактором кино и ТВ. У нее длинные волосы, громкий голос, широкие движения и большое сердце, но иногда она будто сжимается. Некоторые вопросы задевают ее больные места.

«Семья — это моя жизнь, но я больше не могу проводить с ней больше двух часов кряду, потому что между нами сплошная ложь».

Другую ее жизнь зовут Джайде, ей 35 лет, и она всегда на ее стороне. Скоро будет полгода, как они вместе. Родители ничего не знают. Амине необходимо регулярно убеждаться, что ее тайна в безопасности. Семья не должна знать. Пока мы разговариваем, у нее в горле стоит ком, но она сдерживает слезы, резко вскакивая на ноги и снова садясь, вскакивая и садясь.

Тара и Эви звонят в дверь Амины и Джайде. Так каждый день, или ты звонишь в дверь, или кто-то звонит в твою.

Амина открывает. Она только что обновила мебель в гостиной, теперь можно проецировать игру Battlefront прямо на стену, удобно устроиться с игровым контроллером и уничтожать штурмовиков, которые прячутся за каждым углом космического корабля.

«Я бы хотела когда-нибудь завести семью, но здесь, в Ливане, это невозможно. Не думаю, что родители полюбят моего ребенка, если я буду воспитывать его в паре с женщиной», — говорит Амина.

Теперь становится ясно, какую роль в их отношениях играет тихая и спокойная Джайде. С ней безопасно, ее не волнует, что подумают окружающие. У нее есть деньги, и ее родители обо всем знают. Это не значит, что они обсуждают эту тему. Но все же они знают, и Джайде уверена, что рассказать правду было лучшим решением в ее жизни.

Еще одну женщину в их компании зовут Самар, ей 27 лет. Она архитектор, ее легко рассмешить, и друзья говорят, что она хорошо разбирается в моде. Сама себя она описывает как человека, сосредоточенного на карьере. То, что ее влечет к женщинам, а не к мужчинам, никогда не казалось ей странным, хотя было время, когда она не знала слов для названия тех, кто влюбляется в людей своего пола.

«Когда мне было 13, моя лучшая подруга пришла и рассказала, что она лесбиянка. Я спросила: „Что такое „лесбиянка“?“ Она ответила, что это когда девушка влюбляется в других девушек. Я ответила: „Тогда и я тоже. Я тоже лесбиянка“».

Самар не думает, что так уж важно это обсуждать, наклеивать ярлыки. Но она охотно рассуждает о значении равноправия и, прежде всего, о равной зарплате за одну и ту же работу.

Самар, Роза, Эви, Амина и Джайде — члены большой сети, где женщины могут чувствовать себя в безопасности, независимо от происхождения, религии, политических взглядом и жизненной ситуации.

«Может, это и мыльный пузырь, но зато мы живем открыто и свободно», — говорит Эви.

Компания проводит еще один чисто женский вечер в Бейруте. Между звуками укулеле в «Smells Like Teen Spirit» Nirvana и «My Favourite Things» из «Звуков музыки» Самар говорит:

«У меня собственный гей-парад каждый день, только о нем никто не знает».