«Проведя восемь лет в Вашингтоне, я стал пессимистически относиться к способности американских политических элит — как демократов, так и республиканцев — вносить радикальные изменения в политику, если для этого требуется настоящее гражданское мужество и необходимо бросить вызов влиятельным структурам страны или поставить под сомнение доминирующие национальные мифы». Эти слова были написаны Анатолем Ливеном (Anatole Lieven) на страницах The National Interest как раз перед инаугурацией Барака Обамы.
Почти восемь лет спустя может ли кто-нибудь усомниться в том, что пессимизм Ливена был оправдан, или заявить, что сейчас международные перспективы США более радужны, чем тогда?
Если уж на то пошло, Обама бросал вызов влиятельным структурам и оспаривал мифы в гораздо большей степени, чем можно было ожидать, что, конечно же, является крайностью и не может вызвать симпатии со стороны его критиков. И, тем не менее, все эти годы вряд ли можно назвать успешными для него в плане международных отношений. Может, настало время задаться вопросом — а могут ли Соединенные Штаты вообще проводить рациональную внешнюю политику?
При Обаме Соединенные Штаты потерпели слишком много неудач. «Перезагрузка» отношения с Россией, на которую так рассчитывали, не произошла; Китай в военном, а также экономическом отношении более агрессивен, чем на протяжении прошлых лет. А тут еще недавняя неприятность от моей страны. Бессмысленный и ошибочный референдум, проведенный по инициативе Дэвида Кэмерона, закончился голосованием за Брексит, которое положило конец его карьере, а также стало серьезным ударом для Вашингтона.
Один из более мрачных (если не сказать более забавных) парадоксов во всей этой истории заключается в том, что фанатичные еврофобы из числа представителей правого крыла британских тори, которые так страстно выступали за Брексит, при этом преданы Соединенным Штатам, заискивая и лебезя перед ними. Они даже готовы подчинить британский национальный интерес американскому — как это со всей очевидностью произошло в Ираке. Но они, похоже, не заметили, что Белый дом и Госдепартамент молились, чтобы британцы проголосовали за сохранение членства в Евросоюзе.
На протяжении многих лет главная цель американской политики состояла в том, чтобы Великобритания была членом Общего рынка, затем Европейского сообщества, а затем — Евросоюза. И если американские лидеры были заинтересованы в Великобритании, если их заботили так называемые особые отношения, то это объясняется тем, что поддержка Британии иногда была полезна американцам в их военный рискованных кампаниях, но еще больше тем, что членство Великобритании в ЕС давало Вашингтону возможность оказывать влияние на Европу.
Возможно, это покажется немного упрощенным или оскорбительным, если предположить, что Британия интересовала Вашингтон, в основном, как способ подобраться к Берлину, но Тереза Мэй и Борис Джонсон (совершенно невероятным образом назначенный ею на пост министра иностранных дел) вскоре выяснят, в чем тут истинная причина. Шарль де Голль был категорически против членства Великобритании в Общем рынке и дважды налагал вето на ее вступление: он считал, что Великобритания станет «троянским конем» — средством влияния США. И, конечно же, во многом опасения де Голля подтвердилось.
Но прежде всего, недостатки американской политики продемонстрировало то, «что несколько странно называется Ближним Востоком» (как выразился Черчилль в своей знаменитой речи, произнесенной в 1940 году). И беспорядки в Турции — лишь последний пример того, что дела, похоже, никогда не шли так, как хотелось Вашингтону. Турция давно является краеугольным камнем американской геополитической стратегии, но сейчас она постепенно уходит с американской и западной орбиты.
Когда Ливен писал процитированные выше слова, восемь драматических лет уже закончились — а с ними и великий эксперимент по одностороннему вмешательству, основанному на доктрине, которую отстаивали (и в которую, возможно, серьезно верили) неоконсерваторы. «Я полагаю, что у арабских стран есть потенциальная гражданская культура, что может привести к созданию демократических институтов, — заявил в 2001 году Ричард Перл. — И думаю, что Ирак является, наверное, наилучшим местом для проверки этого предположения».
Что ж, пятнадцать лет спустя ему не на что жаловаться! Его предположение было проверено, все в порядке — разрушающие испытания проведены полностью. Похоже, Перлу и его команде на самом деле не пришло в голову, что, даже если «демократические институты» и будут созданы в Ираке (или Иране, или Ливане, или в любой другой арабской или мусульманской стране), то выборы, проведенные при их правлении, приведут к результатам весьма неприятным для Вашингтона. Что будут избраны политики, партии и правительства крайне враждебные Соединенным Штатам, Израилю и Западу, поскольку это будет выражать мнение народа, или «демоса» — как в слове «демократия».
Не слушайте английского комментатора — прислушайтесь к мнениям двух знаменитых американцев. Когда Аарон Дэвид Миллер (Aaron David Miller) служил в Госдепартаменте, он много внимания уделял мирному процессу (как известно, напрасно) и после ухода из Госдепа написал прекрасную книгу с необыкновенно удачным названием. Книга «Земля слишком обетованная: смутные надежды Америки на арабо-израильский мир» (The Much Too Promised Land: America’s Elusive Search for Arab-Israeli Peace) стоит потраченных на нее денег — благодаря двум замечаниям автора. Он говорит, что американцы увязли на Ближнем Востоке — в регионе, который они и бросить не могут, но в котором и исправить ничего не могут. И в котором, как говорит Миллер, Америку «не любят, не уважают и не боятся».
А Филипп Гордон (Philip Gordon), работавший ранее в Белом доме при президенте Обаме специальным помощником и координатором по Ближнему Востоку, лаконично подытожил недавний американский опыт: «США вмешались в дела Ирака и захватили его, и в результате произошла дорогостоящая трагедия. США вмешались в Ливию, но страну не захватили, а в результате произошла дорогостоящая трагедия. В Сирию США не вмешивались и страну не захватывали, но в результате — дорогостоящая трагедия».
И теперь получается, что из этого можно сделать очевидный вывод, что чтобы США не предпринимали в этих странах, у них ничего не получается. И что у Вашингтона нет хороших способов урегулирования проблем на Ближнем Востоке — нет хороших вариантов и нет реальных хороших результатов. Циничный принцип Рузвельта «он сукин сын, но он наш сукин сын» просто не работает в том регионе, где все — сукины дети.
Конечно же, речь идет не о простых народах Ирака, Сирии и Египта — мужчинах, женщинах и детях, большинство из которых просто хотят, чтобы их оставили в покое, чтобы жить в мире. Речь о другом. С точки зрения американцев, нет благонамеренных политических игроков, нет настоящих друзей или даже предсказуемых врагов. Как сказал один израильский политик, «в этих краях, враг моего врага — все равно мой враг».
Разве можно сделать более важный вывод? Если односторонняя интервенция предыдущей администрации стала полным провалом, и если альтернативная политика Обамы имела очень ограниченный успех, может быть настало время кардинально пересмотреть роль США в качестве предполагаемой, но не очень успешной мировой сверхдержавы? Не исключено, что этим подсознательно и руководствуются те, кто поддерживает невероятную личность — Дональда Трампа.
