Наш автор Ник Афанасьев вот уже два месяца путешествует по России, и делает он это для того, чтобы ответить на два вопроса: «Как живут и о чем думают россияне? И почему они такие?»
Город, в котором я родился, попал в главные мировые новости один единственный раз, и произошло это из-за метеорита. 15 февраля 2013 года «небо вдруг стало белым», вспоминает моя тетя. А кузина рассказывает, что панельный дом, в котором она с семьей тогда проживала, зашатался, она не понимала, что происходит, и просто подумала: «Это конец». К счастью, во время метеоритного дождя никто не погиб. Впечатляет самый крупный сохранившийся кусок метеорита, который можно увидеть в музее Челябинска. Он весит около 600 килограммов, поверхность — неровная, и он действительно имеет какой-то внеземной вид. Но конечно, это всего лишь камень. Метеорит Челябинска как искусство Ай Вэйвэй (Ai Wei Wei): какие-то изогнутые металлические прутья из обрушившегося где-то в Китае детского дома. Необходима инструкция, чтобы кого-то убедить.
Челябинск расположен на географической границе Европы и Азии, к востоку от Москвы — примерно полтора дня езды из столицы, к северу от границы с Казахстаном.
Челябинск запомнился мне как очень серый город. Самый светлый момент миллионный город — а заодно и вся страна — пережил во время Второй мировой войны, когда сюда — подальше от фронта — перевезли важные фабрики. Т34, «Катюши»: во времена Советского Союза Челябинск играл ключевую роль в сфере производства военной продукции и поэтому получил прозвище «Танкоград». Недалеко проводились и ядерные исследования — в закрытых городах, в которые никто не имел права въезжать, и у которых были номера вместо названий.
Роль города как оплота военной промышленности, а также долгая и холодная зима стали, видимо, причиной того, что у горожан — особая репутация. В Челябинске уже много лет назад появилась собственная категория анекдотов. Они выглядят примерно так:
Челябинские мужики так суровы, что они пьют свой кофе с солью.
Челябинские мужики так суровы, что они не стригут ногти, а кладут свои руки на рельсы и ждут поезда.
Челябинские мужики так суровы, что когда сморкаются, зажимают пальцами обе ноздри.
Челябинские мужики так суровы, что они не пьют кофе, а жрут его ложками из банки.
Челябинские мужики так суровы, что никогда не выплевывают зубную пасту после того, как почистят зубы.
Встречаются и вариации а-ля «водители автобусов в Челябинске так суровы, что они не останавливаются на остановках, а проезжают мимо со скоростью всего 50 км/ч». В принципе, шаблон понятен. Да, есть и такое: челябинские мужики так суровы, что Чак Норрис признал себя челябинским мужиком.
Тот, кто может себе позволить, приобретает домик за пределами города и с удовольствием его покидает. Так сказать, из серой зоны в зеленую полосу. Когда-то «летняя» формула, к которой прибегали и мои родители, гласила так: вывезти детей из города. Одним из убежищ была деревня Харино, расположенная к северо-востоку от города; там был дом моего дедушки с бабушкой. Я отправляюсь туда, чтобы посмотреть, как все изменилось. Центральная часть деревни сохранилась, три дюжины домов, проселочные дороги, неопытного человека рано утром выводит из себя гиперактивный петух.
Единственная выбивающаяся из картины постройка — церковь, которая во времена моего детства была полуразрушена и служила амбаром. Вместе с друзьями я влезал в окно, и затем мы, как Дагоберт Дак в своем золотохранилище, погружались в зерно, которое, казалось, было бесконечно. Сейчас церковь полностью отреставрирована; это единственная постройка на площади, наряду с обязательным памятником, посвященным Второй мировой войне, за которой тщательно ухаживают — как и во многих российских деревнях.
С церковной башни открывается вид на новые виллы, большие дома на огромных земельных участках, появившиеся вокруг деревни.
Церковь и памятник в центре деревни — для стариков, которые там живут. А богатые молодые остаются за ее пределами, за высокими заборами своих домов; они — сами для себя страна, им этого довольно.
Челябинск не стал жемчужиной архитектуры даже к 2016 году. Оптически он проигрывает, именно когда сравниваешь его с крупными городами Урала, например, Екатеринбургом, которого отличают роскошные дома царских времен и высотные здания. Но несмотря на это, как будто исчезла та тяжесть, которая раньше нависала над всем как серый дым из фабричных труб. Над центральной площадью Революции возвышается, как и в прежние времена, неизбежный Ленин, мощный и нерушимый, как метеорит своего времени. Однако у подножия памятника разбит парк для катания на скейтбордах, где молодые люди с зелеными и голубыми волосами «летают» по асфальту. Неподалеку начинается улица Кирова, пешеходная зона, где летом действительно возникает гламурная атмосфера.
Монмартр, где ты?
Там, в середине улицы, я присел напротив обелиска, «указателя» на центр города. Один час, проведенный в пешеходной зоне Челябинска, города суровых мужчин, танков и «укрощенных» небесных тел. Исконно русский город.
По всей улице — магазины и рестораны. Один из магазинов предлагает немецкую обувь, даже распродает ее. Рядом — китайский ресторан, за этот час в него не вошел ни один человек. Напротив — американский дайнер Pretty Betty с пестрой неоновой вывеской. Рядом с ним — ресторан Zanzibar Beach BBQ. За исключением того, что здесь на самом деле нет никакого пляжа с намеком на Beach BBQ (Бич Барбекю), все заведения вполне гармонично «впитали» западные веяния. Только единственное высотное офисное здание из стекла имел несколько потерянный вид.
Саксофонисту удается сделать так, что улица оказывается во власти меланхоличного настроения. Монмартр, где ты? Люди проходят мимо, множество парочек, немного стариков, худой мужчина в татуировках. Прошло довольно много времени, пока я понял, чего же там, собственно, не хватает. Не в том смысле, что это должно быть, а в том, что это ведь всегда есть, по крайней мере, для меня, жителя Берлина: больные и инвалиды, нищие, изгои. Практически не было людей с другим цветом кожи или явно другого происхождения. Это — повторю, для жителя Берлина — необычайно гомогенная масса людей.
Недалеко от обелиска — вечный огонь в память солдат, погибших на Второй мировой войне, а в самой пешеходной зоне установлено несколько тиров. Привет от AK47. За первыми рядами прекрасно отреставрированных кирпичных домов видна пара серых зданий: единственное заметное советское влияние. А так доминирует аккуратная пешеходная зона в духе Pretty-Betty-Beach-BBQ, шикарный променад в приятном месте. Центр Челябинска — это не столько Танкоград, сколько «отшлифованная» русская интерпретация западного стиля жизни, подобие старого доброго времени Запада, которого в таком виде, вероятно, никогда там и не было. Это приблизительно времена Чака Норриса. Добро и тогда не всегда одерживало победу, но считалось, что все-таки известно, где находится зло.
Я думал обо всем этом, пока сидел у обелиска. И тут мимо меня пробегает дедушка, на нем бейсболка козырьком назад и сетчатая рубашка, он насвистывает мелодию — в центре Челябинска — и тем самым сводит как-то к абсурду все мысли о городской и национальной идентичности.
Челябинские мужики так суровы, что они надевают свои рыболовные сети, когда идут гулять, и им по барабану.
