Достаточно сопоставить несколько новостей последних дней из Украины и России, и становится понятно: что-то готовится. В оккупированный и аннексированный Крым доставлены усовершенствованные российские системы С-400 для комплекса ПВО. Москва также заявила, что еще в сентябре проведет на полуострове войсковые учения, нацеленные на предотвращение нападения с использованием оружия массового поражения, что вызывает вопрос: от кого там собрались защищаться, если у Украины нет подобного оружия? Кроме того, Кремль обвинил украинское правительство в том, что оно отправило в Крым «террористов», сославшись на то, что при операции по предотвращению якобы запланированных ими взрывов погибли два российских бойца. Правительство Украины отрицает, что имеет к этому какое-либо отношение. Арестованный в Крыму человек по имени Евгений Панов, который в заключении уже признался в подготовке саботажа, по словам Киева, является бывшим украинским военнослужащим, который в последнее время работал в одной гуманитарной организации.
Все это является буквально хрестоматийной прелюдией, в особенности если вспомнить, что в последние недели Путин продолжал заменять старые «кагэбэшные» кадры, бывшие с ним еще со времен работы в Санкт-Петербурге.
И хотя западные страны, включая Чехию, ввели против России за ее агрессивные действия на Украине экономические санкции, они по-прежнему в ослеплении заявляют о том, что отправлять оружие Киеву нельзя, потому что в любого рода войне с Москвой Украина все равно проиграла бы, но жертв было бы больше. Возможно, с математической точки зрения это и верно, однако, с другой стороны, если Путин и впредь будет отторгать у этой страны территории почти без потерь в собственных рядах, как это было с Крымом, то что помешает ему продолжить в том же духе где-нибудь еще?
За последние два с половиной года Украина могла многих разочаровать медлительностью своих реформ, своей коррумпированностью и прочим. Но речь идет о большем, чем одна Украина. Тот факт, что она не получает с Запада оружия, в глазах Путина является ничем иным, как сигналом о том, что все мы — слабаки, а он может делать все, что захочет.
