Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Пресса все чаще пишет об успехах коалиции и российских сил в борьбе с Исламским государством на сирийско-иракском фронте. ИГ, конечно, еще не побеждено, но в какой мере его исчезновение могло бы пробудить другие, сегодня еще латентные конфликты? Какие конкретно вопросы тут стоят? В чем основные препятствия для объединения Ирака в том виде, в каком он был до операции «Иракская свобода»?
Многие коалиции, прежде всего в Ираке, были созданы с одной целью: положить конец Исламскому государству. Перед лицом большего зла на свет появились весьма причудливые альянсы… Но напряженность может вновь подскочить, как только цель будет достигнута.
Atlantico: Пресса все чаще пишет об успехах коалиции и российских сил в борьбе с Исламским государством на сирийско-иракском фронте. ИГ, конечно, еще не побеждено, но в какой мере его исчезновение могло бы пробудить другие, сегодня еще латентные конфликты? Какие конкретно вопросы тут стоят?
Александр Дель Валль: Нет сомнений, что в случае окончательной победы над Исламским государством, до чего, кстати говоря, еще далеко, некоторые существующие в настоящий момент коалиции могут распасться. Так, например, в Сирии коалиция арабов и курдов (именно она представляет самые весомые результаты с фронта) держится лишь из-за наличия общего врага. Сирийские националисты не могут смириться с провозглашенной независимостью Сирийского Курдистана на севере страны.
Кроме того, курды залезли и на территорию арабов, туркменов и прочих народов. Напряженность неизбежно возрастет. В Ираке существует похожая проблема: курды и шииты объединились против ИГ, но в случае победы над ним отвоевание Мосула станет огромным, даже непреодолимым камнем преткновения.
Геополитика в чистом виде: борьба за власть над территорией с несколькими претендентами и будущими врагами, как в Сирии, так и в Ираке. Мосул станет центром всех притязаний. Курды и арабы (это не говоря уже о соперничестве шиитов и суннитов) не смогут договориться о принадлежности города. Курды считают, что Мосул исторически является их городом и должен вернуться к ним, хотя и арабизировался на протяжение нескольких десятилетий. Кроме того, в окрестностях находятся богатые резервы нефти, а Мосул — крупнейший город севера страны, расположенный неподалеку от Турции и Сирии. Первый, кто вступит в город, возьмет его и окажется в состоянии конфликта со всеми теми, кто его не контролируют. Если, конечно, не будет переговоров между шиитскими центральными властями, Ираном и суннитскими силами.
После победы над ИГ напряженность неизбежно вырастет, потому что сегодня не видно хоть сколько-нибудь прочной договоренности между арабами, курдами, туркменами, езидами и всеми прочими. Картина предельно далека от объединяющего иракского национализма, который долгое время находился в руках суннитов курдов и шиитов…
Вопросов в таких конфликтах стоит огромное множество. Не только религиозные и территориальные, но и экономические и нефтяные. Мосул представляет собой чрезвычайно важную зону нефтедобычи, которую будут ожесточенно оспаривать. Кроме того, он успел побывать ассирийским, арабским, курдским и османским, в связи с чем на него претендуют различные народы и даже государства, потому что Турция так и не смирилась с потерей, а ее армия не позволит курдам взять его (сейчас город представляет собой арабский анклав между двух курдских). Иракские арабы тоже не примут это без сопротивления. Таким образом, тут переплетаются лингвистические, территориальные, геополитические, экономические и, разумеется, религиозные вопросы.
По факту, Ирак поделен на несколько зон. На юге находятся арабские шииты и сунниты, тогда как на севере живут арабские сунниты, курды, езиды, туркмены, христиане и т.д. Жестких границ тут нет, и в центре и на юго-востоке страны встречаются говорящие на фарси общины. Таким образом, даже если говорить о федеративной модели для Ирака, сложно сказать, какие зоны будут находиться под контролем тех или иных народностей или групп из-за векового смешения, а также того, что все будет определяться расстановкой сил, когда начнется противостояние шиитов, суннитов и курдов (три главные силы в стране). Недавние столкновения между туркменами-шиитами и курдами у Туз-Хормату, вероятно, служат лишь предвестником грядущей ситуации в Ираке, которая не затихнет с победой над ДАИШ и не отличалась спокойствием в прошлом.
Мне кажется, что, как это часто бывает в таких ситуациях, последнее слово останется за сильнейшим. Те, кто покажут наилучшие результаты, смогут добиться победы, к чему, судя по всему, стремятся иракские курды, пусть они продвигаются вперед и с большей осторожностью, чем их братья-соперники из Сирии. Хотя лидеры курдов говорят о переговорах с суннитами и багдадскими шиитами, историческая победа стала бы для них самым настоящим реваншем за 1920 год (Севрский мир), когда после поражения Османской империи им было обещано независимое государство на территории современных Сирии, Ирака и Турции. Тем не менее они его так и не получили, потому что Ататюрк и его арабские коллеги были против, а западные державы не стали бороться за реализацию договора, который, кстати, был одобрен Лигой наций. Как бы то ни было, если соотношение сил это позволит, а арабские партнеры не пойдут на уступки в рамках будущего децентрализованного Ирака, они не упустят возможность при отсутствии альтернативы.
— Как изменилась обстановка в Ираке с американского вмешательства в 2003 году? В чем основные препятствия для объединения Ирака в том виде, в каком он был до операции «Иракская свобода»? Нынешняя ситуация все больше напоминает фактический раздел территории, и может ли это закрепиться после ликвидации ИГ?
— Существует огромное препятствие для объединения Ирака в том виде, в каком он существовал до американского вмешательства, которое уничтожило не просто режим Саддама Хусейна, а всю структуру государства в рамках стратегии хаоса и переустройства Ближнего Востока.
Играя с огнем, американцы выпустили на свободу силы, которые никто не может удержать под контролем. За это придется дорого и долго расплачиваться.
Расположившаяся в центре страны иракская центральная власть находится в руках жаждущих взять реванш шиитов, однако сам Багдад представляет собой смешанный город между огромным «шиитостаном» на севере и «суннистаном» на юге. Последний оказался в руках ДАИШ, потому что население больше не собиралось терпеть доминирование мстительных шиитов при поддержке соседнего Ирана. Шииты хотят поквитаться за годы гонений при Саддаме Хусейне, когда у руля стояли представляющие меньшинство сунниты (на шиитов приходится 60% населения). Шиитское правительство аль-Абади и проиранские отряды, разумеется, не пользуются поддержкой большинства суннитов и племен, которые встали на сторону ИГ в 2013 году. Сильнейшие суннитские племена согласятся участвовать в окончательной победе над ИГ и формировании нового государства с шиитами только в рамках глобального соглашения и при наличии гарантий расширения их участия в управлении страной (они были лишены этого со времен американского политического безумия по ликвидации режима Хусейна). Как бы то ни было, сегодня таких гарантий не существует. Шииты еще далеко не успокоились, хотя нынешний премьер действует разумнее своего предшественника Нури аль-Малики, который во многом способствовал подъему ДАИШ своей радикальной антисуннитской политикой.
Шиитское руководство и неподконтрольные ему отряды (они делают, что хотят, не подчиняясь багдадским властям) продолжают питать ненависть к суннитам, погрязли в коррупции и получают активную поддержку Ирана (тот воспользовался устроенным США хаосом для расширения своего стратегического влияния к югу Ирака и бывшим регионам Персии). Они тоже не заинтересованы в едином и суверенном Ираке. Курды тем более… Этот конфликт шиитов и суннитов представляет собой первое препятствие, а на него рано или поздно наложится ожесточенное противостояние курдов, арабов и туркменов. Сегодня все они на ножах. Поэтому не исключено, что после победы над ИГ и битвы за Мосул Ирак погрязнет в гражданской войне.
Такой раздел иракского государства, разумеется, не будет официально признан или закреплен действующей властью, шиитской или суннитской, потому что арабы обеих конфессий хотят контролировать Ирак и сохранить его единым ради собственной выгоды: никто не хочет, чтобы государство поделилось на две части, и тем более выпускать одну из них из рук. Все стремятся контролировать все государство и навязать свою систему остальным. Единственные, кто хотят раздела Ирака, это курды. Но они уже де факто независимы, а Курдистан представляет собой самый безопасный и процветающий регион Ирака, с которым Запад, Израиль и Турция могут спокойно вести торговлю, в отличие от погруженной в хаос остальной части страны. Но большинство арабов категорически против раздела. Полный раздел может произойти только по итогам победы сепаратистов в гражданской войне при поддержке иностранных держав, о чем не приходится говорить в настоящий момент (Анкара никогда не примет окончательное и официальное отделение Курдистана, а ее хорошие отношения с иракскими курдами связаны с тем, что те ведут себя осторожнее и не так открыто выступают за сепаратизм, как их собраться из Сирии и Турции).
Мне кажется, что для предотвращения раздела и гражданской войны лучшим решением была бы организация иракской федерации вокруг центрального государства, как мы писали с Рандой Кассис в книге «Понимание сирийского хаоса, от арабских революций до мирового джихада». Такая федеральная система предоставила бы широкий контроль на местном уровне различным группам, не дала одним меньшинствам подавить другие и сохранила единую форму государства. Именно этого, кстати, и требуют курды, которые не стали провозглашать свою независимость, хотя де факто уже частично обладают ей. Даже в рамках сражения за Мосул представители курдов говорят о необходимости вести переговоры с центральным правительством. Они осознают, что при нынешней расстановке сил заинтересованы в переговорах о будущем федеральном статусе. Но если расклад изменится, события могут развиваться любыми путями.
— К каким в целом последствиям может привести исчезновение ИГ? Чего можно ждать от Ирана, Саудовской Аравии и Турции?
— Думаю, что от Ирана не стоит ждать каких-то радикальных перемен. Иран был заинтересован в том, чтобы ИГ играло роль пугала в Ираке: это позволяло ему представлять себя в качестве «защитника» шиитов, которые оказались под ударом ненавидящего их ДАИШ.
Это прозвучит цинично, но у Исламского государства есть одна положительная сторона: оно не дает некоторым группам поубивать друг друга, предоставляя им общего врага. Турция, Запад, Саудовская Аравия, Россия, Иран… все они в конечном итоге договорились о необходимости борьбы с ИГ, которое совершило страшную ошибку, настроив всех против себя терактами, в том числе и на территории бывших турецких и саудовских покровителей. В такой ситуации оно обречено рано или поздно погибнуть как территориальное образование, но не как идеология, потому что парадигма тоталитарного халифата представляет собой транснациональную утопию, которая вновь всплывет на поверхность в какой-нибудь хаотичной и неконтролируемой зоне.
Если конкретнее, в конце концов, старые конфликты вновь дадут о себе знать, а противоестественные альянсы распадутся. Во время головокружительного взлета ИГ с 2012 по 2014 год мы опасались разрушения границ и соглашений Сайкса-Пико, но, по факту, проблема так и осталась. Озлобленность этих религиозно-этнических групп друг на друга просто огромна. Как и их соперничество. На фоне борьбы с ДАИШ некоторые не постеснялись воспользоваться вакуумом и расширить свою территорию, как, например, курды. Старое противостояние ставит под угрозу не одно национальное государство: прежде всего это касается самых хрупких и искусственных. Вполне вероятно, что некоторые из них начнут разваливаться. Иордания, Ливан, Йемен, Ливия — все эти страны очень хрупки. Сюда также следует отнести Саудовскую Аравию, где существует раскол не только между суннитами и шиитами, но и региональными племенами и стоящими у власти кланами.
Более того, ИГ скорее пробудило, а не создало этот сепаратизм. Самые устойчивые государства вроде Египта (он остается таковым благодаря своей армии), Турции и Ирана смогут сохранить территориальное единство и извлечь выгоду из ситуации. Другие страны, например, Йемен, Сирия, Ирак, Саудовская Аравия, Кувейт и Катар, намного хрупкие. Последние три из них пользуются протекцией Запада, но все равно являются очень разнородными, а их основы неустойчивы. В будущем в этой зоне мне видятся две категории стран. Прежде всего, это сильные национальные государства, которым по силам удержать сепаратистски настроенные меньшинства: Иран, Турция, Египет. В то же время Сирия, Ирак, Иордания, Саудовская Аравия и Йемен не застрахованы от гражданской войны и «суданского синдрома» (то есть последующего разделения)…
Вопросов в таких конфликтах стоит огромное множество. Не только религиозные и территориальные, но и экономические и нефтяные. Мосул представляет собой чрезвычайно важную зону нефтедобычи, которую будут ожесточенно оспаривать. Кроме того, он успел побывать ассирийским, арабским, курдским и османским, в связи с чем на него претендуют различные народы и даже государства, потому что Турция так и не смирилась с потерей, а ее армия не позволит курдам взять его (сейчас город представляет собой арабский анклав между двух курдских). Иракские арабы тоже не примут это без сопротивления. Таким образом, тут переплетаются лингвистические, территориальные, геополитические, экономические и, разумеется, религиозные вопросы.
По факту, Ирак поделен на несколько зон. На юге находятся арабские шииты и сунниты, тогда как на севере живут арабские сунниты, курды, езиды, туркмены, христиане и т.д. Жестких границ тут нет, и в центре и на юго-востоке страны встречаются говорящие на фарси общины. Таким образом, даже если говорить о федеративной модели для Ирака, сложно сказать, какие зоны будут находиться под контролем тех или иных народностей или групп из-за векового смешения, а также того, что все будет определяться расстановкой сил, когда начнется противостояние шиитов, суннитов и курдов (три главные силы в стране). Недавние столкновения между туркменами-шиитами и курдами у Туз-Хормату, вероятно, служат лишь предвестником грядущей ситуации в Ираке, которая не затихнет с победой над ДАИШ и не отличалась спокойствием в прошлом.
Мне кажется, что, как это часто бывает в таких ситуациях, последнее слово останется за сильнейшим. Те, кто покажут наилучшие результаты, смогут добиться победы, к чему, судя по всему, стремятся иракские курды, пусть они продвигаются вперед и с большей осторожностью, чем их братья-соперники из Сирии. Хотя лидеры курдов говорят о переговорах с суннитами и багдадскими шиитами, историческая победа стала бы для них самым настоящим реваншем за 1920 год (Севрский мир), когда после поражения Османской империи им было обещано независимое государство на территории современных Сирии, Ирака и Турции. Тем не менее они его так и не получили, потому что Ататюрк и его арабские коллеги были против, а западные державы не стали бороться за реализацию договора, который, кстати, был одобрен Лигой наций. Как бы то ни было, если соотношение сил это позволит, а арабские партнеры не пойдут на уступки в рамках будущего децентрализованного Ирака, они не упустят возможность при отсутствии альтернативы.
— Как изменилась обстановка в Ираке с американского вмешательства в 2003 году? В чем основные препятствия для объединения Ирака в том виде, в каком он был до операции «Иракская свобода»? Нынешняя ситуация все больше напоминает фактический раздел территории, и может ли это закрепиться после ликвидации ИГ?
— Существует огромное препятствие для объединения Ирака в том виде, в каком он существовал до американского вмешательства, которое уничтожило не просто режим Саддама Хусейна, а всю структуру государства в рамках стратегии хаоса и переустройства Ближнего Востока.
Играя с огнем, американцы выпустили на свободу силы, которые никто не может удержать под контролем. За это придется дорого и долго расплачиваться.
Расположившаяся в центре страны иракская центральная власть находится в руках жаждущих взять реванш шиитов, однако сам Багдад представляет собой смешанный город между огромным «шиитостаном» на севере и «суннистаном» на юге. Последний оказался в руках ДАИШ, потому что население больше не собиралось терпеть доминирование мстительных шиитов при поддержке соседнего Ирана. Шииты хотят поквитаться за годы гонений при Саддаме Хусейне, когда у руля стояли представляющие меньшинство сунниты (на шиитов приходится 60% населения). Шиитское правительство аль-Абади и проиранские отряды, разумеется, не пользуются поддержкой большинства суннитов и племен, которые встали на сторону ИГ в 2013 году. Сильнейшие суннитские племена согласятся участвовать в окончательной победе над ИГ и формировании нового государства с шиитами только в рамках глобального соглашения и при наличии гарантий расширения их участия в управлении страной (они были лишены этого со времен американского политического безумия по ликвидации режима Хусейна). Как бы то ни было, сегодня таких гарантий не существует. Шииты еще далеко не успокоились, хотя нынешний премьер действует разумнее своего предшественника Нури аль-Малики, который во многом способствовал подъему ДАИШ своей радикальной антисуннитской политикой.
Шиитское руководство и неподконтрольные ему отряды (они делают, что хотят, не подчиняясь багдадским властям) продолжают питать ненависть к суннитам, погрязли в коррупции и получают активную поддержку Ирана (тот воспользовался устроенным США хаосом для расширения своего стратегического влияния к югу Ирака и бывшим регионам Персии). Они тоже не заинтересованы в едином и суверенном Ираке. Курды тем более… Этот конфликт шиитов и суннитов представляет собой первое препятствие, а на него рано или поздно наложится ожесточенное противостояние курдов, арабов и туркменов. Сегодня все они на ножах. Поэтому не исключено, что после победы над ИГ и битвы за Мосул Ирак погрязнет в гражданской войне.
Такой раздел иракского государства, разумеется, не будет официально признан или закреплен действующей властью, шиитской или суннитской, потому что арабы обеих конфессий хотят контролировать Ирак и сохранить его единым ради собственной выгоды: никто не хочет, чтобы государство поделилось на две части, и тем более выпускать одну из них из рук. Все стремятся контролировать все государство и навязать свою систему остальным. Единственные, кто хотят раздела Ирака, это курды. Но они уже де факто независимы, а Курдистан представляет собой самый безопасный и процветающий регион Ирака, с которым Запад, Израиль и Турция могут спокойно вести торговлю, в отличие от погруженной в хаос остальной части страны. Но большинство арабов категорически против раздела. Полный раздел может произойти только по итогам победы сепаратистов в гражданской войне при поддержке иностранных держав, о чем не приходится говорить в настоящий момент (Анкара никогда не примет окончательное и официальное отделение Курдистана, а ее хорошие отношения с иракскими курдами связаны с тем, что те ведут себя осторожнее и не так открыто выступают за сепаратизм, как их собраться из Сирии и Турции).
Мне кажется, что для предотвращения раздела и гражданской войны лучшим решением была бы организация иракской федерации вокруг центрального государства, как мы писали с Рандой Кассис в книге «Понимание сирийского хаоса, от арабских революций до мирового джихада». Такая федеральная система предоставила бы широкий контроль на местном уровне различным группам, не дала одним меньшинствам подавить другие и сохранила единую форму государства. Именно этого, кстати, и требуют курды, которые не стали провозглашать свою независимость, хотя де факто уже частично обладают ей. Даже в рамках сражения за Мосул представители курдов говорят о необходимости вести переговоры с центральным правительством. Они осознают, что при нынешней расстановке сил заинтересованы в переговорах о будущем федеральном статусе. Но если расклад изменится, события могут развиваться любыми путями.
— К каким в целом последствиям может привести исчезновение ИГ? Чего можно ждать от Ирана, Саудовской Аравии и Турции?
— Думаю, что от Ирана не стоит ждать каких-то радикальных перемен. Иран был заинтересован в том, чтобы ИГ играло роль пугала в Ираке: это позволяло ему представлять себя в качестве «защитника» шиитов, которые оказались под ударом ненавидящего их ДАИШ.
Это прозвучит цинично, но у Исламского государства есть одна положительная сторона: оно не дает некоторым группам поубивать друг друга, предоставляя им общего врага. Турция, Запад, Саудовская Аравия, Россия, Иран… все они в конечном итоге договорились о необходимости борьбы с ИГ, которое совершило страшную ошибку, настроив всех против себя терактами, в том числе и на территории бывших турецких и саудовских покровителей. В такой ситуации оно обречено рано или поздно погибнуть как территориальное образование, но не как идеология, потому что парадигма тоталитарного халифата представляет собой транснациональную утопию, которая вновь всплывет на поверхность в какой-нибудь хаотичной и неконтролируемой зоне.
Если конкретнее, в конце концов, старые конфликты вновь дадут о себе знать, а противоестественные альянсы распадутся. Во время головокружительного взлета ИГ с 2012 по 2014 год мы опасались разрушения границ и соглашений Сайкса-Пико, но, по факту, проблема так и осталась. Озлобленность этих религиозно-этнических групп друг на друга просто огромна. Как и их соперничество. На фоне борьбы с ДАИШ некоторые не постеснялись воспользоваться вакуумом и расширить свою территорию, как, например, курды. Старое противостояние ставит под угрозу не одно национальное государство: прежде всего это касается самых хрупких и искусственных. Вполне вероятно, что некоторые из них начнут разваливаться. Иордания, Ливан, Йемен, Ливия — все эти страны очень хрупки. Сюда также следует отнести Саудовскую Аравию, где существует раскол не только между суннитами и шиитами, но и региональными племенами и стоящими у власти кланами.
Более того, ИГ скорее пробудило, а не создало этот сепаратизм. Самые устойчивые государства вроде Египта (он остается таковым благодаря своей армии), Турции и Ирана смогут сохранить территориальное единство и извлечь выгоду из ситуации. Другие страны, например, Йемен, Сирия, Ирак, Саудовская Аравия, Кувейт и Катар, намного хрупкие. Последние три из них пользуются протекцией Запада, но все равно являются очень разнородными, а их основы неустойчивы. В будущем в этой зоне мне видятся две категории стран. Прежде всего, это сильные национальные государства, которым по силам удержать сепаратистски настроенные меньшинства: Иран, Турция, Египет. В то же время Сирия, Ирак, Иордания, Саудовская Аравия и Йемен не застрахованы от гражданской войны и «суданского синдрома» (то есть последующего разделения)…
Александр Дель Валль (Alexandre Del Valle) — геополитолог и публицист.
