Как Чехословакия переживала августовскую оккупацию 1968 года? Насколько сложно было по прошествии более 20-ти лет выдворить советские войска обратно домой? Как изменилась современная Россия, и в чем ее принципы остаются теми же? «Россия не изменилась, и Путин это подтверждает. Царская государственная идея заключается в постоянном расширении и удерживании территории. Возможно, это трудно для понимания, но, к сожалению, по-прежнему так и есть», — заявил в интервью для программы Interview ČT 24 телеканала Česká televise журналист, подписант Хартии 77, бывший министр обороны, канцлер президента Гавела, а также бывший посол в России Любош Добровский. Интервью с ним провела телеведущая Зузана Тваружкова.
«Властные амбиции Москвы сегодня те же, какими были в эру царской России и в 1968 году, когда войска Варшавского договора под руководством Советского Союза вторглись в Чехословакию. И хотя какое-то время Владимир Путин притворялся, чтобы создать в мире впечатление, что это не так, нынешняя ситуация доказывает, что остерегаться России нужно и нужно выстраивать такую армию, которая своей силой отпугнула бы РФ от нападений», — подытожил в Interview ČT 24 Любош Добровский.
ČT 24: В 2006 году Владимир Путин заявил, что признает моральную ответственность Москвы за вторжение войск Варшавского договора в Чехословакию. Был ли тогда Путин хоть немного другим, не таким, как мы знаем его сегодня?
Любош Добровский: Не был. Сегодня мы видим, что все ограничилось словами. Принцип добиваться российских целей военным вторжением даже был применен еще раз в Крыму и применяется в форме поддержки, которую Россия по-прежнему оказывает мятежной части русскоязычного населения на востоке Украины. Так что другим Путин не был — просто он понимал, что эти лживые фразы успокоят мир.
А мир позволил себя убедить, что Владимир Владимирович Путин действительно так думает, но оказалось, что все не так. Он так не считает и снова повторяет то, что нам известно еще с давних времен царской России. Царская государственная идея заключается в постоянно расширении и удерживании территории. Возможно, это трудно для понимания, но, к сожалению, по-прежнему так и есть. То, что происходит сегодня, подтверждает этот факт.
— Недавно по первой программе российского телевидения показали документальный фильм, в котором оккупация в августе 1968 года названа братской помощью Чехословакии. Россию упрекают в ее пропаганде. Как вы думаете, чем она отличается от той пропаганды, которую создают другие державы?
— Признаюсь, что я не очень понял ваш вопрос. Чем российская пропаганда отличается, скажем, от нашей?
— Россия продвигает свои интересы, и это называют пропагандой. Соединенные Штаты тоже продвигают свои интересы, но это уже пропагандой не зовется.
— Я не знаю, насколько американцы у нас продвигают свои интересы. С американской помощью нам удалось восстановить демократию. А с русской интернациональной помощью нам удалось вернуться к самой нравственно отвратительной форме коммунистического режима. В этом вся разница.
— Если вспомнить, как западный мир относится к российской угрозе, то, как вы думаете, уместны ли эти страхи? Действительно ли прибалтийским странам угрожает опасность? Нет ли тут преувеличения?
— Я убежден, что это не преувеличение. Напротив, я полагаю, что Запад недостаточно осторожен в отношениях с Россией. Мы наконец-то должны понять, что армия, которая имеет оборонный характер, выстраивается не для того, чтобы победить в оборонном бою, а для того, чтобы своей силой и боеспособностью отпугнуть вероятного агрессора.
Четыре батальона НАТО на территории Польши и прибалтийских государств не отпугнут нападающего. Так что нам придется создать такую силу, которая, даже не будучи использованной, гарантирует, что в случае использования любое нападение будет отражено.
— Однако угроз существует сразу несколько. Глава НАТО недавно уравнял угрозу российских амбиций и, например, терроризма. Каково ваше мнение?
— Что такое терроризм? Это способ крайне жестокими, предосудительными и опасными действиями добиваться какой-то цели. А мы, вместо того, чтобы искать эти цели, создаем атмосферу страха. Не мы все, а некоторые наши политики во главе с господином президентом Земаном. Это неверный путь.
Мы приходим к тому, что боимся не самого терроризма, а тех, кого подозреваем в терроризме. То есть мы считаем, что они не только могут, а точно являются террористами, потому что проповедуют ислам. Так мы впадаем в состояние, в котором не решить саму суть проблемы.
Мы не можем определенно ответить на вопрос, почему эти люди бегут. Там идет война, которую невозможно остановить? Или мы не стараемся ее остановить? Является ли война там основным мотивом? Или к ней примешиваются еще какие-то? Скажем, низкий уровень жизни этих людей? Мы не проводим никаких исследований, а только продуцируем страх, который превращает нас в толпу, и толпа — это трудно решаемая проблема.
