В начале августа российский оппозиционный политик Алексей Навальный обратился в Верховный суд (ВС) РФ с просьбой о пересмотре дела «Кировлеса», по приговору о котором он ранее получил условный срок. Основанием для обращения Навального в ВС стало вступившее в силу решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Согласно этому вердикту, дело по «Кировлесу» не было политическим, но осуждение — несправедливым. Такое решение позволило Навальному потребовать отмены приговора, лишающего его права баллотироваться на президентских выборах 2018 года. Помочь ему в ходатайстве Навальный просит Комитет министров Совета Европы.
Когда (и если) Владимир Путин получит из Совета Европы бумагу, обязывающую российское государство допустить к президентским выборам Алексея Навального, о чем он подумает, что решит? Если бы на дворе был 2013 год, то есть, если бы вместо украинской войны Россия готовилась к сочинской Олимпиаде, заботясь о том, как она будет выглядеть в глазах зарубежных партнеров, европейская бумага имела бы гораздо большее значение, чем теперь.
Но мирное время закончилось, и само слово «партнеры» в российской официальной риторике, кажется, уже не звучит даже в ироническом тоне. Конституционная норма о следовании российского законодательства международным нормам не отменена, но и не работает, а в дискуссиях о том, стоит ли вообще России подчиняться международным судам, участвует даже глава Конституционного суда Валерий Зорькин, считающий, что нет, не стоит, обойдемся своими силами, хватит слушаться врагов.
Власть с оппозицией — как кошка с мышкой
Отношения власти и оппозиции в России — это классические отношения кошки с мышкой. Власть может сажать оппозиционера Сергея Удальцова за стол с самим президентом (пусть и Дмитрием Медведевым), а через несколько месяцев бросать того же Удальцова на много лет в тюрьму. Алексею Навальному власть может обеспечить режим наибольшего благоприятствования на выборах мэра Москвы, а после выборов с тем же энтузиазмом устроить ему еще несколько уголовных дел, включая то, по которому в тюрьму посажен его брат.
Иллюзия политического процесса
Ни в коем случае нельзя сказать, что власть ведет с оппозицией войну на уничтожение, более того — уничтожение оппозиции было бы невыгодно самой власти (с кем она в этом случае будет играть?). Перед нами бесконечная череда закручивания гаек и их ослабления — туда— сюда, туда— сюда, туда-сюда. Это не бессмысленная игра — создается впечатление непрерывного и напряженного политического процесса, борьбы за власть, в ходе которой целый класс чиновников и политиков зарабатывает деньги, движется по карьерным лестницам, ну, и заодно выполняет свои прямые обязанности, а именно — обеспечивает безусловную несменяемость власти.
Если для дополнительной интриги на очередных президентских выборах Кремлю потребуется Навальный, то его, конечно, допустят, а все юридические ограничения куда— то денутся сами по себе. Для участия Навального в президентских выборах 2018 года необходимо выполнение двух условий — чтобы Кремлю это зачем— то было нужно, и чтобы Кремль был уверен, что никакой опасности ему это не несет.
Неизбранные президенты
Характерный штрих к портрету российской власти — единственным в российской истории человеком, носившим титул «избранного президента», был Дмитрий Медведев. Собственно, для него этот статус в 2008 году и был учрежден. Кроме Медведева, который на момент избрания президентом был первым вице— премьером в правительстве (и здесь тоже нужна важная оговорка — формальная должность Медведева значения не имела, он был прежде всего преемником Владимира Путина), статус «избранного президента» был не нужен никому.
На всех других президентских выборах и до, и после 2008 года президентом каждый раз становился человек, и так по факту являвшийся первым лицом; даже на выборах 1991 года, которые в массовом сознании являются победой демократического кандидата над тоталитарной системой, Борис Ельцин победил, уже будучи главой Российской Федерации, пусть и не президентом.
Смена власти только в результате экстремального потрясения
Иными словами, власть в России не менялась в результате президентских выборов вообще никогда, и эта несменяемость заложена в самой архитектуре государственного устройства страны. Если вдруг независимый политик всерьез решит бросить вызов Кремлю, то на его пути окажется несколько неприступных рубежей обороны: если не посадят, то не допустят, если допустят, то снимут с выборов, если не снимут, то подтасуют — сделают что угодно, но победителем всегда будет тот, кого запланировали в Кремле.
В этом смысле показательна реакция другого влиятельного оппонента российской власти Михаила Ходорковского. Приветствуя инициативу Алексея Навального, Ходорковский прямо говорит, что победить на этих выборах невозможно: «Для этого нужна была бы готовность общества хотя бы к массовому ненасильственному протесту, а скорее и к вооруженному противостоянию, которое власть несомненно спровоцировала бы».
Слова о вооруженном противостоянии звучат пугающе, но при этом вполне реалистично. В системе, когда и суды, и избиркомы по факту подчинены президентской администрации, реальная смена власти может стать только результатом какого— то экстремального потрясения.
