В далеком от нас 1932 году выдающийся российский физиолог Иван Павлов — академик и Нобелевский лауреат — так определил главные причины популярности тоталитарных идей в России и преданности большинства россиян деспотической власти, под какими бы лозунгами она ни выступала: «Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека — он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами».
С позиции сегодняшнего дня стоит спросить себя: прав ли был выдающийся ученый? Или, возможно, он был крайне неполиткорректен, говоря такое о своем народе? С моей точки зрения, его позиция, высказанная в условиях сталинского тоталитарного режима, в любом случае заслуживает уважения и принятия к сведению.
Не меньший эвристический потенциал, кажется, имеет и сформулированная в те же годы концепция западного философа и психоаналитика Эриха Фромма, которую он высказал впоследствии в книге «Бегство от свободы». По Фромму, определенные общественные обстоятельства, неблагоприятные для человеческой самореализации и счастья, связанные с распадом предыдущего типа общественных связей и возникновением неуверенности в себе изолированного индивида, стимулируют возникновение массового невротического по своей сути состояния, когда возникает соблазн отказа от свободы в пользу преодоление одиночества и получения гарантий хотя бы минимального благополучия. Уверенность в себе, внутреннюю силу индивид приобретает не за счет мобилизации ресурсов собственного «Я» и дружеских отношений с другими индивидами, а благодаря подчинению обезличенным механизмам автократической власти. Эта внешняя сила становится неким «волшебным помощником» человека, который добровольно подчиняет себя внешнему авторитету — партии, государству, вождю, «закону и порядку» как самоценности.
Что ж, свою роль сыграли и времена Ивана Грозного, и сотни лет самодержавия, и рабское состояние крестьянства, известное под фальшивым именем «крепостного права», и все те колоссальные трагедии, которые происходили за последние сто лет с русским народом — и не в последнюю очередь благодаря определенным качествам большинства этого народа. Но не будем слишком углубляться в историю, посмотрим на последние 25 лет, прошедшие со времени «августовского путча». Падение коммунизма и провозглашение демократии было с энтузиазмом воспринято большинством общества. Но настроения ощутимо изменились в силу вопиющей непривлекательности рыночных (точнее, квазирыночных) реформ, которые в своей основе имели переход производственных, сырьевых и торговых мощностей из корпоративно-бюрократической к кланово-олигархической собственности, а для основной массы населения свелись к резкому обнищанию и потере трудовых мотиваций. «Лихие девяностые» — так сейчас принято называть то десятилетие, хотя именно тогда существовала реальная свобода слова и политической деятельности, а гуманитарная наука не была служанкой «линии партии». Однако это отошло на задний план перед необходимостью сохранения такого-сякого благосостояния. Если в Польше для этого население стремилось быстрее двигаться вперед, то в России на первый план вышло массовое желание повернуть колесо истории. Возродились антидемократические настроения, тяга к «сильной руке», неосталинистским методам управления, к уравнительной социальной справедливости. А дефолт 1998 года стал тяжелым ударом по среднему классу и отвлек его установки от ценностей свободы в пользу поиска «закона и порядка» любой ценой. Поэтому Россия конца 1990-х стала местом, где «бегство от свободы» оказалось в силу комплекса обстоятельств установкой десятков и десятков миллионов людей.
К этим факторам следует добавить почти всеобщее стремление к «восстановлению утраченного величия» Российского государства, продолжению его «исторической миссии» как центра какой-то особой цивилизации, в корне отличающейся от европейской. При этом не только власть, но и большинство общества согласно, что основные европейские принципы социальной и политической жизни могут оказаться вредными для русского человека. При этом власть и большинство населения современной России демонстрируют единство даже больше, чем это было в последнее десятилетие существования СССР.
Неоимперская психология, коренящаяся в массовом сознании россиян, имеет одним из главных своих последствий постоянный рост ксенофобии в этой стране, несмотря на кажущуюся борьбу власти с этим явлением. Внутренняя ксенофобия влечет многочисленные факты нападений в РФ на лиц «неславянской внешности» и убийства «нацменов». Внешние векторы неоимперской ксенофобии направлены, как всегда, против стран Запада, прежде всего США, Польши, Англии, а также против тех бывших союзных республик, которые демонстрируют политическую самостоятельность и не делают реверансов в сторону Москвы, прежде всего Украины. Поэтому здесь есть еще одно измерение единства власти и большинства населения страны. Такое опасное для самой РФ единство на почве откровенного шовинизма обусловлено не какими-то биогенетическими недостатками россиян, как об этом говорят слишком рьяные украинские националисты, а реальной историей российско-советской империи.
Соответственно и главный вектор движения России направлен в другую сторону, чем в Европе и многих государствах Азии и Америки: в сторону усиления роли государства в социальной и экономической жизни, всевластия бюрократических структур, сведения к минимуму институтов гражданского общества и самовольной активности граждан, подконтрольности и сервильности СМИ и Интернета, постоянного роста патерналистских ожиданий населения и т.п.
На этом фоне и появился Владимир Путин как «волшебный помощник» каждого человека, как «борец против олигархов» и «возродитель величия России в мире». Ну а дальше «национальный лидер» сам стал организатором движения РФ в «светлое прошлое» и важным фактором мощности этого движения. Результаты мы видим своими глазами, и это, похоже, еще не конец процессов «бегства от свободы». Неужели Иван Павлов был прав, и его формулировки справедливы на все времена, или то явление, которое он описал с научной безжалостностью, все же рано или поздно уйдет в прошлое?
