Зайнап Гашаева живет сегодня в Швейцарии. Она много лет занималась правозащитной работой, во время обеих чеченских войн активно документировала события. С ее помощью в Берне создан и заработал Чеченский архив — уникальный фонд видео-хроники времен двух чеченских войн, а также послевоенного периода, отражающий события с 1995 по 2006 годы. Мы поговорили с ней о ее судьбе, работе и о том, как ей удалось реализовать проект архива.
Swissinfo: Расскажите, как Вы оказались в Швейцарии?
Зайнап Гашаева: Я приезжала в Швейцарию с начала 2000-х годов, участвуя в международных конференциях по защите прав человека. В 2010 году из-за моей деятельности для меня стало опасно оставаться в Чечне, поэтому подала запрос о предоставлении убежища.
Это большая перемена после моей активной работы в Чечне. Родилась я в Казахстане, в семье высланных. Отец умер, когда мне было 12 лет, а вскоре мы переехали в Грозный. Уже там я заканчивала школу, университет, вышла замуж, там родились четверо моих детей.
И знаете, пусть это было советское время, но та эпоха была нормальной. Не было современной религиозной показухи, чтобы демонстративно четки носить и в мечеть ходить, молились для себя. Не было и вопросов: ты откуда, горный ты или равнинный, из какого тейпа? В 1993 году, перед самой войной, уехала в Москву…
— Кстати, а Вы из какого тейпа?
— Я — горная, из тейпа нашхой. Он очень старинный и большой, согласно народному поверью, именно от него чеченцы.
…А в 1994 году вдруг — война. Мы увидели в Москве по телевизору, как бомбят наш единственный в Грозном 16-этажный дом. Сразу поняли с мужем, что надо ехать в Чечню. Говорю, давай я поеду, я все-таки женщина.
— Хороший аргумент: «Я женщина, я поеду». Обычно говорят: «Ты мужчина, ты должен».
— Знаете, в общественной жизни я очень активная, а в семье просто жена. И у меня очень хороший муж, отец детей, я ему так благодарна за то, что он меня всегда понимал и поддерживал. Конечно, нехотя, но отпускал меня в Чечню. Я же там месяцами пропадала с правозащитниками, журналистами.
Мы собирали документальный материал о том, что на самом деле происходило в стране. Снимали разрушения, погибших, разговаривали с жертвами. Интересно еще, что первую нам камеру подарила швейцарская женская организация из Базеля. Это была модель той эпохи, до мобильных телефонов, видеокамера с большими кассетами, ее прятали в сумке, а фотоаппарат под одеждой. И ни в коем случае нельзя произносить на блокпостах слова «журналист» или «права человека», говорили: мы простые чеченки, едем к родственникам.
Серноводск, Самашки, Асинская, Ачхой, Бамут, Урус-Мартан, места, где шли боевые действия. Вот буквально: слышали, что где-то прошла зачистка и ехали в ту деревню! А в Грозный, чтобы не проходить блокпосты, которые очень тщательно контролировались, особенно когда с нами были иностранцы, мы ездили из Назрани через Горагорск по военной дороге, по холмам. Это очень опасное безлюдное место, охраняемое, на определенных участках, то боевиками, то федералами. Но нам как-то везло лавировать между ними и избегать и похищения, и ареста: такая была жизнь, да, сумасшедшая.
— Как чеченский архив в итоге оказался за рубежом?
— Вывозили его по частям, c помощью журналистов, политиков, даже священник был. В Берне восстановили старые пленки, оцифровали. Это была очень дорогостоящая работа, но «Общество репрессированных народов» сделало ее, спасибо ему.
На самом деле я всегда мечтала, чтобы архив остался в Чечне, сделать на его основе «Дом мира», музей, куда может прийти любой человек, например, в поисках информации о своих близких, детей привести, сказать: «Вот это был дом моего деда». При старшем Кадырове я говорила об этом, но меня из руководства никто не хотел понимать. Там не хотели трогать тему войны, делали все, чтобы ее забыть, чтобы не было и следов от нее.
— С 2008 года МИД Швейцарии квалифицирует Чечню как безопасный регион. Соответственно, туда могут возвращаться беженцы. Знаете ли вы кого-то, кто сам уехал или был выслан?
— Мне известно множество таких историй, и от каждой сердце болит. В Базеле жил Сайдаш, у него дети-двойняшки и жена-инвалид в коляске, ей здесь операцию сделали. Он старался поднять себя и семью, получил сертификат, чтобы работать на экскаваторе. Увы, их решили выслать. Ночью пришла домой полиция, их отправили Москву. По прибытии его ФСБ четыре часа допрашивала. Сейчас у Сайдаша двухлетний запрет на въезд в Европу, они живут в селе у друга в Чечне. Есть одна добрая швейцарская семья, которая им время от времени высылает по сотне франков, и то хорошо.
Шамиль Джанаралиев приехал в Швейцарию из Германии, попросил убежища. Ему отказали — Дублинский случай. Он вернулся в Грозный. На рассвете 9 мая за ним пришли неизвестные, увели его. А вечером родня узнала, что он взорвался на КПП! Неужели молодой парень, у которого жена беременная, который пытается новую жизнь начать, будет устраивать теракт? В тот же день дом его подожгли, его родные до сих пор скитаются по чужим углам. И не к кому им обратиться за справедливостью, правозащитники боятся брать их жалобы.
— А как живет сейчас чеченская диаспора в Швейцарии?
— Чеченская диаспора в Швейцарии слабая, разрозненная. Когда я приехала, ко мне обращались с просьбой организовать что-то в интересах чеченского сообщества, но ведь для этого нужно знать язык, чтобы взаимодействовать с местными структурами. А хотелось бы культурные мероприятия проводить. Иначе как мы покажем швейцарскому народу, кто мы такие? Например, если мы бы сделали вечер традиционной чеченской музыки и кухни, разве швейцарцы не пришли бы? Пришли бы обязательно, им же интересно.
Немало и беженцев, но они разбросаны по разным уголкам страны. Представьте, эти люди пережили шок дома. Затем они проходят длинный и сложный путь, пока получат разрешение остаться в стране. Два, три и даже пять лет и больше живут в подвешенном состоянии, а это большой стресс, от него люди эмоционально выгорают.
И если у новичков есть энтузиазм, то вскоре желание объединяться, участвовать в каких-то общественных проектах диаспоры проходит. Впрочем, в целом, я бы сказала, что чеченцы неплохо интегрируются. Кто бумаги получит, те сразу всерьез занимаются учебой, работой. Все семейные, с детьми. Подросло уже новое поколение.
Конечно, в мире сейчас много людей, которым еще хуже, чем чеченцам. И странам, принимающим беженцев, тоже нелегко… Но в Польше сейчас наблюдается целое скопление чеченских беженцев, люди по тридцать раз пытаются пройти границу. Брест они заполонили. Но если в Чечне мир — так почему же люди оттуда едут? Пусть европейские политики задумаются об этом.
Нельзя все же отворачиваться от людей и говорить: «Мы, конечно, гуманисты, просто всех принимать не можем». Лучше постараться разбираться в каждом деле соискателя убежища, понять, кто по экономическим соображениям приехал, а кому нужно гуманитарное убежище. Миграционному руководству стоило бы сотрудничать с экспертами, которые хорошо знают ситуацию в конкретной стране.
Чеченский архив находится состоит из 1270 фотографий и видеозаписей, среди них интервью со свидетелями военных преступлений, с военнослужащими, журналистами, жителями разрушенных сел, а также членами их семей.
Он находится в «Обществе репрессированных народов» (Gesellschaft für bedrohte Völker — GfbV), офис которого расположен в Остермундигене, пригороде Берна. «Финансирование работы по подготовке Чеченского архива взяли на себя два фонда, швейцарский и международный. Это частная инициатива, найти спонсоров было нелегко», — объяснили в Обществе.
Оно было основано в 1968 году в Германии, первоначально в связи с геноцидом и войной за независимость в Нигерии (т. н. «Война в Биафре»), самым кровопролитным конфликтом 1960-х годов.
В 1989 году появилась швейцарская секция организации. Имеет статус неправительственной организации. Финансируется за счет ежегодных взносов 12 тыс. членов общества, за счет спонсорской помощи, а также при помощи целевых кампаний по сбору средств на реализацию конкретных проектов.
