Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мнение о том, что народы постсоветского пространства получили в результате распада СССР то, чего они добивались в ходе горбачевской перестройки — независимости, процветания, демократии, не совсем соответствует исторической правде. Сейчас это ясно и слепому, скажут большинство читателей.
Мнение о том, что народы постсоветского пространства получили в результате распада СССР то, чего они добивались в ходе горбачевской перестройки — независимости, процветания, демократии, не совсем соответствует исторической правде. Сейчас это ясно и слепому, скажут большинство читателей. Согласен. Но, по счастью, автор этих строк зафиксировал данный факт не сейчас, а как раз в самый разгар всеобщей «борьбы против социализма — за капитализм». Вот это место из документальной публицистики той поры.
«Радиоперехват 8 ноября 1988. Неподалеку от резиденции президента кто-то ночью начертал на заборе: «Верните нам социализм!» Через некоторое время появилась другая надпись: «У вас не было никакого социализма». Тут же последовал ответ: «Тогда верните то, что было».
Чего хотели и что получили
Так что же из себя представляло государство, где проживало порядка 350 миллионов человек, большинство которых, если судить по толпам, регулярно собиравшимся на площадях главных городов всех 15 союзных республик, требовали…
А вот чего добивались ораторы и ведомые им толпища, ученые не могут точно сказать и по сию пору. Правящая партия — КПСС требовала «больше социализма». Отец советской демократии и водородной бомбы Андрей Сахаров туманно намекал, что надо разрешить людям говорить то, что они думают.
Москва специального указа об этом не публиковала, но люди заговорили о сокровенном сразу и наперебой: прибалты, посовещавшись с западными дружками, твердо решили, что им пора уходить туда, откуда их насильно оторвали — в Европу; грузины пришли к выводу, что Россия их вовсе не спасала от нашествий персов и турок, о чем повествует большинство писаний их историков и литераторов, а коварно оккупировала дивную Сакартвело и пора с этим кончать; армяне, те также не прочь были бы объединиться со своими соотечественниками в США, во Франции — других местах обитания, но прежде надо было забрать с собой Нагорный Карабах, мол, без этой чисто армянской экспроприации армяне не армяне.
Азербайджанцы — правящие и те, кто им верил, с методичностью метронома втолковывали дорогому Михаилу Сергеевичу, что если он хочет, чтобы наследники Кероглу и Гачага Наби не рвали партбилеты, то для начала надо бы оставить НКАО в составе Азербайджана и перестать якшаться с армянами; другая же часть, которая набиралась политического опыта на Бакинском бульваре и которую позже известный публицист Эйнулла Фатуллаев удачно назвал политчушкарней, обещала народу… Стоп.
Так что же обещали людям никому не известные младшие научные работники, оккупировавшие вмиг Баку и обретшие себе профессию народных трибунов благодаря воцарившейся повсеместно смуте и анархии? Я приставал к ним с этим самым мучившим меня вопросом с первой минуты знакомства и до того часа, когда они обзавелись собственным печатным органом и получили таким образом прекрасную возможность изложить свои взгляды по главному вопросу любой революции: что племя молодое и незнакомое намерено возвести на месте социалистического здания, которое худо-бедно обогревало, поило, кормило, бесплатно учило и лечило народ, у которого стало традицией содержать многодетные семьи — от 15 до 3 детей.
Ни у Сахарова, ни тем более у его дражайшей половины урожденной Алиханян (имеется в виду супруга Андрея Сахарова Елена Боннер — прим. ред.), ни у бородатого предводителя азербайджанской демократии Абульфаза Алиева, ни у его последователей, ни у нынешней когорты азербайджанских политиков на сей счет нет сколь-нибудь вразумительной не то что теории, ну хотя бы что-нибудь китайского вроде «Винтовка рождает власть». Совершенно непонятно, чем хотели заменить привычную устоявшуюся жизнь соотечественников младшие научные работники. Увы, такая же неясность в отношении будущей государственности и сейчас.
Так что же мы строим, господа?
Ясно, что не социализм. В таком случае, что же, капитализм? В западном капитализме больше социализма, чем в советском. Нет, это говорили не наши доморощенные демократы. Этот афоризм принадлежит моему научному руководителю доктору наук Гаврилову. Я имел возможность переговорить с ним после того, как в Москве в одночасье расстались с советским социализмом и дружно принялись строить свой советский капитализм.
На вопрос, как он чувствует себя в капиталистической обстановке, профессор ответил так: «Я по-прежнему критически отношусь к действительности, но, в отличие от прежнего партийного начальства, новая администрация меня утвердила завкафедрой. Это единственное достижение капиталистических отношений в Москве. По мне, не стоило из-за этого менять социализм на капитализм».
Однако не странно ли, что огромная армия журналистов, политологов, казенных ученых различного ранга из системы Национальной академии наук, наконец, бесчисленное множество политических и общественных организаций проявляют явное невнимание к проблеме, которая по сию пору является предметом бурных дискуссий в любой семье, поезде, автобусе, самолете, сквере, бульваре, короче, там, где число граждан превышает более двух человек.
К тому же по истечении 25 лет этот вопрос, надо сказать, не только не потерял своей жгучей актуальности, но и обрел новое содержание. Это не вопрос одной лишь власти, с ним должен бы определиться каждый гражданин. Поскольку речь идет об общественно-политическом устройстве, при котором нам выпало счастье (или несчастье) жить (или существовать).
Так что же мы построили, господа? Ясно, что ничего общего наше устройство с социализмом не имеет. Разве что привычка управлять общественной жизнью из единого командного центра, иметь правящую партию и склонность считать ее решения истиной в конечной инстанции. Определяющее значение для азербайджанского государственного устройства имеет факт приоритетности частной собственности на средства производства, товары и услуги. Но, как оказалось, этого вовсе не достаточно для создания капиталистической формации.
Во-первых, передать в частные руки огромное число заводов, фабрик, гидроэлектростанций и пр. представлялось изначально практически невозможной финансово-технической операцией. Ибо государство распоряжалось от имени народа всей индустрией, сельским хозяйством, не говоря уже обо всем остальном имуществе. Стало быть от продажи этого поистине несметного богатства — от крошечного хлебного магазина до индустриальных гигантов, не говоря уже о мощных нефтеперерабатывающих установках, потоков нефти и газа каждый житель страны должен был бы получить свою долю.
Это тем более обязывало найти какой-то новый объективный и справедливый способ раздела имущества, которое на протяжении последних ста лет с самых высоких трибун признавалось всенародным. Азербайджану повезло, потому что к концу ХХ века, когда независимая республика озаботилась проблемой приватизации на всем постсоветском пространстве, утвердилось мнение, что ваучеризация, с помощью которой в России провернули раздел всенародного богатства, была признана небывалым в истории мошенничеством. Знали об этом и в Азербайджане. Но, судя по публикациям экономистов — оппозиционных и властных, точного представления об этой афере в стране не было. Чего же говорить о простом народе…
Представьте, Чубайс громогласно объявил, что на один ваучер можно будет приобрести два автомобиля «Волга». Реальная стоимость ваучера оказалась равна цене двух бутылок водки. Уже за один этот финансовый фокус в приличной стране дают минимум 10 лет срока…
Тем не менее, ваучер мгновенно овладел умами азербайджанских депутатов, теневиков, которые де-факто давно прибрали к рукам все, что не так лежало на территории республики, и они жаждали формальной бумажки, которая подтверждала бы их права на свою долю из общенародного имущества. Не будем останавливаться на деталях ваучеризации по-азербайджански. Скажем только, что участники приватизации не обладали равными правами. Работникам промышленных отраслей предоставлялись льготы при приобретении акций cвоих предприятий, граждане же, не занятые в производстве (медицинские работники, ученые, учителя), такими льготами не обладали.
Основная масса населения не знала, что делать с ваучерами, поэтому их стали продавать скупщикам. Цена ваучеров стремительно падала, потеряв едва ли не половину своей стоимости, а то и докатившись до номинальной цены.
Итак, что же мы имеем в результате единственного в своем роде процесса капитализации?
Страна олигархов, безработных и Джаника
После борьбы за демократию началась непрекращающаяся борьба за выживание. Но, с другой стороны, можно громко говорить то, что думаешь. С одной стороны значительная социальная прослойка, завладевшая народным имуществом, с другой — масса, подавляющее большинство населения, которое лишилось имущества, нажитого несколькими поколениями граждан. Вопрос о том, откуда взялись люди, обладающие многомиллионными финансовыми возможностями, выкупавшие крупные предприятия и иные объекты недвижимости, так и остался без ответа.
Однако в скором времени обнищавшие массы, лишившиеся хлеба, получили необыкновенные зрелища, со злорадством наблюдая за перипетиями нескончаемых драк из-за заводов и фабрик, не говоря уже о клиниках, гаражах, гастрономах и хлебных лавках. Это предвещало социальное бедствие и потрясения куда более значительного масштаба.
Тайной, невидимой пружиной последовавших переворотов или попыток их является стремление захвата власти не ради социальной переориентации государства, не ради устранения проблем безработицы, массового обнищания, социальной поддержки интеллигенции и т.д., а исключительно сакральная особенность азербайджанской системы властных отношений — право на раздачу общенародной собственности.
Другая особенность — богатых и даже сверхбогатых много, а капиталистов в классическом смысле слова как не было, так и нет. А ведь те, кого принято называть олигархами, получили не только заводские конвейеры, в их распоряжении оказались и тысячи людей. Кто же восполнит им социальные блага, которые даровались при социализме: твердая зарплата, бесплатные квартиры, бесплатный отдых в санаториях и детских учреждениях, льготы пенсионерам в оплате света, воды и проезда на общественном транспорте? Западный капитализм стал самодостаточным общественным строем, пройдя сквозь столетия борьбы рабочего люда за свои права.
В Италии, Испании, как и в США, профсоюзное движение по сию пору выступает в качестве силы, противостоящей произволу собственника. Отчего же за четверть века построения нового общества в Азербайджане не родилось ничего похожего на обыкновенный профсоюз? Ответ прост — потому что у нас далеко до капиталистических отношений западного типа. А может, у нас все признаки раннекапиталистического общества, в котором идет накопление первичного капитала? Но у упомянутой олигархической прослойки накопилось капитала предостаточно, и это при том, что ни один из них не вложил в производство ни одной собственной копейки. И предпочитает хранить деньги не в родной сберкассе, как некогда советские люди, а исключительно за пределами родины. То есть азербайджанские деньги работают на западного обывателя.
Один только экс-президент Международного банка перевел в офшоры порядка 5 млрд долларов. Откуда дровишки-то? Кстати, на судебном процессе банкиров, о котором народ читает репортажи, как когда-то ловил сообщения Совинформбюро с фронта, всплыла одна любопытная деталь: частные банки открывались и получали протекцию государственного банка за счет бюджетных финансов. Найдется ли среди нескольких десятков банков частного сектора хотя бы один с собственным первоначальным капиталом? Причем обвиняемые, что руководитель МБА Джаник Гаджиев, что представители частного сектора, говорят о бюджетном обеспечении сомнительных банков как о постоянном, важном и обязательном факторе! Иначе говоря, государственные средства канализировались частным, в том числе и сомнительным лицам под видом заботы о частном секторе во имя формирования капиталистических отношений! И это всем было известно! Ни одна западная страна не имеет в истории своего банковского дела ничего подобного.
Авантюристы типа Джаника Гаджиева встречаются повсюду, но чтобы выступать в роли фокусника, который государственные деньги на глазах всего общества превращал в частные — до такого додумались только в Азербайджане. Так что нет у нас никакого капитализма. Как, впрочем, и в России, не говоря уже об армениях, грузиях и других независимых во всех отношениях республиках.
Названия тому, что у нас выросло на месте социализма, нужно еще придумать. А для этого в обществе должна созреть мобилизующая идея общественного устройства. Не только ради структурирования государственной системы управления, а ради надежды на будущее, которая зарождается в душах людей, когда они видят, что реально участвуют в строительстве своего общенационального очага.
Москва специального указа об этом не публиковала, но люди заговорили о сокровенном сразу и наперебой: прибалты, посовещавшись с западными дружками, твердо решили, что им пора уходить туда, откуда их насильно оторвали — в Европу; грузины пришли к выводу, что Россия их вовсе не спасала от нашествий персов и турок, о чем повествует большинство писаний их историков и литераторов, а коварно оккупировала дивную Сакартвело и пора с этим кончать; армяне, те также не прочь были бы объединиться со своими соотечественниками в США, во Франции — других местах обитания, но прежде надо было забрать с собой Нагорный Карабах, мол, без этой чисто армянской экспроприации армяне не армяне.
Азербайджанцы — правящие и те, кто им верил, с методичностью метронома втолковывали дорогому Михаилу Сергеевичу, что если он хочет, чтобы наследники Кероглу и Гачага Наби не рвали партбилеты, то для начала надо бы оставить НКАО в составе Азербайджана и перестать якшаться с армянами; другая же часть, которая набиралась политического опыта на Бакинском бульваре и которую позже известный публицист Эйнулла Фатуллаев удачно назвал политчушкарней, обещала народу… Стоп.
Так что же обещали людям никому не известные младшие научные работники, оккупировавшие вмиг Баку и обретшие себе профессию народных трибунов благодаря воцарившейся повсеместно смуте и анархии? Я приставал к ним с этим самым мучившим меня вопросом с первой минуты знакомства и до того часа, когда они обзавелись собственным печатным органом и получили таким образом прекрасную возможность изложить свои взгляды по главному вопросу любой революции: что племя молодое и незнакомое намерено возвести на месте социалистического здания, которое худо-бедно обогревало, поило, кормило, бесплатно учило и лечило народ, у которого стало традицией содержать многодетные семьи — от 15 до 3 детей.
Ни у Сахарова, ни тем более у его дражайшей половины урожденной Алиханян (имеется в виду супруга Андрея Сахарова Елена Боннер — прим. ред.), ни у бородатого предводителя азербайджанской демократии Абульфаза Алиева, ни у его последователей, ни у нынешней когорты азербайджанских политиков на сей счет нет сколь-нибудь вразумительной не то что теории, ну хотя бы что-нибудь китайского вроде «Винтовка рождает власть». Совершенно непонятно, чем хотели заменить привычную устоявшуюся жизнь соотечественников младшие научные работники. Увы, такая же неясность в отношении будущей государственности и сейчас.
Так что же мы строим, господа?
Ясно, что не социализм. В таком случае, что же, капитализм? В западном капитализме больше социализма, чем в советском. Нет, это говорили не наши доморощенные демократы. Этот афоризм принадлежит моему научному руководителю доктору наук Гаврилову. Я имел возможность переговорить с ним после того, как в Москве в одночасье расстались с советским социализмом и дружно принялись строить свой советский капитализм.
На вопрос, как он чувствует себя в капиталистической обстановке, профессор ответил так: «Я по-прежнему критически отношусь к действительности, но, в отличие от прежнего партийного начальства, новая администрация меня утвердила завкафедрой. Это единственное достижение капиталистических отношений в Москве. По мне, не стоило из-за этого менять социализм на капитализм».
Однако не странно ли, что огромная армия журналистов, политологов, казенных ученых различного ранга из системы Национальной академии наук, наконец, бесчисленное множество политических и общественных организаций проявляют явное невнимание к проблеме, которая по сию пору является предметом бурных дискуссий в любой семье, поезде, автобусе, самолете, сквере, бульваре, короче, там, где число граждан превышает более двух человек.
К тому же по истечении 25 лет этот вопрос, надо сказать, не только не потерял своей жгучей актуальности, но и обрел новое содержание. Это не вопрос одной лишь власти, с ним должен бы определиться каждый гражданин. Поскольку речь идет об общественно-политическом устройстве, при котором нам выпало счастье (или несчастье) жить (или существовать).
Так что же мы построили, господа? Ясно, что ничего общего наше устройство с социализмом не имеет. Разве что привычка управлять общественной жизнью из единого командного центра, иметь правящую партию и склонность считать ее решения истиной в конечной инстанции. Определяющее значение для азербайджанского государственного устройства имеет факт приоритетности частной собственности на средства производства, товары и услуги. Но, как оказалось, этого вовсе не достаточно для создания капиталистической формации.
Во-первых, передать в частные руки огромное число заводов, фабрик, гидроэлектростанций и пр. представлялось изначально практически невозможной финансово-технической операцией. Ибо государство распоряжалось от имени народа всей индустрией, сельским хозяйством, не говоря уже обо всем остальном имуществе. Стало быть от продажи этого поистине несметного богатства — от крошечного хлебного магазина до индустриальных гигантов, не говоря уже о мощных нефтеперерабатывающих установках, потоков нефти и газа каждый житель страны должен был бы получить свою долю.
Это тем более обязывало найти какой-то новый объективный и справедливый способ раздела имущества, которое на протяжении последних ста лет с самых высоких трибун признавалось всенародным. Азербайджану повезло, потому что к концу ХХ века, когда независимая республика озаботилась проблемой приватизации на всем постсоветском пространстве, утвердилось мнение, что ваучеризация, с помощью которой в России провернули раздел всенародного богатства, была признана небывалым в истории мошенничеством. Знали об этом и в Азербайджане. Но, судя по публикациям экономистов — оппозиционных и властных, точного представления об этой афере в стране не было. Чего же говорить о простом народе…
Представьте, Чубайс громогласно объявил, что на один ваучер можно будет приобрести два автомобиля «Волга». Реальная стоимость ваучера оказалась равна цене двух бутылок водки. Уже за один этот финансовый фокус в приличной стране дают минимум 10 лет срока…
Тем не менее, ваучер мгновенно овладел умами азербайджанских депутатов, теневиков, которые де-факто давно прибрали к рукам все, что не так лежало на территории республики, и они жаждали формальной бумажки, которая подтверждала бы их права на свою долю из общенародного имущества. Не будем останавливаться на деталях ваучеризации по-азербайджански. Скажем только, что участники приватизации не обладали равными правами. Работникам промышленных отраслей предоставлялись льготы при приобретении акций cвоих предприятий, граждане же, не занятые в производстве (медицинские работники, ученые, учителя), такими льготами не обладали.
Основная масса населения не знала, что делать с ваучерами, поэтому их стали продавать скупщикам. Цена ваучеров стремительно падала, потеряв едва ли не половину своей стоимости, а то и докатившись до номинальной цены.
Итак, что же мы имеем в результате единственного в своем роде процесса капитализации?
Страна олигархов, безработных и Джаника
После борьбы за демократию началась непрекращающаяся борьба за выживание. Но, с другой стороны, можно громко говорить то, что думаешь. С одной стороны значительная социальная прослойка, завладевшая народным имуществом, с другой — масса, подавляющее большинство населения, которое лишилось имущества, нажитого несколькими поколениями граждан. Вопрос о том, откуда взялись люди, обладающие многомиллионными финансовыми возможностями, выкупавшие крупные предприятия и иные объекты недвижимости, так и остался без ответа.
Однако в скором времени обнищавшие массы, лишившиеся хлеба, получили необыкновенные зрелища, со злорадством наблюдая за перипетиями нескончаемых драк из-за заводов и фабрик, не говоря уже о клиниках, гаражах, гастрономах и хлебных лавках. Это предвещало социальное бедствие и потрясения куда более значительного масштаба.
Тайной, невидимой пружиной последовавших переворотов или попыток их является стремление захвата власти не ради социальной переориентации государства, не ради устранения проблем безработицы, массового обнищания, социальной поддержки интеллигенции и т.д., а исключительно сакральная особенность азербайджанской системы властных отношений — право на раздачу общенародной собственности.
Другая особенность — богатых и даже сверхбогатых много, а капиталистов в классическом смысле слова как не было, так и нет. А ведь те, кого принято называть олигархами, получили не только заводские конвейеры, в их распоряжении оказались и тысячи людей. Кто же восполнит им социальные блага, которые даровались при социализме: твердая зарплата, бесплатные квартиры, бесплатный отдых в санаториях и детских учреждениях, льготы пенсионерам в оплате света, воды и проезда на общественном транспорте? Западный капитализм стал самодостаточным общественным строем, пройдя сквозь столетия борьбы рабочего люда за свои права.
В Италии, Испании, как и в США, профсоюзное движение по сию пору выступает в качестве силы, противостоящей произволу собственника. Отчего же за четверть века построения нового общества в Азербайджане не родилось ничего похожего на обыкновенный профсоюз? Ответ прост — потому что у нас далеко до капиталистических отношений западного типа. А может, у нас все признаки раннекапиталистического общества, в котором идет накопление первичного капитала? Но у упомянутой олигархической прослойки накопилось капитала предостаточно, и это при том, что ни один из них не вложил в производство ни одной собственной копейки. И предпочитает хранить деньги не в родной сберкассе, как некогда советские люди, а исключительно за пределами родины. То есть азербайджанские деньги работают на западного обывателя.
Один только экс-президент Международного банка перевел в офшоры порядка 5 млрд долларов. Откуда дровишки-то? Кстати, на судебном процессе банкиров, о котором народ читает репортажи, как когда-то ловил сообщения Совинформбюро с фронта, всплыла одна любопытная деталь: частные банки открывались и получали протекцию государственного банка за счет бюджетных финансов. Найдется ли среди нескольких десятков банков частного сектора хотя бы один с собственным первоначальным капиталом? Причем обвиняемые, что руководитель МБА Джаник Гаджиев, что представители частного сектора, говорят о бюджетном обеспечении сомнительных банков как о постоянном, важном и обязательном факторе! Иначе говоря, государственные средства канализировались частным, в том числе и сомнительным лицам под видом заботы о частном секторе во имя формирования капиталистических отношений! И это всем было известно! Ни одна западная страна не имеет в истории своего банковского дела ничего подобного.
Авантюристы типа Джаника Гаджиева встречаются повсюду, но чтобы выступать в роли фокусника, который государственные деньги на глазах всего общества превращал в частные — до такого додумались только в Азербайджане. Так что нет у нас никакого капитализма. Как, впрочем, и в России, не говоря уже об армениях, грузиях и других независимых во всех отношениях республиках.
Названия тому, что у нас выросло на месте социализма, нужно еще придумать. А для этого в обществе должна созреть мобилизующая идея общественного устройства. Не только ради структурирования государственной системы управления, а ради надежды на будущее, которая зарождается в душах людей, когда они видят, что реально участвуют в строительстве своего общенационального очага.
