«Простите, но какой новостной канал отправит субтильную блондинку прямиком в ад?»
Матильде Кимер (Matilde Kimer), корреспондент Датского радио в России и соседних странах, только что приземлилась в украинской столице Киеве и намеревается освещать кровопролитную революцию в ледяном феврале 2014 года. А это приветствие исходит от местного организатора по имени Вова, который должен помогать ей с переводом и связями.
Это быстрое замечание в адрес хрупкой новоприбывшей журналистки — просто шутка, и она в том же тоне отвечает такому же худощавому украинцу, что предпочла бы переводчика помассивнее, чтобы он прикрывал ее от коктейлей Молотова на бурных демонстрациях.
С момента этого остроумного обмена репликами самодельные зажигательные бомбы сменились намного более серьезными обстрелами на фронтах гражданской войны, которой нет конца. Матильда Кимер и ее верный помощник продолжают регулярные репортажи о ходе войны и об ее ужасах — нередко прямо с поля боя.
За последние два с половиной года она побывала на Украине 38 раз к радости датской публики. Но Матильда Кимер и сама оказалась заражена войной, которая затмила для нее весь остальной мир, включая мужа и малолетних детей дома в Видовре.
«Война поселилась во мне», констатирует 35-летний журналист в своей новой книге о людских судьбах в ходе революции и последующей гражданской войны на Украине. Книга, вышедшая на прошлой неделе, имеет подходящее название — «Война внутри». На 319 мастерски написанных страницах Матильде Кимер не скрывает, что война едва не стоила ей брака и даже здоровья и жизни, потому что, словами военного психолога, она оказалась «безгранична».
И вот 35-летний корреспондент сидит в одном из помещений в редакции Berlingske, на ней легкая летняя юбка, так подходящая к мирному настроению, в котором она, по всей видимости, пребывает — после нескольких лет все более невыносимого стресса.
— Как сейчас дела с вашей внутренней войной? Перемирие?
«Да», — отвечает она с кривой усмешкой и после короткой паузы.
«Полное прекращение огня. В отличие от настоящей войны на Украине моя внутренняя война под контролем. Я миновала критическую фазу и теперь могу видеть, что происходит. Мне было непонятно, как другие могут иметь иное восприятие той трудной ситуации, когда мне пришлось выбирать между семьей и войной, и я выбрала войну», — говорит Матильде Кимер, которая отправилась туда одна с камерой наперевес, когда Датское радио не нашло готового на это фотографа.
«Муж жаловался, что не успевала я вернуться домой, как снова уезжала. Но теперь все хорошо, — продолжает Матильде Кимер. — Это связано с периодичностью поездок. Теперь я не бываю на Украине каждые две недели, а лишь раз в пару месяцев или даже реже. Разница в том, что моя нервная система и все органы чувств больше не находятся в состоянии нескончаемого обстрела. Судя по всему, мне понадобилось там побывать и вернуться, прежде чем я осознала, что я не робот и не могу больше выносить войну. Я не понимала, как долго отсутствовала».
— И это даже несмотря на многократные предупреждения психолога, которого вы, по правилам Датского радио, должны были посещать каждый раз, когда возвращались домой? Вас предупреждали о том, что если не устанавливать границ, то можно сломаться?
«Я всегда отмечала это, и я могла делать, что она мне говорила. Но мне всегда казалось, что нет ничего более важного, чем истории людей на Украине. Я думала, что в следующий раз надо попытаться выдержать более долгую паузу, но сейчас у меня есть билет на самолет, и я не могу тянуть с отъездом, зная, что там гибнут люди.
За что человек должен нести ответственность? За тесный круг близких ему людей или за что-то большее? Думаю, что трех героев книги — это два украинца и я сама — объединяет то, что война стала их призванием. Война воплощала в себе нечто намного большее, чем моя личность. Мне повезло жить в мире, где мои дети получают все, о чем могут помыслить, и у них есть отец, который о них заботится. Раз так, то меньшее, что я могу сделать — это, черт возьми, находиться на Украине и документировать страдания и жестокость, даже если это может стоить мне свободы передвижения и, в конечном счете, жизни».
— Написание книги помогло вам справиться с кризисом?
«Оно в любом случае помогло мне уложить в голове некоторые вещи, в том числе, в отношениях с мужем. Нам пришлось вместе восстанавливать всю историю. И даже если это было не слишком весело, и мы лишь снова ругались, мне кажется, что мы теперь лучше понимаем друг друга, хотя наши мнения и различаются. И муж все еще продолжает надеяться, что я не поеду на Украину», — рассказывает Матильде Кимер.
По словам Кимер, профессии военного корреспондента учатся на практике.
«Я не была и, строго говоря, и сейчас не являюсь военным корреспондентом. Я была корреспондентом на Украине, когда началась война, и она поселилась во мне. Я не могла от нее избавиться, да и сейчас не могу. И не хочу. Но я не желаю терять из-за этого свою семью».
— В книге вы пишете, что быть так близко к кошмарам войны одновременно «страшно и притягательно», и «как жизнеутверждающе стоять на пороге смерти». Звучит, как слова адреналинового наркомана, напоминающие иных заслуженных военных репортеров, а также многих датских солдат, которые чувствуют беспокойство, находясь дома и не собираясь снова в бой.
«Да, я считаю, война притягательна. Не смертью, а интенсивностью. Не знаю… Я не считаю себя, как некоторые, адреналиновым наркоманом, но то, что я испытываю на линии фронта, среди солдат или в отношениях с солдатами и мирными жителями — это концентрированная человеческая природа добра и зла. На пороге смерти — так или иначе — выкристаллизовываются все качества человека. Я имею в виду, в ближнем бою, в районах под обстрелом, где, как известно, погибают люди. Всего за несколько часов люди могут достичь такой степени близости, которая в обычных условиях требует месяцев. Когда вместе с кем-то ведешь спор со смертью, когда в тебя стреляют, и ты пригибаешься».
— И вы не боитесь, когда вы на передовой на Украине?
«Я боюсь. Например, когда стреляют в меня или моих собеседников. Помню, один раз я дрожала всем телом и не могла перестать. Но чтобы меня испугать, нужно нечто конкретное и вблизи. Для меня гораздо труднее не видеть мертвых, а быть рядом с их близкими. Не потому, что мне так приятно стоять рядом с трупами, но ведь они уже мертвы. Намного хуже встретить отца, который ищет своего мертвого сына. Сердце разрывается не от вида смерти, а от слез и страха в глазах живых. И ненависть. Вот чего я больше всего боюсь — этой хладнокровной ярости друг против друга, этой жестокости, этого животного начала в человеке. Вот что жутко».
— У вас есть своя теория о том, откуда берется это «практически слепое презрение к смерти», которое вы описываете. В 14-летнем возрасте вам поставили диагноз «лимфома», и после полугода химиотерапии вы были настолько слабы, что отказались от дальнейшего лечения. Вы видите связь?
«Каждый, кому ставят диагноз „рак“, боится смерти. И я тоже. После длительного курса лечения, который прошел очень тяжело — мне было действительно очень плохо — я осознала, что смерть не худшая альтернатива. Но я поправилась. Выжила и стала другим человеком. На самом деле, до болезни я была застенчивой и робкой, и, думаю, организм решил, что, черт побери, жизнь слишком коротка. Нельзя просто сидеть в углу и ждать, пока кто-нибудь пригласит на танец», — говорит Матильде Кимер. Этой осенью она рассчитывает еще раз испытать себя на украинской войне.
«Надеюсь, что отправлюсь туда и смогу рассказать, идет ли там снова война, ухудшается ли тяжелое положение».
