Выступление президента Обамы на 71-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН

Господин Председатель, господин Генеральный cекретарь, уважаемые делегаты, дамы и господа. Поскольку я в последний раз выступаю в этом зале в качестве  президента, позвольте мне перечислить те успехи, которых мы добились за прошедшие восемь лет.

Из глубин самого мощного финансового кризиса нашего времени мы скоординировали свои ответные действия во избежание новой катастрофы и для возобновления роста в мировой экономике. Мы отняли у террористов безопасные убежища, укрепили режим нераспространения, дипломатическими средствами разрешили иранскую ядерную проблему. Мы установили отношения с Кубой, помогли Колумбии остановить самую продолжительную войну в Латинской Америке. Мы приветствуем на этом заседании демократически избранного руководителя Мьянмы. Наша помощь помогает людям накормить себя, заботиться о больных, приводить в движение сообщества по всей Африке, а также продвигать модели развития, преодолевая зависимость. Мы сделали более представительными такие международные институты, как Всемирный банк и Международный валютный фонд, а также создали механизм для защиты нашей планеты от последствий климатических изменений.

Это важная работа. Она вносит реальные изменения в жизнь людей. И этого бы не произошло, если бы мы не работали вместе. Тем не менее,  на обратной стороне земного шара мы видим, как силы глобальной интеграции, сделавшие нас взаимозависимыми, обнажили глубокие линии разлома в существующем мировом порядке.

Мы видим это каждый день в заголовках. По всему миру беженцы пересекают границы, пытаясь убежать от жестоких конфликтов. Финансовые неурядицы по-прежнему тяготеют над нашими рабочими и целыми обществами. На огромных территориях Ближнего Востока уничтожены основы безопасности и порядка. Мы видим, как очень многие государства затыкают рты журналистам, подавляют инакомыслие и подвергают цензуре потоки информации. Террористические группировки при помощи социальных сетей ведут охоту за умами нашей молодежи, подстегивая злобу на безвинных иммигрантов и мусульман. Влиятельные страны оспаривают те ограничения, которые накладывают на них нормы международного права.

Сегодня это определяющий парадокс нашего мира. Спустя четверть века после окончания холодной войны мир по многим меркам стал менее жестоким и более благополучным, чем прежде. И тем не менее, наши общества переполнены неопределенностью, неуверенностью, тревогой и раздорами. Несмотря на колоссальный прогресс, люди теряют доверие к институтам, и поэтому руководить становится все труднее, а напряженность между странами гораздо быстрее вырывается на поверхность.

Поэтому я считаю, что в данный момент мы все встаем перед выбором. Мы можем сделать выбор в пользу дальнейшего продвижения вперед, пользуясь более совершенной моделью сотрудничества и интеграции. Либо же мы можем вернуться в раздираемый противоречиями мир, к старым конфликтам на национальной, племенной, расовой и религиозной основе.

Сегодня я хочу предложить вам двигаться вперед, а не назад. Я считаю, что несмотря на все наши недостатки, сформированные нами принципы открытого рынка, подотчетного государственного управления, прав человека и норм международного права остаются самой прочной основой человеческого прогресса в этом столетии. Я выдвигаю этот аргумент, основываясь не на теории, не на идеологии, а на фактах – тех фактах, которые мы в текучке ежедневных событий слишком часто забываем.

Поэтому ответом не может быть простой отказ от глобальной интеграции. Вместо этого мы должны совместно добиваться того, чтобы выгоды от такой интеграции чувствовали все, и чтобы справедливо решались вызванные интеграцией экономические, политические и культурные проблемы. Здесь не место детально излагать политическую программу, но позвольте мне широкими мазками обрисовать те области, где мы совместными усилиями должны добиться больших успехов.

Начнем с того, что глобальная экономика должна работать на благо всех людей, а не только верхушки. Открытые рынки и капитализм повышают уровень жизни людей во всем мире, однако глобализация в сочетании с быстрым прогрессом и технологиями также ухудшает положение рабочих, лишая их возможности получать приличную зарплату. В развитых экономиках, таких, как моя, идет процесс ослабления профсоюзов, исчезают многие рабочие места на производстве. Зачастую те, кто в наибольшей степени выигрывает от глобализации, используют свое политическое влияние для дальнейшего подрыва позиций рабочих.

В развивающихся странах профсоюзные организации часто подвергаются притеснениям, а рост среднего класса сдерживается коррупцией и недостатком инвестиций. Политика протекционизма, которую проводят страны с ориентированной на экспорт экономикой, угрожает подрывом того согласованного мнения, которое лежит в основе глобальной торговли. Между тем, глобальный капитал очень часто никому не подотчетен. Почти восемь триллионов долларов спрятано в налоговых оазисах, как называют теневую банковскую систему, которая недоступна для эффективного надзора и контроля.

Мир, в котором один процент населения владеет таким же по объему богатством, как остальные 99 процентов, никогда не будет стабильным. Я понимаю, что разрыв между богатыми и бедными – это вовсе не новость. Но как ребенок в трущобах сегодня видит стоящий поблизости небоскреб, так и технологии сейчас позволяют любому человеку со смартфоном понять, как живут самые привилегированные из нас, и какой контраст существует между их жизнью и жизнью остальных. Таким образом ожидания усиливаются быстрее, чем их могут оправдать власти, а всепроникающее чувство несправедливости подрывает веру людей в систему.

Как же исправить этот дисбаланс? Мы не можем вернуть в исходное положение интеграцию, как не можем засунуть технологии обратно в ящик. Мы также не можем рассчитывать на неудачные модели из прошлого. Если мы снова прибегнем к торговым войнам, к извращающим рынок субсидиям, к разорению соседей, к чрезмерным надеждам на полезные ископаемые, а не на инновации, то все мы станем беднее, а это вполне может привести нас к конфликту. Резкий контраст, скажем, между успехами Южной Кореи и застоем Северной Кореи показывает, что централизованное и плановое управление экономикой ведет в тупик.

Но я считаю, что есть и другой путь, который дает толчок развитию и инновациям, который указывает на самый понятный маршрут к возможностям для индивидуума и к успеху страны. Он не требует уступок бездушному капитализму, который выгоден единицам, но показывает, что экономика развивается успешнее там, где сокращается разрыв между богатыми и бедными, и где рост имеет обширную базу. Этот путь подразумевает соблюдение прав рабочих, чтобы они могли организовывать независимые профсоюзы и получать заработную плату в размере прожиточного минимума. Этот путь подразумевает инвестиции в наш народ – в его трудовые навыки, в образование, в его способность взять идею и превратить ее в практическое дело. Он подразумевает укрепление системы социальной защиты, которая оберегает наш народ от трудностей и невзгод, и позволяет ему идти на больший риск – в поисках новой работы или при открытии нового предприятия.

Такую политику я провожу здесь, в Соединенных Штатах, и она дает ясные результаты. Американские компании создали на сегодня 15 миллионов новых рабочих мест. После рецессии на долю пресловутого одного процента американцев пришлось более 90 процентов роста доходов. Но сегодня он сократился примерно наполовину. В прошлом году уровень бедности в нашей стране снижался самыми быстрыми темпами почти за полвека. А наблюдая за тем, как вкладываются новые инвестиции в инфраструктуру, в детское образование и в фундаментальные исследования, я убеждаюсь, что это движение вперед будет продолжаться.

Пока я осуществляю эти меры внутри страны, Соединенные Штаты совместно с многими государствами борются за сдерживание бесчинств капитализма, но не для того, чтобы покарать богатство, а чтобы не допустить повторных кризисов, которые могут его уничтожить. Вот почему мы вместе с другими странами стараемся установить более высокие и понятные стандарты в банковском деле и в системе налогообложения – ведь общество, которое с олигархов спрашивает меньше, чем с простых граждан, начинает загнивать изнутри. Вот почему мы выступаем за прозрачность и сотрудничество в деле искоренения коррупции и отслеживания незаконных денег – ведь рынки создают больше рабочих мест тогда, когда их подпитывает упорный труд, а не возможность вымогать взятки. Вот почему мы стремимся к заключению торговых соглашений, которые повышают стандарты труда и ужесточают нормы по охране окружающей среды, как мы поступили при подписании Транстихоокеанского партнерства – чтобы выгоды от таких соглашений получало большее количество людей.

Мы выигрываем от того, что боремся с неравенством в наших странах, и я считаю, что развитые экономики должны делать гораздо больше для сокращения разрыва между богатыми и бедными странами во всем мире. С политической точки зрения это трудная задача. Трудно тратить деньги на внешнюю помощь. Но я не считаю ее милостыней. Имея хотя бы малую долю тех средств, которые мы потратили на войну в Ираке, США могли бы поддержать институты власти, чтобы неустойчивые государства не распались, а также вложить капиталы в развивающиеся экономики, которые превращаются в рынки для наших товаров. Поступать так не только правильно, но и умно.

По той же самой причине мы должны довести до конца свои усилия по борьбе с климатическими изменениями. Если мы не начнем действовать смело и решительно, расплатой за бездействие станет массовая миграция, затопление городов, переселение целых народов, сокращение запасов продовольствия и конфликты, возникающие от отчаяния. Парижское соглашение дает нам механизм для работы, но лишь в том случае, если мы увеличим масштабы своих устремлений. У нас должно появиться чувство настоятельной необходимости привести это соглашение в действие и помочь бедным странам отказаться от губительных видов энергоресурсов.

Поэтому Зеленый климатический фонд должен стать только началом большого дела. Нам нужно вкладывать средства в исследования и формировать рыночные стимулы для разработки новых технологий, а затем делать так, чтобы эти технологии были доступны для бедных стран и недороги. Лишь после этого мы сможем продолжить работу по вызволению людей из бедности, не обрекая наших детей на жизнь в мире, который они не смогут привести в порядок.

Поэтому нам нужны новые модели для глобального рынка, модели всеохватывающие и обеспечивающие учет будущих потребностей. Точно так же нам нужны модели государственного управления, в котором участвует народ и которое подотчетно народу.

Я понимаю, что не каждая страна, чьи представители присутствуют в этом зале, будет следовать одной и той же модели государственного управления. Я не думаю, что Америка может и должна навязывать другим странам свою систему государственного устройства. Но в данный момент усиливается соперничество между авторитаризмом и либерализмом. Мне хочется, чтобы все поняли: я не сохраняю нейтралитет в этом соперничестве. Я верю в либеральный политический порядок, который создается не только посредством выборов и представительной власти, но и через соблюдение прав человека, уважение к гражданскому обществу, на базе независимых судов и власти закона.

Я знаю, что некоторые страны, признающие сегодня силу свободного рынка, по-прежнему отвергают модель свободного общества. И, пожалуй, те из нас, кто продвигает демократию, чувствуют себя несколько обескураженно после окончания холодной войны, так как мы поняли, что либеральная демократия не разольется просто так по миру единой волной. Оказалось, что строить подотчетные и ответственные институты – это тяжкий труд и работа нескольких поколений. Победы зачастую оказываются недолговечными. Иногда мы делаем один шаг вперед, а потом два шага назад. В тех странах, которые скреплены воедино проведенными колониальными державами границами, где есть этнические анклавы и межплеменные разногласия, политика и выборы могут иногда казаться антагонистической игрой с нулевым результатом. Поэтому, учитывая трудности в строительстве подлинной демократии перед лицом такого давления, вряд ли могут вызывать удивление утверждения некоторых людей о том, что будущее благоприятствует диктаторам, централизованным директивным моделям, а не сильным демократическим институтам. 

Но я считаю, что такая точка зрения ошибочна. Я считаю, что дорога к истинной демократии это намного лучший маршрут. Я считаю, что в 21-м веке экономика может развиваться только до определенного момента, после чего ей необходимо раскрываться — потому что предпринимателям нужен доступ к информации, чтобы изобретать; молодежи нужно глобальное образование, чтобы преуспевать; а независимым СМИ необходимо сдерживать злоупотребления власти. Без такой эволюции чаяния людей не найдут ответа, и воцарится гнет и застой. А история показывает, что в таких случаях у диктаторов остается два пути: постоянное закручивание гаек, которое вызывает внутреннее несогласие и распри, или поиск врагов за рубежом, что может привести к войне.

Я должен признать: моя вера в то, что государство служит личности, а не наоборот, сформирована американской историей. Наша нация начинала с надежд на свободу, которая распространялась на немногих людей. Но благодаря нашей демократической конституции, Биллю о правах и нашим идеалам простые люди могли организовываться, проводить марши, демонстрации протеста, и в конечном итоге эти идеалы одержали верх. Они открыли двери женщинам, меньшинствам и рабочим, сделав нашу экономику более производительной и превратив наше многообразие в силу. Это дало новаторам шанс преобразить все сферы человеческой деятельности, а такие люди как я получили возможность  быть избранными Президентом США.

Так что, да, мои взгляды сформировались под влиянием конкретного американского опыта, но я не думаю, что это уникальная история, возможная только в Америке. Посмотрите на преобразования, происходящие в таких разных странах, как Япония и Чили, Индонезия и Ботсвана. Успеха добиваются те страны, чьи народы ощущают свою заинтересованность в таком успехе.

В Европе прогресс в странах бывшего советского блока, выбравших демократию, резко контрастирует с обстановкой в тех государствах, которые не сделали такой выбор. В конце концов, народ Украины вышел на улицы не из-за какого-то заговора, навязанного ему из-за границы. Он вышел на улицы, потому что его руководство было продажным, и ему не к кому было обратиться за помощью. Они потребовали перемен, поскольку видели, как улучшается жизнь у людей в Прибалтике и Польше, то есть в тех странах, которые стали более либеральными, демократическими и открытыми, чем Украина.

Поэтому те из нас, кто верят в демократию, должны высказываться решительно и убедительно, так как факты и история, я уверен в этом, на нашей стороне. Это не значит, что у демократии нет недостатков. Но это значит, что лекарством для недомогающей демократии является более активное участие наших граждан.

Да, в американской политике слишком много денег, слишком много глубоко укоренившейся предвзятости, слишком мало участия граждан, что отчасти вызвано мешаниной законов, из-за которых трудно голосовать. В Европе действующий из лучших побуждений Брюссель очень часто и слишком сильно изолируется от нормальных перипетий национальной политики. Слишком часто руководители  в своих столицах забывают, что демократия должна приводиться в действие снизу вверх гражданским участием, а не сверху вниз группой экспертов-распорядителей. Это вполне реальные проблемы, и хотя лидеры демократических стран отстаивают демократию за рубежом, нам следует упорнее подавать лучший пример у себя дома.

Более того, каждая страна организует власть и систему управления на основе многовековой истории, в соответствии с географическими обстоятельствами и глубокими убеждениями своего народа. Я признаю, что традиционное общество ценит единство и сплоченность больше, чем столь разнообразная страна, как США, которая была основана на радикальной на то время идее – идее свободы личности, наделенной определенными богоданными правами. Но это не значит, что простые люди в Азии, Африке или на Ближнем Востоке отдают предпочтение деспотизму, который лишает их права голоса при принятии решений, могущих повлиять на их жизнь. Я верю, что дух универсален. И если кто-то из вас сомневается в такой универсальности, прислушайтесь к голосам молодежи из самых разных стран, которая требует свободы, достоинства и возможности самой распоряжаться собственной жизнью.

Это подводит меня к третьей вещи, которую нам надо сделать. Мы должны отвергнуть любые формы фундаментализма, расизма и веры в национальное превосходство, из-за которых наша традиционная самобытность становится несовместимой с современностью. Вместо этого нам надо встать на сторону толерантности, являющейся результатом уважения ко всем людям.

Это азбучная истина, что глобальная интеграция ведет к столкновению культур; что торговля, миграция, интернет, все эти вещи могут бросить вызов дорогой нашему сердцу индивидуальности и разрушить ее. Мы видим, как либеральные общества выражают протест, когда женщины решают закрыть свое лицо и тело. Мы видим протесты в ответ на публикацию в западных газетах карикатур на пророка Мухаммеда. В мире, оставившем позади эпоху империй, мы видим, как Россия силой пытается восстановить утраченную славу. Азиатские державы дискутируют о спорных моментах истории. А в Европе и США можно увидеть людей, обеспокоенных иммиграцией и меняющимися демографическими условиями, а также утверждающих, будто выглядящие иначе люди разрушают характер наших стран.

Надо сказать, что нет легкого ответа, позволяющего урегулировать все эти социальные противоречия и течения. И мы должны уважительно относиться к тому смыслу и значению, которое люди извлекают из своих традиций – из религии, национальности, из чувства государственной принадлежности. Однако я считаю, что прогресс невозможен, если наше стремление сохранить свою идентичность уступает место попыткам унизить человеческое достоинство другой группы или подавить ее. Если наша религия заставляет нас преследовать иноверцев, если мы бросаем за решетку и избиваем гомосексуалистов, если наши традиции мешают девочкам ходить в школу, если мы выступаем за расовую, племенную или этническую дискриминацию, то в этом случае непрочные узы цивилизации начинают ветшать. Мир слишком мал, мы живем слишком скученно, и поэтому не можем пользоваться устаревшим образом мышления.

Такие умонастроения мы видим во многих местах на Ближнем Востоке. Там крах порядка часто наступает из-за того, что лидеры добиваются легитимности не посредством политики или программ, а за счет гонений на политическую оппозицию, демонизации религиозных сект, за счет сужения общественного пространства до мечетей, где часто весьма терпимо относятся к извращениям великой веры. Эти силы создавались и укреплялись годами, а теперь они деятельно помогают разжигать трагическую гражданскую войну в Сирии и бездумную средневековую угрозу ИГИЛ.

Умонастроения сектантства, экстремизма, кровопролития и возмездия за него, которые имеют место, невозможно быстро устранить. А если мы честны, мы понимаем, что никакая внешняя сила не может заставить различные религиозные и этнические общины сосуществовать длительное время. Однако я полагаю, что мы должны честно говорить о природе данных конфликтов, а наше международное сообщество обязано продолжать работу с теми, кто стремится созидать, а не разрушать.

А еще здесь есть военная составляющая. Она подразумевает единство и непреклонность в борьбе с такими группировками как ИГИЛ, которые безо всякого уважения относятся к человеческой жизни. Она также означает, что в таких местах, как Сирия, одержать окончательную военную победу невозможно, что нам необходимо вести трудную дипломатическую работу, нацеленную на прекращение насилия, на предоставление помощи нуждающимся и на поддержку тех, кто стремится к политическому урегулированию и видит силы, которые не заслуживают достоинства и уважения, как они.

Во всех региональных конфликтах мы должны настаивать на том, чтобы все стороны поддерживали элементарную человечность, и чтобы страны отказались от опосредованных войн, которые усиливают беспорядок. Дело в том, что пока не будут найдены ответы на основополагающие вопросы о сосуществовании различных сообществ, пламя экстремизма будет гореть, бесчисленное множество людей будет страдать – прежде всего, в ближневосточном регионе – а экстремизм будет и дальше экспортироваться за рубеж. Но мир слишком мал, чтобы отгородиться от экстремизма стеной, не давая ему негативно влиять на наши общества.

То, что верно для Ближнего Востока, верно для всех нас. Несомненно, можно уважать и соблюдать религиозные традиции, одновременно обучая молодежь естествознанию и математике, а не нетерпимости. Несомненно, мы можем сохранять и поддерживать наши уникальные традиции, одновременно наделяя женщин полными и принадлежащими им по праву возможностями в политике и экономике страны. Несомненно, мы можем сплачивать наши страны в знак солидарности, признавая необходимость одинакового отношения ко всем сообществам – будь то религиозное меньшинство в Мьянме, этническое меньшинство в Бурунди, или расовое меньшинство здесь, в США. И конечно, израильтянам и палестинцам будет гораздо лучше, если палестинцы откажутся от подстрекательств и признают легитимность Израиля, а Израиль признает, что он не может постоянно оккупировать и заселять палестинские земли. Мы, как руководители, должны смягчать, а не поощрять идеи идентичности, которые заставляют нас унижать других.

Это подводит меня к четвертой и последней вещи из того, что нам надо сделать. Речь идет о неизменной преданности международному сотрудничеству, основанному на правах и обязанностях государств.

Как президент Соединенных Штатов я знаю, что большую часть человеческой истории власть не была однополярной. С окончанием холодной войны очень многие забыли эту истину. Будучи президентом, я замечаю, как временами и враги Америки, и некоторые наши союзники считают, что причиной всех проблем является Вашингтон, и что он может их все решить. В это также верят очень многие в Вашингтоне. (Смех.) Но я считаю, что Америка как сверхдержава – это редкость в истории человечества, поскольку она готова думать, выходя за рамки своих узких и корыстных интересов. И хотя мы за последние 25 лет наделали свою долю ошибок – и некоторые из них я признал – мы стремимся, порой ценой больших жертв, лучше соизмерять наши действия с нашими идеалами. И я считаю, что как следствие мы являемся силой добра. 

Мы заключаем союзы. Мы защищаем слабых. Мы отстаиваем права человека и приветствуем тщательные проверки своих собственных действий. Мы увязываем свою власть и силу с нормами и институтами международного права. Допуская ошибки, мы стараемся их признавать. Мы стремимся побороть бедность, голод и болезни не только в своих границах, но и за пределами нашей страны.

Я горжусь этим. Но я также знаю, что мы не можем это сделать в одиночку. И я считаю, что для преодоления вызовов этого столетия мы все должны делать больше для наращивания международного потенциала. Мы не сможем избежать угрозы ядерной войны, если все вместе не станем бороться за нераспространение ядерного оружия и за создание мира без него.

Когда Иран соглашается на ограничения своей ядерной программы, это укрепляет глобальную безопасность и дает ему новые возможности для сотрудничества с другими странами. С другой стороны, когда Северная Корея испытывает бомбу, это создает угрозу для всех нас. Любая страна, нарушающая эти основополагающие условия, должна нести ответственность за свои действия. Страны, обладающие ядерным оружием, такие, как США, несут уникальную ответственность за сокращение наших арсеналов и за подтверждение базовых норм, таких, как обязательство никогда не испытывать такое оружие.

Мы не сможем противостоять болезням типа Зика, которые не признают границ (забор комару – не преграда), если не начнем бороться с ними столь же безотлагательно, настойчиво и серьезно, как мы боролись с Эболой – за счет укрепления систем здравоохранения, вложения средств в лекарства и устранения первопричин этих заболеваний, а также за счет оказания содействия бедным странам в развитии национальной инфраструктуры здравоохранения.

Ликвидировать крайнюю нищету мы сумеем только в том случае, если поставленные нами цели устойчивого развития не останутся словами на бумаге. Изобретательность человека дает нам возможность  накормить голодных и дать всем нашим детям, включая девочек, образование, являющееся основой успеха в мире. Но нам необходимо правильно распределять средства.

Реализовать цели ООН, поставленные при ее создании, а именно, заменить разрушительное воздействие войны сотрудничеством, мы сможем лишь в том случае, если влиятельные страны типа моей согласятся на ограничения. Иногда меня критикуют на родине за то, что я исповедую веру в международные нормы и многосторонние институты. Но я убежден, что в конечном итоге отказ от некоторой свободы действий (не отказ от самозащиты и отстаивания коренных интересов, а приверженность международным правилам) укрепляет нашу безопасность. И я думаю, что это относится не только к нам.

Если Россия будет и дальше вмешиваться в дела своих соседей, это может создать ей популярность дома, может какое-то время подпитывать националистический азарт. Но со временем это ослабит ее престиж и сделает ее границы менее безопасными. Мирное разрешение споров в Южно-Китайском море, которое предлагает закон, приведет к гораздо большей стабильности, чем милитаризация крошечных островов и рифов.

Мы все заинтересованы в такой международной системе, и она требует от нас обеспечивать успех тем институтам, к которым мы принадлежим. Хорошая новость состоит в том, что многие страны показывают, какой возможен прогресс, когда мы берем на себя такие обязательства. Задумайтесь, чего мы добились в этом плане за несколько прошедших лет.

Совместно мы мобилизовали дополнительно около 50 000 военнослужащих для миротворческой деятельности ООН. Эти войска сегодня более оперативны, лучше оснащены, в большей степени готовы действовать в чрезвычайных ситуациях. Общими усилиями мы создали партнерство «Открытое правительство», и теперь прозрачность дает новые полномочия все большему количеству людей в мире. А сейчас нам надо совместно открыть свои сердца, и больше помогать беженцам, которым очень нужен дом.

Все мы должны приветствовать обязательства об увеличении помощи, которые прозвучали на этом заседании Генассамблеи. Сегодня после обеда я еще поговорю об этом. Но мы должны доводить дело до конца, даже если это трудно из-за политики. Причина в том, что по мнению ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей, которым не по своей вине пришлось бросить все, что они знают, все, что они любят, и бежать, мы должны поставить себя на их место, чтобы понять. Мы должны представить, каково будет нашим семьям, нашим детям, если с нами произойдет немыслимое. И все мы в конечном счете должны понять, что наш мир будет безопаснее, если мы станем с готовностью помогать нуждающимся и тем странам, которые несут самое тяжелое бремя, размещая у себя этих беженцев.

Многие страны сегодня поступают правильно. Но также есть много стран, особенно богатых и удачно расположенных географически, которые могут сделать гораздо больше в плане помощи беженцам – пусть даже они утверждают, что приезжающие в наши страны люди должны приспосабливаться к обычаям и условностям тех общин, которые сегодня предоставляют им жилье.

В заключение скажу: я признаю, что ход истории отличается от того, о чем я говорил здесь сегодня. Существуют гораздо более мрачные и циничные взгляды, с которыми мы не можем согласиться. Человеком слишком часто движет алчность и власть. Большие страны на протяжении почти всей истории помыкают малыми. Племенам, этническим группам и национальным государствам зачастую гораздо удобнее формулировать то, что они ненавидят, а не те идеи, которые связывают их воедино.

Люди неоднократно приходили к убеждению, что у них, наконец, наступил период Ренессанса и просвещения, но затем видели, как повторяется цикл конфликтов и страданий. Наверное, такова наша судьба. Мы должны помнить, что решения отдельных людей неоднократно приводили к мировым войнам. Но мы также должны помнить, что решениями отдельных людей была создана Организация Объединенных Наций, чтобы такие войны никогда больше не повторялись. Каждый из нас, лидеров, каждая страна могут отвергнуть тех, кто апеллирует к самым худшим нашим побуждениям, и поддержать тех, кто апеллирует к нашим лучшим позывам. Ибо мы показали, что способны выбирать лучшую историю.

Сидя в тюремной камере, молодой Мартин Лютер Кинг писал: «Прогресс человечества никогда не катится на колесах неизбежности — он приходит благодаря неустанным усилиям людей, ставших добровольными сотрудниками Бога». За эти восемь лет я побывал во многих ваших странах. Я увидел этот дух нашей молодежи, которая образованнее, толерантнее, всестороннее, разнообразнее и креативнее нашего поколения, которая чаще проявляет сочувствие и сострадание к другим людям, чем прежние поколения. Да, отчасти это объясняется идеализмом молодежи. Но еще это объясняется тем, что она получает больше информации о других народах и странах, а также обретает уникальное в человеческой истории понимание того, что ее будущее связано с судьбами других людей, живущих в разных уголках планеты.

Я думаю о тысячах работниках здравоохранения со всего мира, которые добровольно отправились бороться с Эболой. Я вспоминаю молодых предпринимателей, с которыми познакомился, и которые сегодня открывают новые компании на Кубе. Я вспоминаю депутатов парламента Мьянмы, которые всего несколько лет назад были политзаключенными. Я думаю об афганских девочках, которые несмотря на насмешки и насилие ходят в школу, а также о студентах, которые начали онлайновые программы, отвергающие экстремизм таких организаций как ИГИЛ. Я заряжаюсь энергией у тех молодых американцев – предпринимателей, активистов, военнослужащих и новых граждан – которые снова переделывают нашу страну, которые не связаны старыми привычками и условностями, и не обременены тем, что есть, но готовы делать то, что должно быть.

Моя собственная семья состоит из плоти и крови, традиций, культур и верований самых разных частей мира – точно так же, как и сама Америка была построена иммигрантами из разных земель. В своей жизни, в этой стране и как президент я осознал, что наша идентичность не определяется унижением других людей, что ее можно укрепить, возвысив других. Она формируется не в противостоянии другим людям, а верой в свободу и равенство, в честность и справедливость.

Признание этих принципов в качестве универсальных не ослабляет мое личное достоинство и гордость, мою личную любовь к Америке – оно усиливает их. Моя вера в повсеместную применимость этих идеалов не уменьшает мою решимость помогать тем, кто похож на меня, кто молится как я, кто дает клятву верности моему флагу. Но вера в эти принципы заставляет меня расширять мои нравственные представления и осознавать, что лучше всего служить своему народу, лучше всего заботиться о своих дочерях я смогу тогда, когда в своих поступках буду стремиться к тому, что верно и правильно для всех людей, для всех детей, для ваших дочерей и сыновей.

Я верю в то, что все мы можем быть добровольными сотрудниками Бога. А наше лидерство, ваши государства и Организация Объединенных Наций должны отражать эту непреложную истину.

Большое спасибо. (Аплодисменты.)