Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Если вами вдруг овладеет неуверенность в себе, просто вспомните Агату Кристи. От Агаты Кристи и Чарльза Дарвина до Киры Найтли, Франсуазы Арди и Моррисси — неловкие в общении и тревожные люди изменяют наш мир к лучшему. Обозреватель BBC Future задает вопрос: не забыли ли мы, что скромность украшает человека?
От Агаты Кристи и Чарльза Дарвина до Киры Найтли, Франсуазы Арди и Моррисси — неловкие в общении и тревожные люди изменяют наш мир к лучшему. Обозреватель BBC Future задает вопрос: не забыли ли мы, что скромность украшает человека?
Если вами вдруг овладеет неуверенность в себе, просто вспомните Агату Кристи.
В апреле 1958 года ее пьеса «Мышеловка» стала самой долгоиграющей постановкой в истории британского театра: было сыграно 2239 спектаклей. По этому поводу ее агент организовал вечеринку в отеле «Савой».
Она надела свое лучшее шифоновое платье темно-зеленого цвета и белые перчатки до локтя. Однако, добравшись до места, она не смогла пройти дальше холла — швейцар не узнал ее и не пропустил в зал, где шла вечеринка.
Вместо того чтобы тут же воскликнуть: «Разве вы не знаете, кто я?», 67-летняя писательница покорно развернулась и отошла. Пока гости развлекались, она сидела в холле совершенно одна.
Сама популярная писательница той эпохи часто говорила, что все еще страдает от «унизительной, ужасной, неизбежной застенчивости».
«Я до сих пор не могу избавиться от ощущения, что я просто притворяюсь писателем», — позже призналась она.
Как мог человек, добившийся таких успехов, быть столь неуверенным в себе? Именно этот парадокс лег в основу новой книги историка культуры Джо Морана «Стыдливая мимоза» (Shrinking Violets — так в английском языке называют и цветок, и застенчивого человека — Прим. перев/).
В книге затрагивается тема застенчивости в политике, литературе и психологии.
Стеснительность может показаться пустяком для тех, кто ею не страдает, однако Моран подчеркивает, что это качество может стать решающим в жизни человека.
Американский врач Генри Геймлих (чьим именем назван прием Геймлиха) однажды поделился наблюдением: «иногда, подавившись, человек смущается и пытается незаметно уйти, чтобы избежать неловкой ситуации. В соседней комнате он теряет сознание, и если ему не окажут помощь, он умирает или получает необратимое повреждение мозга».
Заинтересовавшись темой, я попросил Морана рассказать о том, что вдохновило его на написание книги, и о тех выводах, к которым привели его обширные исследования.
Моран говорит, что был застенчивым всю свою жизнь и что прекрасно понимает то, как повела себя Агата Кристи, попав в неловкое положение в отеле. «Вероятно, я поступил бы точно так же», — признается он.
Возможно, именно эта черта его характера повлияла на его карьеру задолго до того, как он начал изучать этот вопрос с научной точки зрения.
В своих предыдущих книгах он словно под увеличительным стеклом рассматривает мельчайшие детали повседневной жизни.
Так, например, в книге «Очереди для начинающих» (Queuing for Beginners) он исследует историю привычных нам вещей и порядков — от аппаратов для охлаждения воды и пуховых одеял до стояния в очередях в магазинах.
Еще одна его книга, «Диванная нация» (Armchair Nation), посвящена привычкам британцев, связанным с просмотром телепередач.
«Мне кажется, что стеснительность превращает человека в антрополога-любителя, ведь ему, скорее всего, по душе роль наблюдателя».
Моран считает, что «Стыдливая мимоза» написана в том же ключе, однако на этот раз он направляет свой взгляд в душу человека, исследуя мысли и чувства, о которых многие из нас стыдятся говорить.
Застенчивость показалась Морану интереснейшим объектом для исследований из-за своей странной, противоречивой природы — включая тот факт, что мы часто стесняемся своей стеснительности.
«Застенчивость чаще всего нельзя объяснить рационально», — говорит он.
Так, например, может показаться, что застенчивость проявляется в любой ситуации, однако Моран отмечает, что она «приходит и уходит» в зависимости от контекста.
Он может чувствовать себя довольно уверенно, читая лекцию аудитории из сотни человек, однако чувствовать стеснение, отвечая на вопросы после нее.
Он говорит, что ему более комфортно в ситуациях, где не возникает сомнений в том, как себя вести, однако при малейшей неопределенности его уверенность в себе начинает таять.
К примеру, оказавшись в большой компании в пабе, он может прислушиваться к двум параллельно идущим беседам, но не знать, как присоединиться к любой из них.
«И вот обсуждение принимает интересный оборот, а ты не можешь вставить ни слова», — говорит он.
Места общего пользования в офисе — например, копировальная комната или коридор — могут стать для застенчивого человека настоящим минным полем.
«Никогда не знаешь, нужно ли остановиться, чтобы перекинуться парой слов, и если да, то на какое время».
Моран рассказывает об аристократе XIX века герцоге Портлендском, который был настолько застенчив, что построил под своим поместьем лабиринт общей длиной 24 км, чтобы не сталкиваться с прислугой.
Однако не все стеснительные люди интроверты. Как неоднократно отмечала Сьюзан Кейн, автор книги «Интроверты» (Quiet), это совершенно разные вещи.
Интровертам важно проводить время наедине с собой, и им не всегда есть дело до того, что думают о них другие (здесь Кейн приводит в пример Билла Гейтса), а застенчивый человек может желать компании других людей, однако нервничать и беспокоиться о том, как его воспринимают остальные.
Поэтому вполне возможно быть застенчивым экстравертом — одновременно и бояться и хотеть быть в центре внимания.
В книге Морана описаны все эти типы личностей. Один из его героев — актер Дирк Богард, который, научившись скрывать свои чувства от обижавших его одноклассников, превратился в этакого рака-отшельника, прячущегося в раковине моллюска.
«Я был защищен от хищников, — писал он, — а хищниками я считал всех, кого встречал».
Он надеялся победить свою застенчивость с возрастом, однако понял, что это была «болезнь», которая, как он говорил, «парализовала меня всякий раз, когда я заходил в переполненную людьми комнату, в театр, ресторан или бар».
Когда он работал актером в Вест-Энде, перед каждым спектаклем его одолевали приступы тошноты.
Как-то раз он сказал: «Вряд ли можно бояться так сильно, как я сейчас, и не умереть. Эти ощущения по своей интенсивности сравнимы со смертью, казнью и любыми другими ужасами, которые только можно себе представить».
Моран отмечает, что Богард прекрасно знал, о чем он говорил: он принимал участие в операции «Нептун» и других сражениях в Нормандии.
В качестве других примеров можно привести Чарльза Дарвина (который считал себя «лишенным навыков общения» и «бездарным оратором»), Киру Найтли (которая и слова не может промолвить на вечеринке), писателя и нейрохирурга Оливера Сакса, бывшего президента Франции Шарля де Голля, вокалиста британской рок-группы группы The Smiths Моррисси и даже воплощение парижского шика 60-х годов Франсуазу Арди.
Некоторым из этих публичных персон могло бы помочь использование ощущения, которое на немецком языке называется Maskenfreiheit — то есть свобода, которую человек чувствует, надевая маску или играя роль.
Благодаря ощущению «нереальности» происходящего и самому Морану легче выступать на публике. Тем не менее застенчивость и волнение возвращаются, как только человек вновь становится самим собой.
Некоторые застенчивые люди могут полностью раскрыться, лишь попав в центр внимания.
Бесспорно, застенчивость не всегда мешает успеху, однако имеет ли она ощутимые преимущества?
Специалисты в области эволюционной биологии могут сказать, что эта черта берет свое начало в базовых моделях поведения древних людей, способствовавших их выживанию.
Недавние исследования характеров животных позволили классифицировать некоторые виды по степени смелости или робости и показали, что некоторым особям пугливость и тревожность идут лишь на пользу.
Если более смелые особи успевают спариться с большим числом партнеров и добывают больше пищи, то их более скромным товарищам, которые прячутся в сторонке, удается избежать нападения хищников. Обе эти эволюционные стратегии являются успешными.
Если это так, то своего рода рудиментарная скромность является базовой, примитивной чертой. Тем не менее Моран сомневается, что в этом заключается вся правда.
«Мне кажется, нельзя говорить о скромности, не упоминая о способности к тому, что Дарвин называл вниманием к себе, — говорит он. — Мы можем думать о себе, анализировать свои поступки и знать о том, что другие люди также думают о нас».
Люди, объединенные в большие группы, неизбежно должны были начать беспокоиться о мнении окружающих, хотя это и привело к появлению таких неприятных чувств, как смущение или стыд.
«Мы сами создаем эти странные, круговые, самореализующиеся и саморазрушающиеся смысловые циклы — мы считаем себя застенчивыми, стесняемся этого, и нам неловко из-за того, что нам неловко», — говорит он.
Моран считает, что человеческую скромность усугубляют проблемы, связанные с языком — чрезвычайно богатым, но довольно неточным средством коммуникации.
«Мы можем описать свои чувства лишь приблизительно», — говорит он, называя людей «изолированными сознаниями», которые никогда не смогут понять друг друга до конца.
«Мне кажется, что это верно для всех, однако застенчивые люди, возможно, больше знают об этом несовершенстве».
Следствием этого могло стать так называемое esprit de l’escalier («запоздалое остроумие») — склонность человека задним числом придумывать, что нужно было сказать в той или иной ситуации, когда все уже давно разошлись.
Это невероятно мучительное состояние, но у него могут быть свои положительные стороны.
«Многие художественные произведения, о которых я пишу в своей книге, появились на свет отчасти благодаря чувству, что разговор или личный контакт был не полон или не удался», — указывает Моран.
Многие авторы таким образом пытаются выразить то, что не смогли сказать раньше. «Я бы не сказал, что это единственный стимул для писателя или художника, однако вполне очевидно, что это может служить источником вдохновения».
Моран также изучил, как скромность проявляется в различных культурах, при помощи Стэнфордского опросника застенчивости — анкеты, которая помогает психологам оценивать степень выраженности застенчивости.
Согласно результатам его исследования, в некоторых странах, в том числе Японии, Великобритании и скандинавских странах — Дании, Швеции, Норвегии и Финляндии — люди более застенчивы, чем в США.
Трудно сказать, отражает ли эта статистика истинные различия в тех чувствах, которые испытывают люди — ведь слова, обозначающие понятие «застенчивость», в иностранных языках могут иметь положительную окраску (в том числе указывать на тактичное, сдержанное поведение), и людям попросту может быть приятно считать себя застенчивыми.
Однако в некоторых культурах отношение к застенчивому поведению определенно более толерантное.
Так, например, многие финские поговорки подчеркивают ценность созерцания и предусмотрительности: «одного слова достаточно, чтобы натворить много бед», «хороший псалом — короткий псалом», «лающая собака зайца не поймает».
«В Финляндии совершенно другой этикет, — говорит Моран. — Этот народ очень ценит молчание в разговоре».
В некоторых странах (в частности, в США) застенчивость теперь могут посчитать психическим расстройством.
Это вызвало беспокойство со стороны некоторых психологов, которые считают, что из-за этого любые отклонения от нормы будут подвергаться лечению или корректировке.
В «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» — «библию психиатрии» — уже включены такие довольно специфичные варианты как боязнь мочеиспускания в общественном туалете.
В качестве лечения для них предусмотрены разговорная терапия и занятия по навыкам общения, а также успокоительные препараты.
«Мне это не нравится, — говорит Моран, — потому что я не склонен преувеличивать свою застенчивость. Да, она может быть помехой, может причинять неудобства и быть обузой».
«Несомненно, есть много крайних примеров застенчивости, когда человек не может вести нормальный образ жизни и страдает от социофобии. Но мне кажется, что существует тенденция рассматривать как медицинскую проблему явления, которые не выходят за пределы обычных человеческих переживаний».
Моран говорит об этом с высоты своего опыта. Однажды он хотел попробовать препарат «Сероксат», предназначенный для снижения уровня социофобии, но понял, что его застенчивость уже стала частью его личности, и пытаться вылечить ее бесполезно.
Это было бы все равно что «кричать на ветер и спорить с дождем» или «искать лекарство от жизни».
Написав эту книгу, он осознал, что застенчивость может быть намного более распространенным явлением, чем он предполагал.
Многие люди — зачастую те, от кого он меньше всего этого ожидал — признавались, что регулярно испытывают неловкость или смущение в обществе посторонних людей.
«Многие застенчивые люди ошибаются, думая, что в общении с людьми они ведут себя очень необычным образом. На самом деле эти проблемы встречаются повсеместно».
Слушая его, понимаешь, что хоть Моран со своим скромным поведением и не похож на лидера, мы вполне можем стать свидетелями рождения нового движения по защите прав застенчивых людей.
