Все больше моментов указывают на то, что Кремль преследует в Сирии собственные цели, которые выходят далеко за рамки простой поддержки режима Асада. Этот новый фактор обязательно нужно принять во внимание, если мы хотим выйти из сформировавшегося в ООН тупика.
Нынешнее восприятие сирийского конфликта опирается,как мне кажется, на устаревшую гипотезу о том, что Россия оказывает (пусть и не безусловную) поддержку режиму Асада. Сейчас все отчетливее видно, что сирийский деспот больше не руководит операциями, которые проводятся от его имени на, как считается, принадлежащей ему территории. В первую очередь решения принимаются российскими военными в координации с иранскими «советниками».
Вопрос Алеппо
Авиаудары по гуманитарному конвою ООН и Международного Красного креста в ночь на 19 сентября 2016 года на севере Алеппо несут на себе все следы кремлевской инициативы. Они продолжались два долгих часа, хотя режим Асада дал добро на доставку этой помощи. Часть 20 погибших мирных жителей были добровольцами сирийского Красного креста, президент которого Абдеррахман Аттар входит в окружение Башара Асада.
Наконец, напомним, что у оппозиции и джихадистов нет авиации, тогда как у ВВС Асада нет средств для проведения ночных бомбардировок. Кроме того, налет 19 сентября продолжился на следующую ночь ударами по медицинским объектам, на этот раз на юге Алеппо. Еще в апреле я писал в моем блоге о систематическом разрушении всей инфраструктуры здравоохранения в удерживаемых мятежниками зонах в Алеппо. Речь идет о том, чтобы лишить мирное население медицинских услуг и пищи, и тем самым заставить капитулировать местное сопротивление.
Точно такой сценарий, пусть и в меньших масштабах, уже повлек за собой эвакуацию боевиков, а также мирного населения из Дарайи, оплота революции в пригороде Дамаска, 26 августа этого года. Капитуляция или смерть — такую альтернативу жестоко ставит Россия перед населением мятежных районов Алеппо. Кремль воспринял, как унижение, летний прорыв блокады повстанческих кварталов Алеппо, и сделал все для восстановления безжалостной осады в начале сентября.
Военные цели Москвы
У нас недостаточно четко подчеркивают заслугу Владимира Путина в том, что он рассматривает вмешательство в Сирии через глобальную призму. Президент России прекрасно понял, что явный отход США с Ближнего Востока предоставил ему прекрасную возможность, чтобы восстановить с помощью региона потерянный вместе с СССР статус сверхдержавы. В такой перспективе давние интересы Москвы в Сирии и связи Путина с Асадом значат меньше, чем этот план, вектор которого направлен с Ближнего Востока в остальной мир.
Прямая массированная военная операция России в Сирии началась в сентябре 2015 года и опирается на программную речь Путина, произнесенную в ООН несколькими днями ранее. Российский лидер выступил в ней ярым защитником суверенитета «государств», то есть существующих режимов, против чаяний народов. Тем самым он начал идеологическую кампанию в духе «войны с террором» Буша-младшего, который также представил свою концепцию в ООН в 2002 году.
Если американские неоконсерваторы записывали в «террор» любые формы противодействия, символом которого стала «Аль-Каида», путинская пропаганда называет «терроризмом» любой организованный протест против статус-кво, немедленно приравненный к «Исламскому государству» (террористическая организация запрещена в РФ — прим.ред.). Как Буш столкнулся с иракскими реалиями, затащив свои войска в местное болото, так Путин убеждается в неспособности Асада восстановить свою прежнюю позицию, кроме как на руинах.
Проиранские отряды и сторонники Асада
Борьбу с повстанцами в городской среде, которую оказалась в не силах вести диктатура Асада, взяли на себя проиранские отряды, сначала — ливанская «Хезболла», а затем — иракские и афганские группы. Прибывшие из Ирана «стражи революции» придали операционное единство этим разрозненным силам. В июле 2015 года начальник иранского корпуса генерал Касем Сулеймани отправился в Москву, чтобы сообщить российским союзникам об ошибках режима Асада, который отступал по всем фронтам.
Подобное ограничение периметра действий армии режима привело к возникновению широкого спектра отрядов с громкими названиями, но довольно спорными боевыми качествами. Прибывшим в страну российским военным пришлось, как и иранским «советникам», нащупывать путь в чаще вооруженных групп сторонников Асада. Несмотря на утверждения ряда источников, пока что ничего не указывает на то, что российские солдаты сражались вместе с этими сирийскими боевиками.
Как бы то ни было, Кремль все с большим неудовольствием убеждался в масштабах коррупции и недисциплинированности в рядах сторонников Асада. Именно поэтому президента Сирии вызвали в октябре 2015 года в Москву на российском военном самолете. Эта поездка стала первым иностранным визитом Башара Асада с начала сирийской революции в 2011 году, и о ней было объявлено только по возвращении диктатора в Дамаск.
Путин посчитал необходимым уточнить, что эта встреча проводилась по его инициативе. В целом, российские офицеры в Сирии напрямую взяли в свои руки проведение операций, в частности в ходе выдворения боевиков ИГ из Пальмиры. Такое все более активное российское вмешательство поднимает вопросы насчет приверженности Кремля сохранению Асада у власти: не исключено, что связанный Москвой по рукам и ногам сирийский диктатор — единственный руководитель, который может принять такое многообразное и активное воздействие со стороны российских «покровителей».
Провести переговоры в Алеппо, а не в Нью-Йорке
В любом случае, судьба Сирии и ее президента значит для Путина меньше чем усиление роли России на международной арене, обеспеченное успехом сирийской авантюры. В таких условиях было бы глупо рассчитывать на решение сирийского вопроса между Вашингтоном и Москвой, потому что в нынешней антагонистической игре Россия может принять только полную победу. Недавнее обсуждение в ООН демонстрирует это тем нагляднее, что 23 сентября за ним последовал град российских бомб на Алеппо с намеренным уничтожением трех из четырех центров гражданской обороны.
Чтобы выйти из губительного для международной системы тупика, нужно в срочном порядке прийти к перемирию воюющих сторон в Алеппо. В отличие от дипломатических тирад в Женеве, такой «локальный» подход (я призываю к нему еще с 2014 года) подразумевает нейтрализацию всех иностранных сил, российских, иранских или джихадистских. Его огромное преимущество в том, что он не поднимает вопрос о власти в Дамаске и позволяет обойти несомненную блокировку в Совбезе ООН.
Стаффану де Мистуре (Staffan di Mistura), являющемуся с 2014 года спецпредставителем ООН по Сирии, пора прекратить жаловаться в кулуарах в Нью-Йорке и Женеве. Пусть он отправляется в Алеппо, чтобы способствовать этому «миру отважных» между жителями восточных и западных районов города. Добиться этого будет очень непросто, но если, как говорит Пан Ги Мун, на кону стоит судьба ООН, по этому пути нужно протий до конца. Россия ведет войну в Сирии, и из этого пора сделать выводы, по крайней мере, дипломатические.
Жан-Пьер Филиу (Jean-Pierre Filiu), профессор истории Ближнего Востока в Парижком институте политических исследований, приглашенный профессор Колумбийского и Джорджтаунского университетов. Его работы по арабо-мусульманскому миру переведены более, чем на десять языков.
