Западные политики должны формировать такой курс, в котором учитываются колебания общественных настроений.
«Одна смерть — это трагедия, миллион смертей — статистика». Это заявление Иосифа Сталина часто воспринимают как олицетворение бесчеловечности, то есть, прямой противоположности гуманным и либеральным ценностям, которыми так дорожит демократический Запад.
Но что касается войны в Сирии, то здесь Запад живет в соответствии с изречением Сталина. Как и весь мир. За последние четыре года я написал множество статей о Сирии, которые переполнены ужасающей статистикой. Один раз я заметил, что погибло 50 тысяч человек; на следующий год погибших было 100 тысяч, а еще через год 200 тысяч. Сейчас эта цифра может составлять более 400 тысяч человек. Но одно остается неизменным: все эти статьи о Сирии привлекают очень мало читателей.
Однако время от времени какая-нибудь история или фотография о личной трагедии вызывает на Западе непродолжительный всплеск сострадания. В прошлом году это был снимок погибшего Алана Курди, который вызвал сильные переживания. В этом снимке было что-то невыносимо трогательное: трехлетний мальчик в шортах, ботинках и футболке, чье тело выбросило на турецкий берег. Вместе с тем, в этих излияниях сострадания есть нечто таинственное и непостоянное. В то время один мой знакомый, освещавший события сирийской войны с самого ее начала, заметил: «Я уже несколько лет размещаю в Твиттере фотографии погибших сирийских детей. Обычно их никто не замечает».
Аналогичное непостоянство присутствует в реакции Запада на массовую гибель людей, тонущих в море. В октябре 2013 года смерть 300 с лишним беженцев в Средиземном море возле острова Лампедуза вызвала бурную реакцию во всем мире, из-за чего Италия, а затем и ЕС активизировали спасательные работы.
А на прошлой неделе у берегов Египта утонуло более 100 человек, пытавшихся доплыть до Европы. Западные средства массовой информации почти не освещали эту трагедию. Количество смертей в Средиземном море в этом году может достичь нового пика, однако общественность как будто перестала обращать на это внимание.
Западные лидеры должны как-то попытаться сформировать такую политику в отношении Сирии, в которой учитываются эти непредсказуемые колебания общественных настроений — от безразличия до периодических всплесков мучительной боли. Лидеры, которые строят свою политику на предположении о том, что сострадание избирателей сохранится на долгие месяцы, обычно несут потери.
Прошлым летом, когда многие немцы размахивали плакатами с надписями «Беженцы, добро пожаловать», Ангела Меркель решила воспринять эти слова буквально и открыла двери Германии для одного с лишним миллиона мигрантов. Но когда в сентябре на местных выборах выступающие против иммиграции правые партии добились больших успехов, Меркель публично извинилась за свою политику в отношении беженцев. Прошлогоднее сострадание уступило место раскаянию.
Что касается Барака Обамы, то его обвиняют как в чрезмерной черствости, так и в излишнем сочувствии по отношению к Сирии. Многие американские либералы считают, что его отказ от вмешательства с целью прекращения кровопролития станет несмываемым пятном на репутации президента. Однако Обама также подвергается яростным нападкам с правого фланга за то, что разрешил пускать в США больше сирийских беженцев.
Сегодняшнее возмущение по поводу российского авиаудара по автоколонне с помощью в Сирии похоже на переломный момент в западных дебатах. Однако опыт прошлого говорит о том, что кратковременная вспышка интереса к Сирии быстро превратится в замешательство и безразличие. Обама знает, что внезапные приливы публичных чувств — это ненадежный ориентир в политике.
Сам президент явно разрывается на части. Выступая на прошлой неделе с речью в ООН, он похвалил шестилетнего американского мальчика Алекса, написавшего в Белый дом письмо и предложившего крышу над головой пятилетнему Омрану Дакнишу, который в этом году стал героем «шоковой фотосессии» в Сирии. На фотографии Омран окровавлен и ошеломлен, поскольку его только что вынесли из разбомбленного здания в Алеппо. «Все мы можем многому научиться у Алекса», — сказал Обама.
Но иногда президент кажется фаталистом. Он заявил журналисту Джеффри Голдбергу (Jeffrey Goldberg): «Мир жесток, сложен, беспорядочен и злобен; он полон невзгод и трагедий».
Единственный надежный способ остановить кровопролитие в Сирии — это проведение Америкой крупномасштабной военной интервенции с задействованием сухопутных войск. После войн в Афганистане и Ираке нет оснований полагать, что американское общество поддержит такое вмешательство. В Америке определенно существует категория людей, выступающих за «интервенцию лайт». Это введение бесполетной зоны, а может быть, удары по сирийским ВВС. Такая ограниченная интервенция удовлетворит вполне понятное желание что-то сделать, но она вряд ли улучшит гуманитарную ситуацию. На Сирию и без того сброшено много бомб.
Проблема выглядит еще острее, когда встает вопрос о предоставлении убежища беженцам. В таких разных странах, как Германия, США, Британия, Венгрия и Польша, популисты и правые политики вполне успешно используют страх перед мигрантами и беженцами, особенно из мусульманских стран. Сегодня, когда Британия выходит из ЕС, Дональд Трамп опасно близок к Белому дому, а политическое будущее Меркель неопределенно, было бы глупо игнорировать риски более открытой политики по отношению к беженцам, которая может усилить позиции крайне правых сил на Западе.
Вывод мрачен: чтобы сохранить либеральную политику у себя дома, западным руководителям придется мириться с надругательством над либеральными ценностями за рубежом.
