США должны вести политику конфронтации, где это необходимо, и политику реализации общих интересов без иллюзий, где это возможно.

Сейчас он преследует две ключевые цели. Во-первых, он стремится вернуть России ее влияние на международной арене, снова сделать Россию великой, вернуть принадлежащий ей по праву статус державы, которую уважают или, по крайней мере, боятся. Во-вторых, он хочет сохранить в своих руках власть внутри России: сначала он делал это при помощи своих соратников из Санкт-Петербурга, а теперь при помощи полностью зависимых от него и потому послушных аппаратчиков из силовых структур.

Именно отсюда необходимо начинать планирование политики США. Вторжение российских войск в Абхазию и Южную Осетию с целью отобрать часть территорий независимой и стремящейся вступить в НАТО Грузии, а затем аннексия Крымского полуострова при помощи российских военных, базирующихся в Севастополе, и гибридная война, которую поддерживают и ходом которой, вероятно, руководят российские военные в Донбассе, стали самыми очевидными актами установления власти России над на первый взгляд утраченным «ближним зарубежьем». Его периодические рассуждения об «ответственности» Москвы за судьбы этнических русских в этих странах касаются непосредственно Латвии, Эстонии и среднеазиатских республик, в первую очередь Казахстана (четверть населения которого — это этнические русские). Между тем, угрозы выслать на родину иностранных рабочих из Средней Азии подвергают опасности экономики этих стран и их социальную стабильность.

За пределами границ бывшего Советского Союза поведение Путина носит более случайный и оппортунистический характер. Его поддержка режима Башара аль-Асада, к примеру, отчасти объясняется его стремлением сохранить за Россией право пользоваться военно-морской базой в Тартусе, однако в первую очередь направлена на то, чтобы продемонстрировать США, что вмешательство в процесс смены режима неприемлемо и обойдется им очень дорого. Посмотрите, говорит он, на итог смены режима в Египте, Тунисе, Йемене и в Ливии. Сейчас ситуация в этих странах стала гораздо хуже, чем была до смены режима, и никакой демократии там нет. Россия и Китай, вероятнее всего, будут и дальше использовать свое право вето в Совбезе ООН, чтобы блокировать возможные военные вмешательства с гуманитарными целями в духе ливийской кампании, которые, по их мнению, всегда планируются США и их европейскими союзниками не для того, чтобы защитить невинных мирных граждан от непосредственного натиска войск Муаммара Каддафи, а для того, чтобы заменить его демократическим режимом. Отчасти сложности в переговорах и создании гуманитарного коридора для Алеппо являются результатом ливийского «предательства», хотя смещение Асада остается нескрываемой целью союзников. Путин не питает никаких теплых чувств к Асаду, но Асад является воплощением порядка и, с точки зрения Путина, более эффективным инструментом для борьбы против бунта исламистов, чем раздробленные и истощенные силы «умеренной оппозиции», которых поддерживает Запад — не говоря уже о навязывании демократических изменений обществу, где до сих пор сохранилась племенная структура. Более того, поддержка режима Асада вновь сделала Россию влиятельным игроком на Ближнем Востоке, поскольку пути урегулирования конфликта, очевидно, проходят через Москву, а не через Дамаск, и поскольку это позволяет Путину повышать свой авторитет в глазах Ирана, ведущего священную борьбу против США. Наконец, у нас есть свидетельства, указывающие на попытки России вмешаться в ход предвыборной кампании в США — с точки зрения Путина, это расплата за вмешательство Америки во внутренние дела России, прежде чем он выслал из страны USAID и другие продемократические организации, обезвредил сильные оппозиционные партии, независимые СМИ, правозащитные организации, блогеров и упразднил свободные выборы. Все это препятствует любым попыткам снизить напряженность в отношениях между США и Россией. Это является частью более масштабных, но при этом недостаточно хорошо спланированных попыток оспорить положение США и их интересы на международной арене. Путин будет хвататься за любую возможность при каждом удобном случае.

Но, в отличие от Сталина, Путина нельзя назвать ни нерациональным, ни страдающим манией величия — как на внутриполитической, так и на внешнеполитической арене. Путин — авторитарный лидер, но он (по крайней мере пока) не деспот. Наступая на интересы США, он, тем не менее, выражает готовность сотрудничать с Америкой и ее союзниками там, где это выгодно ему или национальным интересам России. К примеру, Россия сыграла весьма продуктивную роль в переговорах 5+1 по иранской ядерной программе. Она поддержала санкции Совбеза ООН против Северной Кореи, хотя на практике она нарушила некоторые условия. Резня в Сирии продолжается отчасти благодаря действиям российских военных, однако Путин помог вывезти из страны химическое оружие режима, хотя и не помешал Асаду применять его тактику сбрасывания баррельных бомб и обречения мирных граждан на голодную смерть. Российские самолеты присоединились к атакам сирийских правительственных войск против оппонентов Асада, и речь идет не только об ИГИЛ. Тем не менее, поддержка Россией варианта мирного урегулирования конфликта остается возможной, хотя и все более маловероятной, если она не получит гарантий для режима Асада и, скорее всего, отказа от поддержки оппозиционных группировок. Путин не раз демонстрировал, что он не собирается поддерживать Асада в долгосрочной перспективе, если удастся найти приемлемый вариант урегулирования конфликта. Кроме того, Путин предоставил поддержку теперь уже несуществующей Северной распределительной сети, по которой НАТО осуществляла транзит грузов войскам коалиции, сражавшейся против Талибана в Афганистане. Во всех этих случаях, если интересы двух стран хотя бы отчасти совпадали, Путин был готов сотрудничать даже с США.

Какой должна быть политика следующего президента?

В первую очередь, новая администрация должна четко понимать, что Путина лучше всего рассматривать как соперника, который презирает США, их союзников и их интересы, в особенности их демократические ценности, и одновременно пытается справиться с наследием постсоветских унижений России, вернув ей авторитет на международной арене. Его эго и самоуверенность являются удивительно уязвимыми для лидера, который стремится проецировать силу, несмотря на то, что демографическая и экономическая ситуация в его стране быстро ухудшается. В действительности тот факт, что он теряет свои ресурсы, может заставлять его с большей решимостью хвататься за то, что у него есть сейчас, и совершать непредсказуемые удары, подобно раненому медведю.

Поэтому нам не стоит надеяться на доброжелательность или доверие, а также на просчеты и ошибки. Путин будет интерпретировать каждый эпизод недопонимания как целенаправленную попытку удержать его и Россию в подчиненном положении. Во-вторых, он всегда будет ставить во главу угла экономические, политические интересы и интересы безопасности России. В этом он ни в коем случае не будет отличаться от других лидеров, хотя область совпадения интересов и количество связанных с ней возможностей для продуктивного сотрудничества будут весьма ограниченными. Нам не стоит ожидать безвозмездного сотрудничества, но сотрудничество, тем не менее, возможно, поэтому не стоит давать излишнюю волю цинизму. В-третьих, новой администрации стоит готовиться скорее к соперничеству, чем к сотрудничеству, то есть к игре, в которой может быть только один победитель. В-четвертых, Путин, вполне возможно, будет пытаться настроить западных союзников и партнеров против США и друг против друга, чтобы испортить их отношения друг с другом. Это будут очень сложные отношения, к которым США и их союзники должны подходить с реалистичных позиций, отказавшись от любых идеалистических суждений.

Это значит, что США придется постоянно помнить о своих интересах и интересах своих союзников и одновременно с этим с большой осторожностью проводить обдуманные линии, посылая четкие и решительные сигналы о том, что США намереваются защищать эти ключевые интересы. Но эти обдуманные линии и четкие сигналы должны быть реалистичными. Прежде чем заявлять о них, союзникам придется продумать, какую цену России придется заплатить в случае пересечения этих линий, а затем при возникновении необходимости заставить ее заплатить. Эти отношения будут слишком хрупкими для того, чтобы применять тактику блефа. Если попытаться это сделать, это приведет лишь к росту недопонимания и к увеличению вероятности того, что реальные интересы не будут поняты и не будут учтены — и даже непреднамеренная эскалация может вылиться в настоящую войну.

Линии НАТО должны быть особенно четкими: Прибалтика и Центральная Европа будут защищаться так же, как и традиционные территории этого альянса. Но какую часть Украины или Грузии Запад готов защищать — если он вообще готов их защищать — и какой ценой, и каким недвусмысленными сигналами все это будет сопровождаться? Какая роль будет отведена Турции, входящей в состав НАТО? Чего альянсу стоит ожидать от Турции, что он должен ей предложить и, если уж на то пошло, что он ей уже предложил? Какие ограничения должны быть наложены на «пограничные» государства НАТО в обмен на гарантии в соответствии со Статьей 5? Имеют ли они полную свободу действий в защите своего суверенитета — скажем, в защите своего воздушного пространства от вторжений российских самолетов, если удар по этим самолетам повлечет за собой необходимость вмешательства всего альянса? Что насчет двусмысленных ситуаций, таких как гибридные кампании? Что насчет Арктики? Что насчет хакерских атак и безопасности в киберпространстве? Что насчет морских и воздушных путей сообщения? В этих вопросах не должно быть места сменам настроения. Союзники должны быть твердыми, последовательными и дальновидными. Однако, в отличие от периода холодной войны, ставки сегодня хотя и высоки, но не экзистенциальны. Это будет противостояние двух держав, но на этот раз никто не будет навязывать сопернику иной образ жизни или теорию общества — не говоря уже об угрозе уничтожения.

Между тем, даже на фоне самого мрачного сценария западные союзники должны быть открыты к возможностям сотрудничества. Примеры взаимодействия в Иране, Афганистане и Сирии, хотя оно было ограниченным и неоднозначным, могут в той или иной степени повториться в других областях, хотя это сотрудничество будет скорее эпизодическим и краткосрочным, чем стратегическим. Более того, к России нужно относиться с уважением, как к мировой державе, независимо от уровня напряженности в отношениях. Сделать это будет сложно, но это не потребует от нас больших затрат, хотя это несомненно разочарует угнетенных и ослабленных диссидентов в России, хотя Запад продолжит поддерживать их иными путями.

Коротко говоря, политики администрации США должна заключаться в жестком следовании ключевым интересам, открытости перед возможностями для сотрудничества и отсутствии каких-либо иллюзий. Нашим соперником является вторая по военной силе держава в мире, чью политику диктует всего один человек — гораздо более угрюмый, замкнутый, злопамятный, эксцентричный и озлобленный, чем ему следовало бы быть.

Джеральд Хайман — старший научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, занимавший должность директора программы Hills Program on Governance с 2007 по 2016 год. С 1990 по 2007 год он занимал разные должности в организации USAID, в том числе был директором отдела демократии и управления с 2002 по 2007 год. С 1985 по 1990 год он занимался юридической практикой в Covington & Burling в Вашингтоне, а с 1970 по 1985 год он преподавал антропологию и социологию в Колледже Смит.