В 1958 году, спустя год после запуска Советским Союзом первого спутника и спустя два года после подавления демократического восстания в Венгрии, российский народ на удивление тепло принял молодого американского пианиста по имени Ван Клиберн (Van Cliburn). Это был высокий и худой молодой человек 23 лет с лицом младенца. Его восхитительное выступление на первом Международном конкурсе имени Чайковского в Москве погрузило всех в атмосферу коллективной ностальгии, став напоминанием о великом романтическом прошлом России в период мрачной советской действительности. Взволнованные члены жюри консультировались лично с Никитой Хрущевым, прежде чем присудить первый приз Клиберну. Вскоре после этого произошла встреча Клиберна и Хрущева, во время которой они обменялись любезностями — это была первая встреча подобного рода между представителями СССР и США за довольно долгое время. «Почему вы такой высокий?» — просил первый секретарь. «Потому что я из Техаса», — ответил Клиберн.
В своей книге под названием «Подмосковные вечера» (Moscow Nights) Найджел Клифф (Nigel Cliff) подробно описывает эту главу холодной войны, называя ее самым невероятным годом в истории классической музыки. Хотя возникает большой соблазн переоценить культурное и политическое значение этого момента, триумф Клиберна в России стал весьма увлекательным событием, произошедшим в десятилетие ядерных испытаний, шпионских схем и попыток компенсировать отставание по ракетам. Этот эпизод занимает такое же место в истории холодной войны, какое занимает пинг-понговая дипломатия в сближении президента Никсона с Китаем. Это увлекательная и поучительная история, и г-н Клифф мастерски ее рассказывает.
В основе этого эпизода лежит талант Вана Клиберна, в котором журнал Time увидел сочетание Либераче, Владимира Горовица и Элвиса Пресли. Понадобился всего один молодой человек, обладающий невероятным талантом и наивностью, чтобы сгладить разногласия между двумя странами и продемонстрировать то, что было по-настоящему важным для каждой из них. Советским слушателям он показал культурное превосходство России: он стал тем американцем, который полюбил русский народ, обнаруживший его гений и назвавший его своим. Американцам, которые встретили Клиберна в 1958 году торжественным парадом на Манхеттене, он показал, что, если Россия может выиграть космическую гонку, то США могут догнать ее в культурной сфере. Это был момент обмена ролями между двумя противниками, которые сражались за любое преимущество перед соперником. Клиберна назвали «Американским спутником», и в течение некоторого времени он был не менее знаменит, чем первый искусственный спутник Земли, в честь которого он получил такое прозвище.
Клиберн был редким виртуозом. Будучи сыном пианистки, Клиберн выучил сложнейший Второй концерт Рахманинова всего за две недели и сделал еще более сложный Третий концерт центром своего концертного репертуара. По слухам, он занимался так долго и упорно, что стирал пальцы до крови, просиживая за инструментом всю ночь до утра. Ему удавалось соединять высокое искусство со слегка простонародной техасской манерой поведения, которая покоряла и очаровывала его слушателей по всему миру. «Милая, я пришел учиться со всеми вами», — крикнул он через весь зал Розине Левиной (Rosina Lhévinne), педагогу Джульярдской школы. Он запомнился тем, что часто говорил, слегка встряхивая головой: «Разве это не чудесно?» Он был, как пишет г-н Клифф, «наивно-искушенным мужчиной-ребенком», и все его любили.
В эпоху, когда на музыкальной сцене господствовали великие немецкие композиторы, такие как Бах, Бетховен и Моцарт, музыкальные предпочтения Клиберна были совершенно немодными. Его влек к себе идеал романтического композитора-виртуоза, он восхищался Листом и Шопеном, а также Рахманиновым и Чайковским. Рядом с его инструментом стоял портрет Рахманинова и фотография огромных рук этого русского композитора. Руки Клиберна тоже были достаточно большими, и он использовал их, чтобы добиваться особой сентиментальности звучания, добиваться темпа и расставлять акценты так, что порой художественность исполнения, казалось, граничила с дурным вкусом. Начало Первого концерта Чайковского в его исполнении – сплошь сложные аккорды и драматические паузы – на целых полторы минуты длиннее, чем та же часть в исполнении Марты Аргерих (Martha Argerich). Во время выступлений на сцене он раскачивал головой и поднимал лицо к потолку, передавая зрителям свое эмоциональное возбуждение.
Слушателям это очень нравилось. Группа Beatles никогда не выступала в СССР, но у русских был Ван Клиберн, который часто давал там концерты. Особенно сильно им восхищались молодые женщины, которые бросали ему цветы и кричали: «Ваня!» Это чувство было взаимным. «Это мой народ», — сказал Клиберн, заявив, что у него «русское сердце». Он посылал тысячи воздушных поцелуев и привозил домой бесчисленное множество подарков и безделушек. Он продолжал ездить в Россию до самой смерти, и в моменты наивысшего эмоционального напряжения он обнимал окружающих его людей и целовал их в обе щеки, как это делают русские.
Подобные жесты привлекли внимание ФБР, которое стало следить за Клиберном, чтобы убедиться, что он е попал под влияние советских властей. Однажды Линдон Джонсон (Lyndon Johnson) подумал пригласить Клиберна выступить на правительственном обеде, но сначала решил посоветоваться с Эдгаром Гувером (J. Edgar Hoover). В докладной записке, в которой директор ФБР суммировал их дискуссию, Гувер написал, что «Ван Клиберн — гомосексуалист… Президент ответил, что многие музыканты, вероятно, гомосексуалисты, и я сказал ему, что очень многие». Чутье Джонсона его не обмануло: Клиберн не представлял никакой угрозы для США, и его сексуальная ориентация была неважна. Он играл для всех президентов США, начиная с Гарри Трумэна и заканчивая Бараком Обамой незадолго до своей смерти в 2013 году.
В наиболее отрезвляющих отрывках своей книги г-н Клифф показывает, что преклонение перед Клиберном, возникшее после Международного конкурса имени Чайковского, было счастливым исключением. Председателем жюри был Дмитрий Шостакович, который тогда был, возможно, величайшим из живущих композиторов в мире и у которого в результате сталинских репрессий часто сдавали нервы. Другим участником того конкурса стал китайский пианист Лю Шикунь (Liu Shikun), который в период Культурной революции подвергался пыткам и длительному тюремному заключению. Когда спустя несколько лет заключения Мао внезапно его освободил, он приказал ему сочинять «более националистическую музыку» и снова начать выступать с концертами. Клиберн никогда не получал подобных приказов: он практически полностью прекратил концертную деятельность в 1978 году, став одним из самых известных затворников мира классической музыки, и дал блестящий концерт, только когда Белый дом посетили Михаил и Раиса Горбачевы. В любом случае Клиберн навсегда останется «золотым ребенком» эпохи холодной войны.
