Atlantico: 11 октября Польша сообщила о покупке по меньшей мере 21 американского вертолета Black Hawk после принятого 4 октября решения о прекращении шедших с 2015 года переговоров с Airbus о поставке 50 вертолетов Caracal. В прошлую пятницу Франсуа Олланд критически отозвался о том, что Варшава предпочла Америку Европе. Но не кажутся ли его обвинения парадоксальными, учитывая, что он сам с начала своего президентского срока равнялся на позиции США?
Гийом Лаган: Мне кажется, что по этой сделке позиция Франции вполне естественная: речь идет о разочаровании страны-поставщика, из-под носа у которой уходит выгодный заказ. На счету Франсуа Олланда большие успехи в экспорте: прежде всего, это касается продажи Rafale Индии, Египту и Катару. В то же время на европейском рынке его поджидала неудача с Польшей. В 2003 году Жак Ширак уже нелицеприятно отзывался о «невоспитанных» поляках, которые предпочли американские самолеты французским Rafale, хотя были тогда кандидатами на вступление в ЕС. Польшу обвиняли в том, что она не отдавала предпочтение европейским производителям.
К тому же, Франсуа Олланд не так уж и сильно равнялся на позиции США. На самом деле, у двух стран имеются весьма серьезные расхождения. Франция с 2011 года была за вмешательство в Сирии, тогда как США Обамы придерживались изоляционистского курса. То же самое наблюдалось и в ситуации с Ираном: Париж вел себя недоверчиво, а Вашингтон потакал Тегерану. В некотором роде, успехи французского экспорта на Ближнем Востоке как раз таки связаны с этой дипломатической позицией: Саудовская Аравия и ее суннитские союзники захотели вознаградить Париж и «наказать» США.
— Внешняя политика Польши — это историческая константа, которая продиктована историей и географией: с окончания холодной войны в начале 1990-х годов Варшава выбрала ярко выраженный атлантистский курс. Страна вступила в Североатлантический альянс в 1999 году и всячески стремилась укрепить связи с США, согласившись, например, на размещение элементов ПРО на своей территории. Такое поведение объясняется страхом, который внушает Польше близость России. Не стоит забывать, что Польша как страна исчезла в XIX веке и вновь появилась только в 1918 году. Затем ей пришлось столкнуться с Красной армией, а со времен Второй мировой войны у нее осталась травма советской агрессии и бойни в Катыни в 1940 году (в 2007 году вышел посвященный этим событиям фильм покойного Анджея Вайды).
В отличие от западноевропейских стран Польша может похвастаться довольно существенным экономическим ростом за последние годы (около 3%) и здоровыми государственными финансами (госдолг составляет всего 50% ВВП). С начала украинского кризиса в 2014 году и оказанной Россией поддержки сепаратистам в Варшаве ожили старые страхи перед Москвой. Она начала политику перевооружения (увеличение оборонного бюджета и численности армии), в которую входят и закупки техники (в частности, американские вертолеты).
Атлантистская позиция Франции сформировалась относительно недавно: Франсуа Олланд продолжил политику Николя Саркози, который первым проложил курс Парижа в этом направлении (примером тому служит возвращение Франции в НАТО в 2009 году). Олланд не стал менять эту линию, хотя, еще находясь в оппозиции, критиковал интеграцию Франции в Альянс в парадоксальном порыве верности традициям голлизма.
Причем парадокс становится еще очевиднее, если вспомнить, что в 1966 году Франсуа Миттеран критиковал решение генерала де Голля выйти из объединенного командования НАТО.
Таким образом, мы наблюдаем разрыв между двумя президентами и тем, что Юбер Ведрин (Hubert Védrine) называл «голлистско-миттерановской» традицией неизменно критической позиции Франции по отношению к США. Парадокс в том, что подобная атлантистская политика оторвана от реалий того, чем стали США при Бараке Обаме: эта страна больше не ощущает себя такой уж западной, не хочет вмешиваться, не желает быть первой и предпочитает руководить «из задних рядов», позволяет России выйти на первые роли в Восточной Европе и на Ближнем Востоке, дает Китаю возможность расширить свое влияние в Азии. Таким образом, Франция придерживается американской внешней политики, которая уже отошла на второй план в Вашингтоне.
— Отказ от переговоров с Airbus может стать причиной дипломатического кризиса между двумя государствами. На какие разногласия в Европе он проливает свет? Что это говорит нам о европейской обороне?
— Европейская оборона — это один из самых коварных вопросов европейского строительства. За три десятка лет об этом много говорили и писали, но реальных шагов было крайне мало.
Недавний саммит в Братиславе дал повод для новых заявлений о необходимости сотрудничества европейских стран на фоне Брексита, что могло бы дать толчок развитию европейской оборонной системы. В такой перспективе решение поляков — плохой сигнал, который свидетельствует о наличие серьезных разногласий между странами вроде Франции (они настаивают, что европейская оборона должна выстраиваться на промышленном сотрудничестве, стратегическом сближении, совместных операциях и т.д.) и государствами вроде Польши (они считают европейскую оборону ненужной и даже опасной, уверены, что она должна уступить первенство Североатлантическому альянсу).
Поляки занимают особое положение в Европе: они одновременно ярые поборники суверенитета (то есть, они против слишком активного расширения европейского строительства в социально-экономической сфере, где нынешнее большинство отстаивает своеобразный католический консерватизм) и НАТО. В этом они отличаются от венгров, которые тоже выступают за суверенитет, но хотят сближения с Россией. С учетом происходящего на Украине поляки считают единственной гарантией своей безопасности не гипотетическое европейское строительство (несмотря на прописанное в Лиссабонском договоре требование солидарности), а статью 5 Североатлантического договора и веру в то, что только американцы вступятся за них в случае российской агрессии.
