Здесь нам придется ненадолго остановиться и разрешить одну задачку, которой давно должны были бы заняться пастыри и прочие соловьи-разбойники, напевающие русскому человеку в уши нечто возбуждающее. А то все то и дело поминают известный однословный ответ Карамзина на вопрос, что делается в России, — «Воруют!» — но мало кто хочет объяснить, что причина такого положения вещей — чисто, можно сказать, филологическая.
Состоит она в предательской омонимии «корма» и «кормы». Под окормлением понимают не «управление», что было бы единственно правильно, но «обкорм», «прикорм», «причащение священному телу» и прочий вздор, потому что связано это последнее исключительно с кормом. А получается из этой неразберихи известно что: назначают человека на кормление в какой-нибудь регион. И он сам, и назначающий его начальник повыше понимают дело таким образом, что назначенец и сам покормится за счет своего региона, и подданным что-то от щедрот на прокорм оставит. Глупо было бы думать, считает и большой начальник, и маленький, что «окормление» одного корня с кибернетикой, а губернатор — опытный кормчий, а вовсе не самое ненасытное брюхо «на районе». И проще, и сподручнее людям думать, что все дело — в простом подножном корме.
Такая точка зрения оправдывает и вот еще какие обстоятельства. Со времен известного высказывания главного нашего террориста — Ленина — о способности «каждой кухарки» управлять государством каждый вновь поставленный «на кормление» не видит никакой беды в том, что «окормлению» этому сам он никогда не учился, к политии, или к публичной политике в гражданском обществе никогда не готовился, а временную свою собачью преданность хозяину готов в одночасье сменить на хорошо рассчитанное бешенство и грызню.
Такова история вопроса. А теперь обратимся к его логике. Когда губернатор, посаженный на культуру, публично заявляет, например, что 28 героев-панфиловцев не было, но это не отменяет величия их подвига, мы понимаем, что у товарища плохо с причинно-следственными связями, но свою государственную функцию он все же отправлять может. Почему? Да потому что за несколько лет до того была отменена сама логика.
Лазурь светлых образов, проливающихся на бывшую территорию СССР, мы можем теперь объяснить как интереснейший опыт поддержания массового ощущения веры и правды. Служить верой и правдой любимой вечности! Во-первых, не заморачиваться на историю! Зачем нам столько солженицынско-гулаговских гадостей, если можно надышаться от грановито-палатных радостей?
Простой ответ на вопрос о содержании многотрудной русской и советской истории будет интереснее всего, если задушить в объятьях само понятие истории. Она вся наша, вся нам дорога, и горе тому, кто усомнится в величии каждого ее момента — легендарного или вымышленного, жестокого или очень жестокого.
Оприходование так называемой «всей нашей истории во всем ее величии» — это большой государственный акт. Всякий, кто пытается описать этот акт, пользуясь обычной логикой и вспоминая даже только собственную повседневность, а не историю, которую изучал, так сказать, всей страной даже не по учебникам, а по Пушкину и Гоголю, Толстому и Достоевскому, всякий такой наблюдатель невольно срывается на крик и слезы, скрежет зубовный и даже истерический визг.
С точки зрения времени, исторического времени, у каждого исторического персонажа есть сильные и слабые стороны. Но с точки зрения «момента вечной гармонии», как говорил герой Достоевского, у каждого исторического персонажа для появления его в нашей вечности должно быть только одно свойство. Например, киевский князь Владимир обозначает вечную принадлежность Украины — России. Не нынешней исторической Российской Федерации, а той «вечной России», за которую горой стоят герои медийных будней в диапазоне от Лимонова до Милонова, от Мутко до Матвиенко, от Прилепина до Путина.
Еще вчера Владимир был исторической личностью, пусть в облаке легенд, но стоящей на фактах. Став бронзовой коллективной «девушкой с веслом», он превращается в миф. Правда, у этого мифа есть такое родное всем имя. И под этим именем разве не весна наступила в Крыму? Разве не весна пришла в Донецк и Луганск?
А зачем, спросите вы, Иван Грозный? Разве не милость связываем мы с добрым правлением? Разве не мудрых и умных должны мы искать в нашей истории?
Какие все-таки люди бывают чудаки!
Психолог Дмитрий Леонтьев придумал недавно новый термин — пиаррея. Этим словом обозначается тот поток изобразительных и словесных упражнений, который навязывают людям пиарщики и политтехнологи. Пиаррея — идеальный инструмент массового отключения сомнений и скепсиса, логики и взаимного доверия. Он действует даже на тех, кто, казалось бы, защищен маломальским образованием и житейским здравомыслием. Но против пиарреи часто бессильны даже внешне вполне спокойные люди. Пиаррея требует от тебя вступить в игру в крестики-нолики вторым, всегда проигрывающим игроком.
Иван Грозный как раз и есть такой идеальный персонаж, побивающий своей вечной пиар-ценностью не только Владимира или такого вроде бы свежего, но безвременно забытого возбужденным обществом Александра Невского. Даже товарищи Ленин и Сталин, уж на что людоеды были, меркнут на фоне Ивана Васильевича. Они, извините за такое не совсем удобоваримое выражение, недостаточно вечны. Князь Владимир, при всей его мифичности, все-таки недостаточно кровавое существо. А Иван Грозный — родной, наш, реалистически воссозданный бессмертной кистью Репина убивец. Он — свой в доску и в вечности, и на холсте, и в языке. Поклониться ему — и значит приобщиться к вечной России.
Это ядерный реактор, от которого может запитаться даже самый малохольный начальник, утративший контроль за собственной страной. Иван Четвертый обнуляет, как теперь принято выражаться, любую дискуссию о правомерности насилия к ближайшим и воображаемым политическим противникам. Даже лиц духовного звания он должен был бы заставить задуматься: «Братишки, а не того ли самого вон чего, а? Не пономарь ли Малюта Скуратов задушил митрополита Филиппа?» Да чего стесняться? И Малюту возьмем! И ему памятник поставим. Кому надо благословит. Вон, в подвалах ГИТИСа в Москве, говорят, своды палат его сохранилися. Кремень человек был — не чета нынешним!
Иван Грозный нужен, стало быть, своим однозначным вечным именем, а не этой вашей противоречивой исторической физиономией. Пиаррея тем и интересна, что не может остановиться, сбрасывая все новые и новые отработанные маски.
Двадцати восьми героев панфиловцев не было, но это не отменяет величия их подвига!
Вот и Иван Васильевич Грозный меняет профессию. Он вырвался из картины Репина и — как красный командир Василий Иванович на лихом коне, мчится в нашу новую вечность то 10-м ашхабадским, то 27-м бакинским комиссаром, то 29-м героем панфиловцем, то запрещенным на территории РФ игиловцем, а то и бомбардировщиком в небе над Сирией — вечным всадником малобюджетного отечественного сериала.
