Когда оркестр расположенного в Санкт-Петербурге Мариинского театра усиливает или снижает звучание при исполнении концертной увертюры «Сон в летнюю ночь», Валерий Гергиев демонстрирует все свойственные его профессии жесты. Он постоянно поднимается на носки, а также раскачивается в такт музыки Мендельсона. Его левая рука все время вибрирует, а в правой руке он держит небольшую палочку, не больше зубочистки, которой он размахивает, как жезлом. А когда увертюра заканчивается, и аудитория Мариинского концертного зала взрывается аплодисментами, он привычным движением руки освобождает свой лоб от редеющих седых волос.
Этот 63-летний маэстро почти самостоятельно восстановил богатый своими традициями петербургский театр и ввел его в состав самых известных в мире оперных и балетных ансамблей. Он был назначен художественным директором этого коллектива в 1988 году когда ему было всего 34 года, он руководил Мариинским театром в период развала Советского Союза, во время хаоса 1990-х годов, экономического возрождения 2000-х годов и международных раздоров после прихода к власти президента Владимира Путина.
Гергиев является одним из наиболее ценимых и сверхактивных дирижеров нашего времени — со своим Мариинским театром он уже побывал на гастролях в 45 странах. Кроме того, он является главным дирижером Лондонского симфонического оркестра, а также часто выступает в нью-йоркской Метрополитен-Опера. Однако этот маэстро, удостоенный звания Народного артиста России, стал также наиболее известным человеком, представляющим кремлевскую мягкую силу. Он поддерживает политику Путина, а состоявшийся недавно под его руководством концерт на развалинах древней Пальмиры, дал основание некоторым наблюдателям на Западе обвинить его в том, что он является инструментом государственной пропаганды. Как и многие другие деятели искусства до него, Гергиев вынужден исполнять непростой танец с авторитарной государственной властью.
Мариинский театр, открывший в этом году свой 234-й сезон, в течение веков является гордостью русской культуры. Многие шедевры русской музыки — в том числе монументальная опера Мусоргского «Борис Годунов» — были впервые показаны в этом театре. В конце 19-го века под вдохновляющим руководством Мариуса Петипа Мариинский театр представил миру балет «Спящая красавица». Но даже люди с исключительно хорошей памятью вынуждены будут признать, что сегодня Мариинский театр под руководством Гергиева переживает наиболее замечательный период в своей истории.
«Легендарные институты нуждаются в сильном и мудром лидерстве», — сказал мне Гергиев позднее, в ходе интервью. Мало кто сомневается в том, что маэстро Гергиев предоставляет его в избытке. Никто также не сомневается в его умении воспитывать молодые таланты. Центральным событием проходившего в июне концерта в Мариинском театре было исполнение 15-летним ангелоподобным и необычайно талантливым Даниэлем Лозаковичем концерта для скрипки с оркестром Бетховена. «Вы о нем ничего не слышали, но вы еще о нем услышите», — сказал Гергиев.
Но есть и другая сторона Гергиева, которую можно было увидеть в совершенно другом месте и по совершенно иному поводу. В пыльном древнем городе Пальмире, недавно освобожденном сирийской армией от фанатичных джихадистов ИГИЛ (запрещенная в России организация) Гергиев выступил в качестве дирижера в ходе короткого, но до предела насыщенного политическим символизмом концерта, проходившего в римском амфитеатре. В прошлом году боевики ИГИЛ казнили на этом месте 24 человек, а затем превратили устроенную ими казнь в пропагандистский фильм. «Я сам видел кровь на камнях, — скажет мне позже в Лондоне Гергиев. — Мы, артисты, спрашиваем политиков — Как вы могли такое допустить?»
В Пальмире Гергиев, одетый в черную рубашку и с бейсболкой на голове, дирижировал сокращенным оркестром Мариинского театра, составленном только из мужчин, и это был концерт, символизировавший победу цивилизации над варварством. Гергиев приехал туда в сопровождении Михаила Пиотровского, известного востоковеда и директора другого культурного чуда Санкт-Петербурга — музея Эрмитаж.
Местные почетные гости и российские солдаты, помогавшие силам Башара аль-Асада освобождать этот город, сидели на каменных ступенях под палящим солнцем и слушали в исполнении оркестра небольшой концерт, составленный из произведений Баха, Щедрина и Прокофьева. В числе зрителей находились также почти 100 работающих в Москве иностранных корреспондентов, которых доставили на место самолетом и которых попросили взять с собой бронежилеты.
Путин, подключившийся по видеосвязи из своей резиденции в Сочи, назвал возрожденную Пальмиру частью наследия человечества и заверил присутствовавших на концерте в том, что наша современная цивилизация будет избавлена «от страшной заразы — международного терроризма».
Но какие бы аплодисменты ни звучали из Кремля, этот концерт вызвал диссонирующую ноту на Западе, где многие не видят большого различия между варварскими действиями боевиков ИГИЛ и такими же действиями режима Асада, совершаемыми при поддержке российских боевых самолетов. Филип Хэммонд, бывший в то время министром иностранных дел Британии, назвал этот концерт «безвкусной попыткой отвлечь внимание от продолжающихся страданий миллионов сирийцев».
Не в первый раз концерт с участием Гергиева вызвал подобную противоречивую реакцию. В 2008 году он дирижировал концертом в Цхинвале, в столице Южной Осетии, в городе, который был подвергнут бомбардировке во время войны в Грузии, предшествовавшей военному конфликту на Украине. Гергиев, семья которого родом из расположенной на Кавказе Северной Осетии, поспешил на развалины города, чтобы выразить поддержку своим этническим братьям. Он выбрал для исполнения «Ленинградскую» симфонию Шостаковича, написанную в 1941 году во время нацистской блокады этого города. «Речь шла о ценности человеческой жизни, а также о протесте против зла», — сказал он.
Западные активисты и украинские националисты прерывали его концерты в Лондоне и в Нью-Йорке, они осуждали его комментарии в поддержку путинского закона о «пропаганде», направленного против геев, а также против захвата Россией Крыма.
В 2013 году, во время открытия сезона Лондонского симфонического оркестра под управлением Гергиева, активист Питер Тэтчелл (Peter Tatchell) вышел на сцену концертного зала Barbican и выступил с осуждением близости российского дирижера с Кремлем. Позднее Тэтчелл сделал заявление, в котором, в частности, говорилось: «Лояльность Гергиева по отношению к Путину вознаграждается личными почестями, а также огромными государственными грантами для его любимых проектов. Гергиев является великим дирижером, однако он находится в сговоре с тираном, и его мало беспокоят вопросы свободы и равенства».
Защитники Гергиева утверждают, что в действиях маэстро отражаются всего лишь взгляды большинства его соотечественников, а также политика, проводимая избранным президентом его страны. Невозможно для художественного руководителя бывшего когда-то императорским театра игнорировать желания нового российского императора. «Люди вынуждены работать вместе с государством, В ответах Гергиева проступает человек, который пытается выступать для двух аудиторий одновременно. Проблема в том, что Россия и Запад хотят услышать два совершенно различных политических репертуара. Он энергично защищает позицию России по большинству вопросов. Но он также подчеркивает личную терпимость, отвращение к насилию и свои международные контакты, — отмечает один эксперт по российской культуре. — Нельзя быть подпольным дирижером, как нельзя быть подпольным инженером».
Сам Гергиев отвергает все пересуды и говорит о том, что у него теперь «аллергия» на западную прессу, которая, по его словам, часто неправильно интерпретирует его слова. Его также возмущают обвинения в личной нетерпимости, и он говорит о том, что работает с геями уже более 35 лет. Талант является единственным критерием отбора, говорит он. «Здесь — и начало, и конец».
На протяжении всей российской истории власть связывала себя с искусством, как ядовитый плющ обвивает себя вокруг ствола дуба. Мариинский театр был назван в честь императрицы Марии, супруги царя Александра II. В советские времена театр носил имя Сергея Кирова, руководителя ленинградской партийной организации, который, вероятнее всего, был убит по приказу Сталина в 1934 году.
Но как власть использует искусство, так и искусство помогает просвещать власть и иногда извлекает выгоду из этих отношений. Санкт-Петербург, построенный Петром Великим как «окно в Европу», уже давно имеет репутацию либерального и открытого для внешнего мира города. Энтузиазм интеллигенции Санкт-Петербурга по поводу контактов с внешним миром, характерный для Гергиева и Пиотровского, во многом противоречит православному обскурантизму московских националистов. Путин, который сам родом из Санкт-Петербурга, не жалеет денег на бывшую имперскую столицу.
«Национальное богатство — это не только нефть, — говорит Гергиев. — История Мариинки, наследие Мариинки и влияние Мариинки также являются национальным богатством. Я думаю, что мы можем разделить его с сотнями тысяч, а, возможно, даже с миллионами людей».
Когда в прошлом месяце мы встретились с Гергиевым в небольшом шикарном отеле, расположенном рядом с площадью Sloane Square, он пребывал в расслабленном состоянии. Он выступал в качестве дирижера в серии из трех концертов в концертном зале Cadogan Hall, посвященным семи симфониям Прокофьева. И программу выходили также пара концертов для скрипки с оркестром и концерт для виолончели с оркестром, добавленные для ровного счета.
Гергиев считает Прокофьева одним из своих кумиров. Он с особой любовью относится к его музыке, и эта любовь родилась тогда, когда ему было девять или десять лет и он играл на фортепьяно небольшие этюды Прокофьева. «Для меня это было как удар молнии, — говорит Гергиев. — Возможно, причиной подобной реакции были неожиданные гармонические ходы, возможно, ритм, возможно, их необычное расположение пальцев на клавиатуре».
Его руки начинают летать над воображаемой клавиатурой. «Эта гармония сначала находится вот здесь, но неожиданно она подскакивает и летит вот сюда. Это было так непохоже на Моцарта, Баха или Чайковского. Вспышка молнии всегда необычна, как вы понимаете».
Гергиев был принят в «семью» Кировского театра в 1988 году — все сотрудники проголосовали единогласно за его кандидатуру, и Москва просто была лишена возможности навязать этому коллективу какого-то другого художественного руководителя. Гергиев называет «самым важным решением в своей карьере» то, что он сразу же стал уделять внимание некоторым менее известным произведениями великих русских композиторов, включая Мусоргского, Чайковского и Прокофьева. Он поражал аудиторию на своих концертах тем, что полностью исполнял их сочинения. «Я не тот человек, который может что-то сократить. Я открывал, открывал, открывал», — говорит он.
Его пересмотр богатого русского музыкального наследия совпал с политикой гласности (открытости) Михаила Горбачева в последние дни существования Советского Союза. «Мои скромные амбиции просто состояли в том, чтобы дать возможность высказаться композитору. Рассказать всю историю целиком. И это имело решающее значение» — добавляет он.
Если сравнивать со скудным в материальном отношении временем, когда, как я помню, тонкие концертные программки печатались на грубой бело-голубой бумаге, то можно сказать, что сегодня Мариинка преобразилась, как Золушка. Гергиев стал ее генеральным директором в 1996 году и сразу начал восстанавливать ее осыпавшиеся стены, неустанно выжимая для этого деньги из западных спонсоров и из российских министров. Поразительный новый оперный театр, на строительство которого российское правительство потратило 700 миллионов долларов, открылся в 2013 году сразу за историческим зданием Мариинки на берегу реки Мойки. Новый современный концертный зал был построен на месте исторического здания Мариинки, разрушенного в результате пожара в 2003 году.
Во время фестиваля «Белые ночи» музыканты Мариинки дают до 10 концертов в день в самых разных местах города. Гергиев также устраивает концерты во Владивостоке, расположенном на расстоянии в семь часовых поясов к востоку от Санкт-Петербурга, и он постоянно настаивает на том, чтобы губернаторы российских регионов открывали новые концертные залы. По его словам, в настоящее время реализуются 10 проектов по строительству театров по всей стране. «Люди думают так: Ну, вот, санкции, все сложно; однако этот процесс нельзя останавливать, и они продолжают работу».
Когда мы переходим к политике естественная экспрессивность Гергиева немного снижается. Его изогнутые брови становятся еще более изогнутыми. Он считает, что людям на Западе сложно понять Россию, и жалуется на то, что немногие политики пытаются это делать. Он лично знает Путина с 1990-х годов, когда будущий президент работал в городском правительстве Санкт-Петербурга и был подчиненным у мэра города Анатолия Собчака. Гергиев считает Путина одним из немногих мировых лидеров из числа его знакомых, который понимает историю и который готов к ответственности, связанной с его работой.
По мнению Гергиева, великое достижение Путина состоит в том, что он остановил «тотальную дестабилизацию» России, которая угрожала этой обладающей ядерным оружием стране в 1990-е годы. «Единственной более страшной вещью была бы дестабилизация Китая», — полагает он.
Когда дискуссия переключается на конфликт с Киевом, Гергиев говорит, что не понимает, почему украинское правительство должно вести войну против украинского народа. Однако он признает, что существует много вариантов интерпретации одних и тех же событий. Если вы хотите сегодня посмотреть хороший фильм о Крыме, о его истории и современной ситуации, то можно найти четыре, пять совершенно разных фильмов«.
Украинцы, европейцы, американцы и россияне могут снять фильм, который будет отражать их собственную точку зрения. Однако больше всего он хотел бы увидеть фильм, снятый самими жителями Крыма. «Я считаю, что легче найти правду в музыкальном, чем в политическом мире».
Мобильный телефон Гергиева периодически подает сигнал в течение нашего двухчасового разговора и, в конечном итоге, он выключает его звук. И даже после этого он часто перескакивает на другую тему, перебивая свое рассуждение и направляя разговор в неожиданное русло. Я пытаюсь разными способами заставить его обратиться к политике, но он все время извилистым путем возвращается назад к музыке.
В его ответах отражается человек, который пытается выступать для двух аудиторий одновременно. Проблема в том, что Россия и Запад хотят услышать два совершенно различных политических репертуара. Он энергично, хотя иногда и в обобщенном виде, защищает позицию России по большинству главных вопросов. Но он также подчеркивает свою личную терпимость, свое отвращение по отношению к насилию и свои международные контакты. Даже для человека, обладающего его способностями, это непростая задача.
В своем недавно опубликованном романе «Шум времени» (The Noise of Time) Джулиан Барнс (Julian Barnes) описывает близкое к агонии состояние композитора Шостаковича, когда он вынужден был склоняться под напором сталинистского штормового ветра. Он мечтал о том времени, когда фашизм и коммунизм будут просто словами в учебниках, а его музыка будет… просто музыкой«.
Я упоминаю в разговоре эту книгу Барнса, которую Гергиев еще не читал. Но он говорит, что размышляет об этом великом композиторе уже в течение 40 лет и исполняет его музыку по всему миру. «Это не семейная история, — говорит он, — но я не могут считать его незнакомым человеком». Он рассказывает мне о том, что за два дня до нашей беседы он встречался с сыном Шостаковича Максимом — они тогда проговорили до 4 часов утра и играли на том пианино, который его отец использовал во время Второй мировой войны.
Шостакович был «фантастически одаренным композитором», однако его музыка не просто рождается из его интеллектуальной мудрости.
Опыт Шостаковича по части сталинских репрессий, публичное осуждение некоторых его сочинений, которые были названы «сумбуром вместо музыки», а также жестокость атак Гитлера на Ленинград — все это означает, что он сочинял музыку, а затем записывал ее «с помощью ручки, перо которой было обагрено его собственной кровью».
«Он испытывал неимоверную боль и невероятное давление со стороны государственной машины», — говорит Гергиев.
Гергиев настаивает на том, что Шостакович является намного более значимой музыкальной фигурой, чем он сам. Он также считает, что вызовы нашего времени не могут сравниться с теми, что существовали в сталинскую эпоху, когда одна ошибка могла оказаться смертельной. Однако он проводит поразительное и очень русское сравнение и утверждает, что те сложности, с которым он столкнулся в молодости, сделали более обостренными его собственные артистические таланты.
«Я думаю, что мне, как и Шостаковичу, повезло жить в сложной стране в сложное время», — говорит он.
Джон Торнхилл раньше работал руководителем московского бюро газеты Financial Times.
