В 2015 году сельскохозяйственный российский экспорт превысил экспорт вооружения. Этот факт чрезвычайно важен для понимания сложной трансформации, которую Москва пытается привести в действие в своей экономике.
Как пишет Der Spiegel, в прошлом году российский урожай зерна превысил урожай США: 110 миллионов тонн, небывалый объем, благодаря которому Россия оказывается на первом месте среди мировых производителей. Министр сельского хозяйства Александр Ткачев недавно сказал, что надеется на продление европейских санкций (и, как следствие, ответных российских) еще на пять лет, потому что, как пишут аналитики Eurasiatx: «Они, на самом деле, позволили изменить в положительную сторону статус российской пищевой отрасли, увеличить производство, привести в действие технологии и осуществить программу импортозамещения, которая должна способствовать формированию независимости России в сельскохозяйственном секторе».
Вопрос не ограничивается только сельскохозяйственным сектором и не обусловлен исключительно санкциями. Российская экономика, находящаяся на стадии острой рецессии при упавшем рубле и достигшей исторического минимума цене на нефть, демонстрирует неожиданную динамику.
Кризис подталкивает правящий российский класс к серьезным размышлениям о возможности изменения модели своего развития, сосредоточенной на энергетическом монопроизводстве. Половина доходов государства основана на продаже нефти и газа, что делает российскую экономику крайне чувствительной к энергетическим кризисам и зависимой от ограниченных природных ресурсов.
Предупреждение Грефа отчасти опровергается российским министерством энергетики, по оценкам которого жидкое топливо будет оставаться основой мировой энергетики в ближайшие 30 лет. И даже если российское производство снизится, Россия располагает достаточным количеством месторождений, чтобы обеспечить внутренние нужды и экспорт в течение ближайших 40 лет. Помимо того, энергетические гиганты России продолжают осуществлять свою стратегию разработки нефтяных и газовых месторождений: Роснефть заключила соглашения с индийскими компаниями по Ванкорскому месторождению в Сибири; Лукойл объявил об увеличении производства в России и о работах в Иране; российское правительство планирует начать разработки месторождений в Арктике, где, по оценкам US Geological Survey, находятся резервы на 90 триллионов баррелей сырья и почти 57 миллиардов кубометров газа.
Таким образом, Россия находится сегодня перед дилеммой, сохранять свою модель развития или активизировать радикальную экономическую трансформацию. По крайней мере, что касается намерений, выбор кажется очевидным: на прошлогоднем Форуме в Санкт-Петербурге Владимир Путин поставил во главу угла «диверсификацию экономики» как приоритет будущего нации.
В целом, мы на Западе воспринимаем Россию как монолитное государство с жесткими рамками, застывшее в неизменном авторитаризме. Такое представление отчасти унаследовано от старого советского образа, до сих пор распространенного в Европе и США и являющегося результатом непрерывных манипуляций западных СМИ и контролирующих их организаций. На самом деле, в Москве «дискуссии о реформах» ведутся гораздо более оживленно, чем это происходит в Европе среди безымянных технократов, упрямых стражей падающего евро и модели, ведущей европейскую экономику к краху. И здесь Россия преподает Брюсселю урок.
