На самом деле, конечно, и анекдоты придумывают на ходу, и клички политики получают, как правило, из воздуха, от народа. Правда, иногда от имени этого самого народа выступает какой-нибудь продажный летописец, и тогда к имени политического деятеля приделывается подходящий эпитет — «святой» или «святой и благоверный», или «освободитель», и прочая, и прочая, и прочая.
В 1989 году мы с Денисом Драгунским выпустили книгу, посвященную предстоявшему тогда распаду СССР. Смотрим, а в именном указателе — два Владимира. Один — святой Владимир, а другой — он же, но под именем Владимир Красное Солнышко. Стало быть, одному из авторов нашего сборника Владимир Святославич понадобился в качестве Красного Солнышка, а другому — в качестве святого. За указателем мы недоглядели, и хорошо, что кто-то третий не написал о Владимире Крестителе или Владимире Великом: получили бы, небось, еще и растроение. Это сейчас Киевский князь и креститель Руси переезжает, в политическом воображении Российской Федерации, в Московское царство, погрузив в раку с именами, наверное, все свои возможные прозвища. Дальнейшая судьба Владимира Первого не так проста, как кажется. С одной стороны, его много и всего в нем много — от человеческих жертвоприношений и несдерживаемого блуда в молодые и зрелые годы до посмертных манипуляций с его телом и мощами, растерянными нерачительными потомками. С другой стороны, при затаскивании этого чужака на холм поближе к Кремлю будут посверкивать и новые грани его исторического облика.
А вот и второй по значению Владимир в русской истории — бездетный дедушка Ленин, Владимир Ильич Ульянов. Вождь мирового пролетариата сохраняет свою силу и в пост-коммунистической России. В 1990-е годы могло казаться, что с падением Лииньграда обречен и Лукич (эта дружелюбная кличка у многих застряла в памяти и на языке). Но ленинская топонимика Москвы, вопреки наметившемуся, было, тренду, устояла, и Ленинский проспект не стал Коровинским шоссе, и Ленинградский не стал даже Петроградским, и Библиотека имени Ленина на карте метро осталась, и даже Московский университет по-прежнему стоит на Ленинских горах. Из полутораста псевдонимов основателя советского государства и раскрестителя России особенно интересен самый первый, который и определяет, возможно, место В. И. Ульянова на ментальной карте текущего российского режима. Володя Ульянов выбрал этот первый псевдоним в девятилетнем возрасте, назвавшись Кубышкиным. Гигантская политическая жадность и злость, возможно, заставили Ленина отобрать имя у Николая Второго. Принимал ли участие Николай Ленин в фабрикации народных кличек последнего русского царя? Едва ли. Без него народ постарался. Все-таки, Ленин не Лев Толстой, а даже и тот, назвав — как припечатав — государя императора Николая Павловича «Николаем Палкиным», честь первоименования отдает безымянным солдатам, при сем императоре служившим. Но Николай Второй очень скоро приобрел нужный эпитет — «Кровавого», и так уже до конца выпростаться из него не сумел. Николашка, ввергнувший свою несчастную страну в несколько войн, получивший предупреждение в виде революции 1905 года, но ничему не научившийся. Сначала щедро проливавший кровь своих подданных, а потом погибший страшной смертью, растерзанный бывшими рабами вместе с семьей. Сейчас-то великомученик стал святым: ретуширует российский политический пиар историческую правду.
Но посмертная судьба Николая Второго все же предпочтительнее таковой у Ленина. Строгой даты, когда именно Совок начал клониться к своему закату, а Ленин — обретать черты то гриба, то шута-вурдалака, и не назовешь. Занятно, что ему, недопогребенному на Красной площади душегубу, довелось — именно благодаря политико-государственной нелепости советского строя! — обрести новую жизнь в эпоху так называемого застоя. За Ленина начали держаться. В анекдотах позднесоветского времени Ленин редко становится предметом глумления или зависти. К столетию в 1970 году выпустили монету с медальным профилем. Алкаши называли этот рубль «лысым», реже «картавым».
Собиратель позднесоветского фольклора поразится, как много с этим именем сопряжено смешного. Тем больше смешного, чем более карикатурным он становился в качестве главной культовой фигуры в Эрэфии. Пропагандистского Ленина было полно, но пропаганда сама сыграла с ним злую шутку. Весь антураж обычной повседневной жизни накладывался на жизнь и биографию В. И. Ульянова, и вот уже появляются мочалка «по Ленинским места», водка «Ленин В Разливе», пудра «прах Ильича».
За что Владимиру Ильичу такая обидная слава? Вроде и у власти побыл не больше пяти лет, а такие воспоминания по себе оставил.
Поразительно, что именно в посмертной народной памяти последний насельник мавзолея на Красной площади удостоился самых обидных кличек и имен. Может быть, это все потому, преемник его — товарищ Сталин — если и прозывается Рябым Чертом, то уж легких и уважительных кличек у него побольше ленинских наберется. Тридцать лет у власти! В дневнике одного из современников первой Сталинской декады есть запись. Услышали люди по радио, как Сталин стучал зубами о стакан, когда косвенно, не прямо, признавался обманутым соотечественникам, что зря он, дескать, с Гитлером Договор о разделе восточной Европы заключал да Европу делил, зубы сталинские о кромку стакана застучали. И назвали между собой в этой семье Хозяина земли русской «Девчонкой». Да, не без гендерной отсталости были люди, но не насекомым, не гнидой, не животным, не кровопийцей назвали, а — скромно так — Девчонкой.
Чекистская душа народная, должно быть, оберегает товарища Сталина от обидных кличек. Нету их у него почти. Интеллигентский «Сралин» — от самой распространенной опечатки — не в счет.
Нет по-настоящему обидных кличек и у следующего по продолжительности пребывания у власти правителя Советской страны — Леонида Ильича Брежнева. К концу жизни — да, появились, но явно не дотягивали они до той мощи презрения, до той злости, какая была в Николае Палкине и в Николашке Кровавом. А ведь и Бровеносец-В-Потемках наш, начавший эпоху своего правления с агрессии против Чехословакии в 1968 году, к концу жизни вверг страну в войну в Афганистане, которая прикончила морально-политическое единство советского народа.
Почему так вышло? Трудно сказать. Названия и самоназвания внутрисоветских эпох столь контрастны, что повседневное хохмачество, возможно, не оставило место для настоящей политической ярости, для гнева и бунта. Ну, пошутили, что, мол, брови Брежнева — это усы Сталина, поднятые на новую историческую высоту. Сказали, что рождаемость в СССР падает, потому что граждане СССР ложатся в постель с чувством глубокого удовлетворения. Ну, поржали над брежневским «фефектом фикции» — «Сосиськисраныеидутнагавно = социалистические страны идут нога в ногу». Но как же это вымученно, какое жалкое впечатление производит задним числом.
Хорошо, что в наше время Российская Федерация больше не одинокая русскоязычная льдина, что есть рядом братские страны, в которых население почти поголовно говорит по-русски и, по мере расширения политического кругозора россиян, поможет взглянуть на себя со стороны, подобрав кличку поточнее для каждого фигуранта текущих государственных дел.
