Был последний теплый день осени. По крайней мере, так говорят те, кто специально остался дома, чтобы подтянуть «хвосты» и «хвостики» огородных дел. Мы отправились в путешествие. Вот так просто — решили за обедом и, недолго думая, двинулись в путь. Путешествие было по делу — на пункт приема металла, но ведь для путешествия цель может быть самой прозаичной?
Вначале мы шли по одной стороне реки, а потом по другой. А я даже не знала, что с той стороны реки что-то есть. Я, как житель правого берега, всегда думала, что слева конец географии. Мое огорчение увиденным началось у самой плотины.
И прежде чем я расскажу о моей цепочке печалей, скажу немного о самой плотине. Наверное, в жизни каждого местного мальчишки эта плотина занимает особое место. Раньше с нее ныряли. И там было так глубоко, что не каждый смельчак решался прыгать в воду. Это было посвящением своего рода, инициацией… И еще там удили рыбу. И всегда был клев! В воде можно было увидеть речных черепах и водяных крыс. И еще на узком мостике на плотине назначали свидания на закате — в этом был особый шарм этих мест. Да, здесь были сады, река, скверик — так называли местные жители изгиб реки и тополя рядом.
Но плотина — это грандиозное сооружение в форме рюмочек на тонких ножках — особое место моего края. Я водила сюда подруг, когда мы отмечали наш выпуск из вуза. И вообще, кому только я не показывала мою реку и эти свечки тополей, уходящих в самое небо. Да, последние два года поводов пройтись здесь у меня не было. Не то, чтобы опасно, просто как-то… Не до того, что ли. Все-таки эта часть маршрута прогулочно-неспешная и из прошлой жизни.
Вчерашняя плотина почти не изменилась. Та же разруха. Сито от осколков, дыры от снарядов. И пластмассовые цветы на мостике, на котором обычно назначали свидания. Мой случайный попутчик охотно рассказал мне, что вместе с местными плотину «охраняли» чеченцы, двое погибли, их вытаскивали из нашей мелководной речушки. А надписи еще с того лета… И во всем этом — дырах в стенах, чуть потускневших надписях не только дух времени… Скрежет необратимости, как в тонущем «Титанике».
Вы верите, что плотину когда-то починят? Что мальчишки будут с нее нырять в воду? Что предприятия с забитыми фанерой стеклами заработают? Что перекроют заново крыши заводов понад рекой, а металл перестанут сдавать и выкапывать из-под бетона? Мой попутчик вчера рассказал мне, что танк распилили и сдали на металл за две ночи, а разбитый завод очень помог кому-то решить финансовые проблемы — к нему подгоняли прицепы и грузили буквально все, что можно было погрузить.
Моим попутчиком был местный алкоголик. Не старый, но очень обветшалый. Он собирает металл и носит сдавать его в пункт приема. На днях был его лучший день — он сдал на 269 рублей, из которых совершенно законно пропил 69 рублей. Но даже в его историях невыразимая грусть об утраченном — снятых дорожных плитах, неработающих предприятиях, заколоченных окнах, разбитой плотине, необратимом процессе разрухи.
Мы шли вместе с этим мужчиной назад. Несли мой груз, который я одна донести не могла. На развилке мы разошлись. Я полезла в сумку за деньгами — отблагодарить. И мой попутчик удивил меня еще больше: «Ну что вы, я же мужчина! Я просто помог…» И это последнее на фоне пластмассовых цветов на перилах, креста у дороги и забитых фанерой окон тронуло больше всего. До слез.
Жизнь в Луганске: работающий цирк и товары времен СССР
Ровным счетом ничего такого, о чем стоило бы говорить, как о событии. Сломавшийся почти сразу после покупки бытовой прибор странной торговой марки местный продавец со скрипом взял в ремонт. После сообщил, что сломана система электроники и прибор нужно отправлять в Донецк, а из-за ужесточения таможенных санкций между так называемыми «республиками» его поставщики бытовой техники приедут, вероятно, не скоро. И если приедут, неясно, чем обернется вся эта история. Если прибор не подлежит ремонту, чем это закончится для меня, покупателя, который, по логике вещей, вершина этой хрупкой пирамиды, а на деле ее самый низ? И мне, вероятно, следует проститься с потраченной суммой. По крайней мере, настроить себя на это максимально спокойно.
Город пестрит объявлениями. В них удивительным образом сочетается несочетаемое — просьбы о помощи пострадавшим в результате артобстрелов и реклама арт-фестиваля. И объявления эти на стенах города привычная часть городского пейзажа, как привыкли уже к следам лета 2014-го в поврежденных зданиях и работающих кафе рядом. И в этих несочетаемых сочетаниях часто удивительная гармония и движение вперед — предложения о работе, предложения сомнительных услуг, варианты выезда из города куда-то туда, где за невиданными горизонтами, вероятно, ждет лучшее будущее и работа…
И если просто пройтись и почитать городские объявления и вывески, в этих «рюмочных» и «пельменных», о покупке и продаже товаров времен СССР — прямые отсылы к тому, куда мы стремимся двигаться. Или откровенный стеб над всем происходящим, явная эксплуатация выбранной линии общей «республиканской» рекламной кампании. Но и к этому привыкаешь.
И от скопления людей и транспорта возле работающего (работающего!) цирка в выходной день всего через сотню метров попадаешь в зону запустения и тишины в самом центре Луганска.
И ведь наверняка и эти фрагменты жизни города тоже станут когда-то историей, перейдя в разряд прошлого — для кого-то счастливого, а для кого-то наоборот. И кто-то, сорвав заветный номер телефона с доски объявлений, найдет свою судьбу в другом городе, решившись уехать к лучшей жизни. А кто-то выстроит прочный фундамент своей жизни здесь, торопливо вкладывая деньги в недвижимость, строительство, бизнес, понимая, что таких денег где-то еще просто не заработать, и поймав волну, следует плыть вперед, чтобы не пойти ко дну.
Оформление детских выплат на территории свободной Украины год назад стоило 2 тысячи гривен. Сейчас — 6 тысячи + 650 на дорогу в Северодонецк. Цена услуги выросла в три раза. Конечно, это не показатель роста жизни всего города в целом, но показатель уровня жизни тех, кто строит на этом свой бизнес,снимая сливки всех происходящих перемен.
Жизнь в Луганске: мел вместо пудры и комбинации из наволочек
Меня уже пару месяцев не отпускает прочитанная еще в детстве история о том, как молодая женщина, балерина, переживала революцию начала прошлого века. Плохо питалась, шила из наволочек себе комбинации, а толченый мел заменил ей пудру. Наверное, прочитай я сейчас этот рассказ, он бы не произвел на меня ровным счетом никакого впечатления. Что там те, припорошенные пылью столетия времена, если сейчас, в это самое время мы живем в эру катаклизмов. И, чуть прислушавшись, можно почувствовать движение тектонических плит прямо под ногами — земля меняет свои границы и очертания, а мы будто песчинка в этом вихре перемен.
Сегодняшний Луганск для меня — это микс «военных» объектов и комиссионок. Как в новомодном салате, в котором соленое и сладкое дает причудливый и малосъедобный вкус. Комиссионки, равно как и объекты, запрещенные к фотографированию, на каждом шагу. И понимайте это как хотите — то ли город-трудяга стал в одночасье «военным» гарнизоном, то ли мы обеднели настолько, что одеваться нам впору только в таких вот бутиках после кого-то. «Срочный выкуп личных вещей» звучит также призывно как и «Москва», «Питер», «Тула» и «Геленджик» с каждого столба. И в сотый раз проходя мимо столбов-путеводителей, я начинаю думать, что едут куда-то все кроме меня. И личные вещи продают и покупают тоже все, а я чуть торможу в этом всеобщем процессе всеобщего обогащения и передвижения.
Иногда в ответ на все эти призывы-объявления мне хочется спросить у их невидимых адресатов: «Куда вы все едете и зачем?» и еще «Там и вправду земля мягче, а воздух слаще?» Но объявления безмолвны, хотя я вижу их, отмечаю для себя, что спрос рождает предложение, и, вероятно, мои соседи и правда мигрируют туда и сюда, меняя города с легкостью заправских путешественников.
Вчера я увидела супермегакомиссионный магазин. В том, что он комиссионный, ничего необычного, но до войны в том помещении был магазин эксклюзивной мебели и декора «Пассаж» в самом центральном месте самой центральной улицы Луганска. Магазин с новым значением назвали броско — «Лидер», хотя по городу сотни «Рубльовок» и прочих комиссионок. Именно так — комиссионок, на манер советских, с добрыми традициями. Никакого секон-хенда, хотя смысл совершенно одинаковый.
В подтверждение моих мыслей сегодня в маршрутке молодая женщина на весь автобус рассказывала, что купила себе добротную, но очень бэушную курточку всего-то за 350 рублей. Прямо в тему примеры. Только я оправилась от очередного комиссионного, моя попутчица пояснила на весь автобус, где лучше одеваться с рук и где товар дешевле и чуть качественнее. И в этом процессе метаморфоз есть огромный плюс — упрощаются требования к луку. Никто уже не глянет косо на кроссовки, зашитые кое-как, или невтемную курточку. Бутики — все больше пережиток прошлого. И агонизирующие элитные магазины распродают остатки былой роскоши, а на самой дорогой улице самых дорогих магазинов города — улице Демехина — растет количество закрытых приличных магазинов, которые, кажется, еще вчера пытались работать. На смену им приходят новые, как мел вместо пудры, как комбинации из наволочек когда-то.
