Из двух самодержавных гигантов Евразии Россия представляется более опасной в краткосрочной перспективе, чем Китай. Китайцы надеются постепенно захватить воды и континент Азии, не вступая в открытое столкновение с Соединенными Штатами. Если агрессию Пекина можно назвать «холодной», то агрессия Москвы — «горячая». Сложившаяся на данный момент ситуация, когда нынешняя администрация президента вот-вот покинет сцену, а новой только предстоит вступить во власть, кажется идеальной, чтобы президент России Владимир Путин решился на рассчитанный риск.
Экономическая ситуация в России гораздо хуже, чем в Китае, соответственно, тем сильнее стремление ее правителей надавить на рычаг национализма. Однако более существенно то, что ускользает от понимания западных элит, то, что не передать в количественном отношении: из-за неотъемлемого исторического ощущения неуверенности российская агрессия отличается жестокостью, прямотой, кровожадностью и рискованностью. Если китайцы строят засады на оспариваемых островах и отправляют рыболовные суда в воды, являющиеся предметом споров, то Россия отправляет на Украину загримированных преступников и сбрасывает кассетные бомбы на безоружных граждан в сирийском Алеппо.
Не считая кибератак, где вмешательство в нашу политику сопоставимо с объявлением войны, Россия совершает акты агрессии на четырех разных сценах: в Балтийском море, в бассейне Черного моря, на Украине и в Сирии. Однако для Москвы это один единственный театр — «ближайшие соседи» России, в это понятие включены окраины бывшего Советского Союза и его зоны влияния. Поскольку господин Путин представляет всю эту территорию единственным евразийским театром с зыбкими границами, если бы Соединенные Штаты решили подразнить его в Сирии, то он, скажем, мог бы с легкостью нанести ответный удар по странам Прибалтики.
Такого рода реакция неизбежно спровоцировала бы раскол в западном альянсе. Рассмотрим сценарий, в размышлениях над которым я участвовал зимой прошлого года в Вашингтоне: Россия может запустить лишь несколько сотен военных подразделений на несколько километров за линию границы одного из прибалтийских государств и там остановиться.
Для НАТО было бы рискованно начинать ответные действия, заявив о нарушении статьи 5, согласно которой нападение на одного из союзников приравнивается к удару по всей коалиции. Господин Путин прекрасно знает, что южноевропейские члены НАТО (Греция, Болгария и Италия) могут колебаться, принимая решение об участии в военной операции, а российские войска Балтийского региона гораздо более многочисленны, чем войска НАТО. В то время, которое понадобится НАТО на расположение достаточного количества войск, Россия может захватить одну из являющихся членами НАТО стран Прибалтики.
Что касается Сирии: в 2011 году Соединенные Штаты имели бы стратегические возможности, если бы Белый дом предпринял тогда какие-то меры. Пять лет спустя этих возможностей стало значительно меньше, а риски возросли. В качестве примера подобного прецедента привели осаду Сараево в 90-е годы, сыгравшую решающую роль в вопросе военного вмешательства Запада в конфликт. Занимавший тогда президентский пост Билл Клинтон предпринял действия против слабой России, которая не представляла из себя соперника международного уровня, а также не имела поддержки в лице участников военных действий, являющихся международными террористами.
Соединенные Штаты способны прийти на помощь гражданскому населению Алеппо, и военные эксперты могут это аргументировать. Однако необходимо учитывать, что существует большая разница между тем, чтобы препятствовать жестокой агрессии сирийского режима на севере страны (что осуществимо), и тем, чтобы свергнуть режим Дамаска (это уже слишком амбициозный замысел на данном этапе).
Существует также более широкий вопрос относительно внешней политики, который должен стоять на повестке дня у нового президента: каким образом Соединенные Штаты смогут установить свое влияние на территории от Балтийского моря до сирийской пустыни, позволяющее им вести переговоры с Россией, находясь на стратегически выигрышной позиции?
Ведь в отсутствие должного геополитического контекста госсекретарь является миссионером, а не дипломатом. Джон Керри (John Kerry), скорее, занят переговорами, которые ему необходимо вести, чем американскими интересами, которые необходимо отстаивать. Он словно не понимает, что во внешней политике на первом месте стоят интересы, а не ценности; ценности же имеют значение, только если понимаются интересы.
Например, так же как западное вмешательство в Сирию вызывает риск ответных действий в Европе, значительное перемещение американских сил для постоянного пребывания в Европе может вынудить господина Путина быть более благоразумным в Сирии. Это может послужить поводом к пустым переговорам по Сирии, в которых все вероятные решения (от создания зон безопасности до свержения режима Башара Асада) проблематичны и не приведут к окончанию военных действий. Оказывая серьезное давление на Россию в Центральной и Восточной Европе, Соединенные Штаты могут создать условия для эффективных переговоров там, где у Москвы возник бы стимул направить в лучшем направлении действия своего сирийского клиента.
Сирийский конфликт — это региональная война, поэтому в ней могут участвовать другие державы (Турция, Саудовская Аравия, Иран). Даже здесь американская дипломатия может проявить себя ярче, только если Соединенные Штаты могут гарантировать ближневосточным союзникам, например, более широкое военное присутствие, будь это преподаватели сил спецназа или военные корабли в восточном Средиземноморье или Персидском заливе. В этом отношении даже положив конец изоляции, можно было бы положительно повлиять на ситуацию, все, что могло бы гарантировать улучшение обстановки и транслировать образ власти. Дипломатия является не заменой силы, а ее дополнением. В сущности, это и есть то, в чем состоит различие между такими президентами, как Ричард Никсон и Рональд Рейган, и Бараком Обамой.
В информационной сфере Соединенные Штаты не предприняли достаточных действий. Какого рода нападение со стороны России вызовет пропорциональный или даже непропорциональный или карательный ответ? Создается впечатление, будто администрация Обамы движется наощупь, как, впрочем, она и поступала в отношении российской политики. Следующая президентская администрация помимо размещения военных сил во всех странах, расположенных по соседству с Россией, должна будет также защищать и информационные границы.
Я реалист, и реализм подсказывает мне, что российская агрессия в отношении граничащих с ней стран изменила соотношение власти в мире и требует четкого ответа. То, что президент Обама не хотел завязнуть в этом болоте, это лишь тактика. Этого не хватит для разработки глобального подхода или применения в реальности. В этом и заключается настоящая проблема — как в Сирии, так и где бы то ни было еще.
