Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Среди причин, по которым Токио столь активно налаживает диалог с Москвой, обычно называют внешнеполитические факторы. Однако у действий команды Абэ есть и экономическая логика. Из-за многолетней дефляции и сжатия внутреннего рынка японские инвесторы все больше интересуются зарубежными проектами. Они готовы прийти и на российский рынок, если получат особый доступ к проектам, закрытым для китайских компаний.
Недавний саммит президента России Владимира Путина и премьера Японии Синдзо Абэ во Владивостоке стал новым этапом в заметном потеплении отношений между двумя странами, которое началось еще в 2012 году. В тот год Абэ повторно стал премьером, пообещав «восстановить сильную экономику» и быть «лучшим продавцом» для японского бизнеса. Во Владивостоке тогда же прошел саммит АТЭС и начались регулярные встречи бизнеса двух стран в рамках межправительственной комиссии под председательством первого вице-премьера Игоря Шувалова. Кульминацией потепления стала поездка Абэ на Олимпиаду в Сочи, но потом украинский кризис поставил этот процесс на паузу. Разморозить его удалось лишь сейчас — незадолго до смены власти в США.
Среди причин, по которым Токио столь активно налаживает диалог с Москвой, обычно называют внешнеполитические факторы. Однако у действий команды Абэ есть и экономическая логика.
20 лет без роста
Победив на выборах, Синдзо Абэ взялся за реализацию самой амбициозной программы стимулирования экономического роста. В ее основе — рекордная монетарная поддержка (выкуп активов Центробанком или количественное смягчение, QE), увеличение госрасходов (объем первого пакета фискальных мер составлял 210 млрд долларов, из них 116 млрд долларов — прямые траты бюджета) и дерегулирование. Этот план, нацеленный на удешевление иены любой ценой, довольно быстро прозвали «абэномикой». Но нового в нем было не так уж много.
Японская экономика переживает периоды дефляции на протяжении почти 30 лет (после всплеска цен на фоне нефтяного шока 1973–1975 годов темпы роста японского ВВП уже никогда не измерялись двузначными цифрами). Эта ситуация опасна тем, что, когда будущая стоимость денег выше текущей, у домохозяйств нет стимула потреблять, а у компаний — инвестировать. Последние 20 лет японская экономика практически и не растет — номинальный ВВП в 2012 году был лишь немногим выше показателя 1995 года (а в 2015-м сопоставим с 1998 годом).
Все 1990-е правительство пыталось побороть падение спроса и цен вливаниями из госбюджета. Не обошлось без искажений, так как эффективность трат не была главным критерием. В 2000-е на смену фискальным мерам пришло монетарное смягчение: основная ставка была снижена до 0,5% еще в 1999 году и уже никогда не поднималась выше этого уровня (к слову, ФРС США прибегла к такой политике десятью годами позднее).
План Абэ отличался только масштабом — новый глава ЦБ Харухико Курода практически сразу приступил к реализации мощного количественного смягчения, а ориентир по инфляции был повышен с 1% до 2%. Это помогло — курс иены к доллару к середине 2015 года действительно снизился более чем на 50%. Но три с половиной года спустя стало очевидно, что такие меры не могут быть основным средством поддержки роста: сальдо внешней торговли временно улучшилось, так как импорт просел сильнее экспорта (последний за три года ни разу не показал рост, в 2015 году в долларах США сократился на 10%), но иена с начала этого года вновь укрепилась на 18%.
Более того, учитывая естественное сокращение потребления в Японии из-за старения населения, вливание денежной массы в основном ведет не к росту инфляции, а к буму на фондовом рынке (индекс Nikkei 225 с 2012 года вырос более чем в два раза). Банки и компании не спешат покупать реальные активы (нефинансовый сектор является держателем финансовых активов на 9,5 трлн долларов, в том числе 2 трлн долларов наличными), а дорожающая недвижимость в условиях не растущих зарплат лишь дополнительно угнетает потребление домохозяйств.
Долгая накачка экономики деньгами не проходит незаметно. Баланс японского ЦБ вырос с 2012 года более чем вдвое, тогда как госдолг превышает 250% ВВП. Это более чем в три раза выше, чем у США, но процентные платежи по обслуживанию долга у Японии самые низкие в G7. От банкротства японское правительство уберегает фактическая замкнутость системы — почти весь госдолг является внутренним. Минфин страны выпускает новые облигации, их выкупают коммерческие банки, затем в рамках количественного смягчения их приобретает ЦБ в обмен на вливание новой ликвидности. А компании из года в год тратят меньше, чем зарабатывают, и опять же вкладывают эти средства в облигации и другие финактивы.
Стимулировать рост внутри страны могли бы реформы, например упрощение доступа на рынок для новых компаний, ликвидация банкротов и особенно либерализация рынка труда (в том числе увеличение миграции). Отчасти этот процесс идет, но существенно медленнее, чем было заложено в плане Абэ. Впрочем, это ожидаемо: масштабная структурная перестройка означает неминуемое падение роста как минимум на протяжении нескольких лет — экономике надо сжаться, чтобы снова начать расти (ряд экономистов, как, например, Косукэ Мотани, утверждают, что дефляция — это лишь затянувшаяся со времени бума 1980-х коррекция издержек в экономике).
Однако в нынешнем политическом контексте Японии подобное выглядит малореализуемым. «Дискуссия о фискальной политике сделала крюк и вернулась к началу 1990-х, разница лишь в том, что долгов было меньше, а население моложе», — отмечают в исследовательском центре RIETI.
Новый меркантилизм
Единственной реальной альтернативой в условиях падения внутреннего спроса и невозможности провести быстрые реформы остается выход на внешние рынки. Синдзо Абэ и другие представители правящей Либерально-демократической партии неоднократно высказывались за «адаптацию японских компаний к глобальной бизнес-конъюнктуре и поиску возможностей для роста». И именно на этом направлении новый премьер преуспел. В отличие от предшественников Абэ объявил курс на дипломатическую поддержку японских компаний за рубежом, пообещав стать для них «лучшим продавцом» и заверив, что «в эпоху глобальной конкуренции правительство не должно сомневаться в необходимости оказать поддержку конкретным компаниям».
Закономерным выглядит присоединение Японии к переговорам по Транстихоокеанскому партнерству в марте 2013 года. По оценкам Peterson Institute for International Economics, рост доходов Японии от соглашения (если оно будет ратифицировано), в частности за счет расширения доступа на американский рынок японских автомобилей, будет номинально сопоставим с выигрышем США (125 млрд долларов и 131 млрд долларов к 2030 году, на 2,5% и 0,5% ВВП к уровням 2015 года соответственно).
Однако главным направлением внешней поддержки стали инфраструктурные проекты. Еще в мае 2013 года в рамках новой экономической программы была объявлена цель увеличить экспорт инфраструктурных решений в три раза, до 30 трлн иен к 2020 году. Особая роль в продвижении зарубежных проектов была отведена Japan Bank for International Cooperation (JBIC) и его старшему управляющему Тадаси Маэде. К примеру, в Индии Абэ продвигал при помощи дешевых кредитов проект высокоскоростных железных дорог. Китайские и японские компании конкурируют и за строительство такой дороги между Сингапуром и Куала-Лумпуром.
Японский бизнес действительно стал активнее инвестировать за рубеж — в 2013 году прямые инвестиции выросли на 11%, до 135 млрд долларов; в 2014-м рост замедлился, а в 2015 году в долларовом выражении вложения за рубеж сократились на фоне ослабления иены, но за первое полугодие нынешнего года их объем уже превысил 71 млрд долларов, причем рост отмечается в таких отраслях, как транспорт, телекоммуникации, финансы. Крупнейшие японские компании заметно активизировались и на зарубежных рынках недвижимости, и в сделках слияния и поглощения, причем за покупку они готовы заплатить даже больше, чем принято в мировой практике.
Неконкурентный сосед
Несмотря на спор из-за Курил и отсутствие мирного договора, в экономическом плане с северным соседом Японии повезло — это рынок с самым низким уровнем конкуренции в Азии и в то же время значительными запасами ресурсов. Хотя это не отражено в официальной статистике, фактически Япония, а не Китай является самым крупным азиатским инвестором в России. По сумме крупных сделок японские компании вложили за 25 лет 14,4 млрд долларов, из них 10,3 млрд долларов — в ТЭК, в частности в проекты на Сахалине (японские Mitsui и Mitsubishi входят в капитал Sakhalin Energy вместе с «Газпромом» и Royal Dutch Shell). Но, по данным ЦБ РФ, инвестиции Японии в Россию намного меньше — всего 1,2 млрд долларов, не считая 439 млн долларов в 2015 году (в 2014-м было инвестировано 271 млн долларов).
После майского визита Синдзо Абэ в Сочи о размораживании отношений после введенных в 2014 году санкций (Япония не поддержала введение секторальных ограничений) стали говорить все громче. Помимо прямых контактов двух лидеров, с новым японским министром по сотрудничеству с Россией в области экономики Хиросигэ Сэко встречались полпред президента в Дальневосточном федеральном округе Юрий Трутнев (в частности, в рамках визита в Японию в мае этого года) и первый вице-премьер Игорь Шувалов (переговоры прошли во время Восточного экономического форума).
Судя по заявлениям представителей бизнеса и чиновников, посетивших форум, улучшение отношений сулит новые проекты в добыче. Самым близким к реализации «авансом» стало обещание JBIC выделить кредит на проект Ямал-СПГ в размере 400 млн долларов. Переговорщики указывают на расширение мандата банка в этом году и возможность участвовать в более рискованных сделках. В отрасли эти деньги критически важными не считают, но надеются, что кредит снимет психологический барьер для участия зарубежных инвесторов.
В свою очередь, японцев уже позвали в новый проект «Новатэка» — строительство завода по сжижению природного газа «Арктик СПГ-2» на полуострове Гыдан. По словам министра энергетики Александра Новака, обсуждается также строительство третьей очереди СПГ-завода «Сахалин-2» (в Mitsui заявили, что готовы инвестировать более 1 млрд долларов) и расширение поставок углеводородов. Переговоры идут по горнодобывающим проектам в Якутии и инвестициям в модернизацию аэропорта Хабаровска.
Хотя сенсацией представительность японской делегации на ВЭФ стала лишь в этом году, еще в сентябре 2015-го в российском правительстве непублично говорили о том, что отношения двух стран находятся «на пике», и предполагали, что американцы все же позволили японцам пойти на контакт с Россией. А японский бизнес, к удивлению многих участников, и тогда смотрелся весомее китайского (возможно, из-за оптимистичных обещаний Тадаси Маэды выдавать кредиты в иенах, когда китайские госбанки требовали госгарантий).
Безусловно, важным для инвесторов оказалось именно присутствие на площадке федеральных чиновников — в случае частных инвестиций не в добычу это позволяет исключить Москву как отдельную остановку в цепочке согласований. Важна и возможность лоббирования через конкретного человека, когда это касается ключевых статей издержек (к примеру, аппаратную борьбу за снижение тарифов на электроэнергию в регионе за счет надбавки в ЦФО возглавляет Юрий Трутнев).
Вот только пока что основные иностранные инвесторы в ТОРы — китайцы. На форуме была объявлена сделка по сборке двигателей Mazda для их реэкспорта в Японию, но за прошлый год японские инвестиции были направлены лишь в проект JGC по выращиванию овощей. Главы крупнейших японских корпораций, посетившие ВЭФ, хотя и обсуждают проекты на Сахалине и в Якутии, ждут особого статуса в Москве и облегченного доступа в те сферы, которые считаются стратегическими, а потому — по большей части закрытыми для инвесторов из Китая.
