В воскресенье заведующий кафедрой национальных и федеративных отношений Института госуправления РАНХиГС Вячеслав Михайлов, выступая на Совете по межнациональным отношениям в Астрахани, предложил написать закон о «российской нации». Президент Путин, который вел заседание Совета, c Михайловым немедленно согласился: «Нужно начать работать».
Тезис, выдвинутый Михайловым, в кратком пересказе выглядит следующим образом. В третьей статье российской Конституции введено понятие «многонациональный народ». В статье президента Путина, на которую сослался в своем выступлении Михайлов, и в «Стратегии государственной национальной политики», утвержденной указом президента 19 декабря 2012 года, «многонациональный народ» определен как «российская нация». Нужно принять закон, говорит Михайлов, который придаст этому определению силу правовой нормы: пока это просто риторическая фигура. Путин, одобрив идею Михайлова, таким образом запустил процесс работы над текстом закона: очевидно, в ближайшее время по итогам заседания Совета будет выпущен перечень поручений президента, из которого станет понятно, кто именно напишет текст.
Национальную политику давно не выводили на подмостки в качестве магистральной сюжетной линии политического процесса. С одной стороны, вяло идущие споры о соборности и полиэтничности, особой модели колониальной политики в Российской империи мало кого интересуют. Актуальная национальная политика в России – это спорадические вспышки, резкие конфликты, Кондопога и Бирюлево, а не пресные теоретические выкладки. С другой — обитатели Кремля не особенно любят национальный мотив: Чечня, федеративные договоры, «берите суверенитета, сколько хотите» закреплены в коллективной памяти российской элиты как травмы, а не как полезные уроки.
Значит, мы вполне законно можем удивиться. «Российская нация» не спасет экономику и не выиграет войну в Сирии. Зачем она нужна Кремлю? Понимают ли доктор исторических наук и глава государства, как далеко их заведет желание переопределить не вполне ясный конституционный термин?
Очевидно, что игра не идет вслепую. Поручение про закон дано накануне Дня народного единства, отождествленного с успехами и преемственностью российской национальной политики. Вскоре президент Путин озвучит пятое из шести посланий своего третьего срока. Контекст позволяет заключить, что развитие темы «российской нации» станет одним из лейтмотивов политической повестки в ближайшие два месяца. Но есть и другое ощущение. Кажется, покушение на «многонациональный народ» не продумано в Кремле до конца.
Кто здесь власть?
Идея Михайлова при более детальном изучении выходит за рамки написания закона о национальной политике и впрямую затрагивает довольно серьезные конституционные материи. Обратимся к колонке Михайлова, опубликованной 1 ноября на Life.ru, и статье «Русский народ в национальной политике Российского государства: соборная культура и соборная миссия», написанной им в соавторстве с главой Дагестана Рамазаном Абдулатиповым (журнал «Публичное и частное право», №1 за 2015 год).
Колонка в Life.ru продвигает термин «российская нация» как способ исправить досадную историческую ошибку. Термин «многонациональный народ», пишет Михайлов, «встречается в преамбуле Конституции РФ», но он там не раскрыт, мы не знаем, что это такое: гражданская нация или суперэтнос, сборка этносов как супернарод. Авторы Конституции вместо «многонационального народа» хотели написать «российская нация», но по каким-то причинам (вероятно, из-за противодействия) не смогли, сетует Михайлов. Теперь нужно все сделать правильно: в законе будет разъяснено, что «многонациональный народ» — это «российская нация», а «российская нация — это термин не гражданско-политический, а этнический», пишет Михайлов. Закон вернет этносы в конституционное поле и в политическую практику, спасет их от растворения в гражданско-политическом котле.
Историческое ядро
На вопрос, зачем этнос нужен в качестве конституционного понятия, Михайлов отвечает не в колонке, а в упомянутой выше статье. Сначала он выдвигает критический аргумент. Из-за путаницы и разночтений в понимании наций в конституционной теории и политической философии возникла ложная оппозиция: нация как этнос и нация как гражданская нация. Эта оппозиция в Конституции РФ обойдена как раз через термин «многонациональный народ». Но «недопустимо вымывать этнонациональное русское ядро российской многонациональной общности», возмущается Михайлов и его дагестанский соавтор. Россия сегодня — это русские, их инклюзивная колониальная политика, их чувство гражданской ответственности, привитое Российской империей. Именно русские сделали Россию глобальным игроком: «Без русских не было бы России как мировой державы».
Дальше аргумент Михайлова разворачивается в сторону его позитивной программы. Вернув понятие «российская нация», мы как бы отождествим всех с русскими в слове «нация», оставив нацменьшинствам названия их национальностей. Этнос — это и русские как имя национальности, и другие этносы, и в то же время русские как метапонятие. Если будущее русских отождествлено с будущим России («Позиция русских, их ориентации, установки на состояние и перспективы обустройства собственно этнонационального и многонационального развития страны, государства имеют основополагающее значение для судеб России»), то представитель нерусской национальности, принимая имя «российская нация», по мысли Михайлова, очевидно принимает на себя и груз этой ответственности.
Оригинальная модель исторической эмансипации народов, предложенная Михайловым, противостоит вульгарному национализму так называемых русских патриотов. Она связывает не кровь, а судьбы, грубо говоря, давая буряту, чеченцу или якуту возможность не только понять глобальный масштаб забот России, но и стать им сопричастным.
У этой идеи много аспектов, ее критику можно вести по линии исторических аргументов (от судьбы черкесов в девятнадцатом веке до крымских татар и чеченцев в двадцатом), культурных – относительно «лица» российской колониальной модели, экономических – перспектив малых народов, связавших свое будущее с судьбой Российского государства, которое добывает нефть у них дома и платит за сохранение их образа жизни. Даже философских: ссылки в статье Михайлова и Абдулатипова на Маркса и ленинский тезис о «высшем синтезе» национальностей и одновременно на Ивана Ильина ставят в тупик, так как Ленин, очевидно, имеет в виду, что после синтеза само слово «русские» исчезнет, а Ильин (и, кажется, сам Михайлов) — нечто прямо противоположное. Постараемся разобрать связь этой идеи с Конституцией, пояснив мысль про возможность внесения новых изменений в ее текст.
Нация и Конституция
Начнем с простых вещей: «многонациональный народ» упомянут не только в преамбуле Конституции, где написано про общую судьбу. Он также упомянут в третьей статье первой главы Основного закона, которая называется «Основы конституционного строя». Эту главу нельзя менять обычным порядком (региональные парламенты, Дума, Совет Федерации, президент); чтобы ее отредактировать, нужно собрать Конституционное собрание. Но дело не только в главе. «Многонациональный народ», который должен, по мысли Михайлова, называться «российской нацией», это не кто иной, как российский суверен: «1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ».
Здесь сразу три проблемы. Первая — про силу закона, который уточняет статью из первой главы Конституции путем переопределения одного из ключевых ее понятий. Она весьма сомнительна. Закон не может сказать, что президент в Конституции теперь будет называться «генералиссимусом», но саму Конституцию мы переписывать не будем. Закон не может сделать русский народ «старшим братом», хотя в Конституции про это ничего нет, предложив остальным народам эмансипироваться до высот его глобальной ответственности в рамках «управления межэтническими отношениями».
К слову, сам тезис, делающий возможной эту оферту (что русские несли основную тяжесть бремени государственного строительства), неочевиден. Грубо говоря, можно сказать, что Иван III разрешил касимовским татарам зарезать немецкого лекаря Антона на льду Москвы-реки (он не спас царевича Даньяра), потому что обладал присущим русским чувством государственной ответственности, а можно сказать, что он просто не считал нужным им мешать или не считал их своими подданными. Вторая версия превращает русское «ядро» в равного партнера многих народов по евразийскому танго.
Но бог с ней, с историей. Есть вторая проблема. Техническая. Если нельзя не менять Конституцию, чтобы дополнить архитектонику Российского государства понятием «этнос», то можно попробовать ее поменять. Дело в том, что это потребует некоторых приготовлений, о которых Михайлов и президент Путин ничего не сказали. «Основы конституционного строя» может переписать только Конституционное собрание, так написано в 1 и 2 пунктах ст. 135 Основного закона.
Но что такое «Конституционное собрание», там не написано, есть лишь ссылка на федеральный конституционный закон, который за 25 лет государственности не написали. Так придется сначала его написать, затем прогнать через региональные парламенты и только потом вносить в Думу законопроект о «внесении изменений в п. 1 ст. 3 главы 1 Конституции РФ». Именно поэтому следует выбрать из двух вариантов: или в Кремле плохо подумали, или решили написать новую Конституцию.
Покушение на суверена
За рамками процедурных и юридических трудностей и нестыковок можно найти третью проблему. Если суверен — это «многонациональный народ», то он, строго говоря, единственная политическая реальность в России. Он ее учредил, и он ее носит, буквально как маску, именно поэтому в Конституции написано «носитель». Эта реальность, суверен, представляет собой нечто целое: попытка расчленить эту целостность уничтожит самого субъекта.
Две самые влиятельные концептуализации суверенитета в политической мысли — Томаса Гоббса и Жан-Жака Руссо — при всех различиях построены на идее целостности этого тела, в котором ни одна часть не может обладать каким-то отличным от других частей статусом, потому что никаких частей там нет. Суверен — это не 145 миллионов граждан России, не 85% русских, не 86% поддерживающих президента граждан, а единый «многонациональный народ», учредивший себя как целое в акте принятия Конституции.
Выделяя русский народ в «ядро» через введение в конституционное поле понятия «российская нация», Кремль рискует буквально потерять берега, потому что нынешний суверен после начала такой игры немедленно прикажет долго жить, а нового еще придется придумать. Играть с дефинициями единственного источника власти в стране означает играть с ее легитимностью как таковой, — это, кажется, не требует каких-то более развернутых доказательств. Если проблема – придумать президенту Путину должность, возвышающуюся над нынешней конституционной конструкцией, не обязательно обращаться к нации. Лидер может быть у чего угодно, по крайней мере главы Конституции с третьей по восьмую дают определенный простор для политического творчества на эту тему.
