Россия утратила статус империи и пока не нашла для себя нового образа ни для себя, ни для внешнего мира. Чего же хочет Владимир Путин? Недалек тот момент, когда будущий «хозяин» Белого дома Дональд Трамп будет вынужден задать себе этот вопрос, а еще и столкнуться с вытекающими из него последствиями. Это будет непросто. Поскольку гораздо легче понять, чего Путин не хочет, чем чего он хочет. Он — наследие неоднозначной истории Европы и Азии, кнута и просвещения. Прежде всего, он традиционалист: это выдают его манеры и декорум в Кремле.
Он не является коммунистом старой закалки. Он критически относится к наследию Ленина и Сталина, поскольку оно погубило Россию. То, что Советский Союз при своих внушительных размерах не был образцом успешной политической модели, он не без боли осознает. Однако из арсенала советского ЧК и предшествующих ему ведомственных организаций кое-что Путин взял себе на заметку, к примеру, концепцию «вертикали власти» или мнение о том, что государство должно функционировать как швейцарские часы: поистине трагичные представления для огромного государства, где до сих пор актуальна фраза «небо высоко, и царь далеко».
К наследию прошлого относится также и убеждение в том, что России нужна твердая рука, а спецслужбы — это и есть государство. На что же рассчитывать новой администрации в Вашингтоне? Во всяком случае, не на повтор советской модели «Верхней Вольты с ракетами», как однажды окрестил Россию Гельмут Шмидт (Helmut Schmidt) с присущей ему прямотой во время своего визита в Москву. Но и не на слабость, упадок или раскол, подобно тому, как три десятилетия назад, когда рухнули цены на нефть, империя пострадала от своей растянутости и система советов погрузилась в хаос. Россия остается нефтяным государством и поставщиком сырья. Вот что включает в себя понятие «нефтяное проклятие»: доходы без усилий, богатство без усовершенствований, застой без роста, инновации разве что в качестве побочного продукта мощного военно-промышленного комплекса.
Но что остается, если прошедшие сто лет со времен Октябрьской революции оказались чередой катастроф? Остается только царизм со всеми его противоречиями, причем схожесть с современными личностями не случайна. Еще Екатерина Великая жаловалась на невыгодность географического положения и поэтому установила право на непрерывное расширение государства, ведь за неимением достаточного количества естественных границ она могла защитить страну лишь посредством обновления пограничных областей. Титулом «Великой» она обязана, помимо всего прочего, завоеванию полуострова Крым князем Потемкиным, исполнявшем для императрицы не только роль полководца. Однако кто бы ни завоевал Крым, он тут же бросал свой взор на Средиземноморье, сегодня, к примеру, на Сирию, нижний Дунай и, прежде всего, Дарданеллы.
Спустя четыре десятилетия после овладения Крымом, когда была разбита армия Наполеона и на Венском конгрессе заново чертились границы на географической карте, Россия практически завладела всей Европой, если бы не британский флот. Царь Александр I знал, что без российской армии условия бы диктовал Наполеон, это знали и европейские державы. Значение битвы при Ватерлоо в 1815 году заключалось в том, что британцам и пруссам удалось добиться перелома в войне и даже завершить ее без вмешательства русских. Однако была другая проблема, а именно — как выпроводить из Европы дикарей с востока и установить надежное равновесие после 25 лет войны и революций. «Наши бестии-освободители» — так называли русских жители Берлина.
Решение нашлось следующее: крупнейшие державы предложили русским батальонам полакомиться по дороге домой польским гусем: это означало новое деление Польши, львиную долю которой отдали русским, а западные провинции отошли Пруссии и Австрии. В качестве гарантии своего нового положения Россия потребовала — и получила — в составе Священного союза с Австрией и Пруссией право на вмешательство в дела средней Европы. Когда в 1848 году Габсбурги дрогнули и Венгрия взбунтовалась, русские двинулись в Европу. Они привели войска в боевую готовность и тогда, когда Пруссия какое-то время делала вид, будто Берлин добивается единства Германии.
Россия была силой, наводящей порядок в Европе. Тогда жили, говоря языком того времени, под присмотром русских. (фр. sous l’oeil des Russes) Но потом царь продолжил вести русско-турецкие войны, в центральной Азии начал «Большую игру» против британцев и хотел помимо Дарданелл заполучить еще и христиан в Османской империи, которые представляли из себя подопечных России и передовую силу распространения русской православной власти на юге. Великобритания в союзе с Франицей и Савойей повела войска в Крым. Пала военная гавань Севастополь. Военная катастрофа отразилась на внутренних делах государства. Пошатнулся царский режим, крестьяне превратились в людей. Были посеяны семена сомнения, реформ и насилия.
К основным признакам российской политики относятся активная оборона, распространение собственной культуры, а также двойственность внешней политики и политики безопасности: одновременно с официально серьезной существует неофициально деструктивная, тогда и сейчас предстающая в разных обличиях, даже в цифровом мире. Полуреволюционным новым элементом политики после поражения в Крыму стал сдвиг от традиционного православия в сторону нового национализма в виде панславизма. Россия должна была стать для мира «Третьим Римом».
В следующей русско-турецкой войне целью царских генералов был выход к Черному морю, Болгария, а также Западные Балканы. Против таких желаний был британский флот — покровитель европейского равновесия. Грозила война между Россией и Западом. Бисмарк долго сомневался, пока не предложил содействие в роли «честного маклера», чтобы сохранить мир. Британцы отплатили ему черной неблагодарностью, а русские затаили обиду, ведь их «глобальная стратегия» в отношении Средиземноморья потерпела крах. «Если ключи от Босфора лежат в Берлине, там мы их и возьмем». Франция выступила помощником.
Спустя две мировые войны американский дипломат и историк Джордж Фрост Кеннан (George F. Kennan) составил своего рода некролог Бисмаркского союза государств. «Великая исходная катастрофа нашего столетия» — такое известное определение он дал событиям, начавшимся в 1878 году в восточном Средиземноморье — стирание государственных границ, нарушение равновесия, войны и революции. Когда в скором времени Трампу придется иметь дело с Путиным, то перед двумя самыми могущественными мировыми лидерами встанет вопрос о войне и мире, и весь мир затаит дыхание.
История никуда не уходит, порой она повторяется, во всяком случае в своих ключевых элементах. Они, в свою очередь, раскрывают тайные истины, выявляют угрозы и предупреждают о высокомерии.
