Вероятно, самое странное заключается в том, что Керри Фишер (Carrie Fisher) так долго в этом не сознавалась. Известная своей откровенностью актриса и автор воспоминаний на многочисленные вопросы о том, был ли в реальной жизни роман, напоминающий отношения принцессы Леи с Ханом Соло, неизменно давала однозначный отрицательный ответ. Она была подростком, Гаррисон Форд — на 14 лет старше, они были совершенно разными людьми, ну что за глупая идея.
Сейчас она написала книгу «Принцесса ведет дневник» (The Princess Diarist), в которой вспоминала дневники, которые вела в то время, и рассказала о бурном романе с Фордом. Дневники и сопровождающие их стихи представляют собой нелегкое чтение. В них предстает 19-летняя девушка, преисполненная ненависти к себе и неуверенности в будущем, уже проходящая лечение, но все еще не получившая диагноз «биполярное расстройство», и пытающаяся показать себя умудренной женщиной. Она беззаветно влюбилась в Форда, который был рад спать с ней, но вряд ли испытывал такие же чувства в ответ.
Фишер всегда писала о себе с мучительной честностью (особенно в «Открытках с того края» (Postcards From The Edge), беллетризованного рассказа о пережитой передозировке). Почему она так долго не рассказывала о романе? По нескольким причинам, сказала она мне во время беседы по телефону из Лос-Анджелеса хриплым из-за бронхита голосом (интервью в Лондоне было отменено из-за ее болезни). Самой важной причиной стала находка дневников, лежавших в коробке под половицами. Она нашла их во время ремонта в доме. «Я не видела их 40 лет. За все это время я на самом деле забыла о них. И я подумала, что они оказались замечательной археологической находкой».
Прошло достаточно времени, чтобы можно было рассказать эту историю, сказала она. «Это была не только моя тайна», — отметила она, напомнив, что во время их романа Гаррисон Форд был женат на Мэри Маркардт (Mary Marquardt). Вскоре после этого он развелся и женился на Мелиссе Мэтисон (Melissa Mathison), авторе сценария фильма «Инопланетянин» и близкой подруги Фишер, которая умерла в прошлом году. Она не рассказывала о своих отношениях с Фордом из уважения к Мэтисон? «Нет, вовсе нет. Мелисса не считала это чем-то серьезным. Но тогда она не была его женой».
Делает ли она это ради денег? Фишер рассмеялась. «Там было не так много денег. У нас был заранее заключенный контракт. Никто не обещал мне миллион долларов за раскрытие какой-то тайны. Мне просто было интересно, хватит ли у меня мужества сделать это».
Перечитывая свои дневники, Фишер была поражена своей же былой страстью. Это позволило ей писать о себе так, как она никогда не делала раньше, — без глазури в виде иронии и острот, но прямиком от всего сердца. Дочь Фишер Билли Лурд (Billie Lourd), читавшая текст вместе с ней для аудиокниги, сказала, что «это было нечто невероятно эмоциональное. Не только она, но и никто другой не видел такого. Это самое личное из всего, написанного мной».
В своих дневниках она часто спрашивает себя, знал ли Форд о ее чувствах. Как она считает сегодня? «Я не думаю, что до сих пор он знал о накале моих чувств». Ей самой кажется, что она долгие годы пыталась похоронить эти чувства. «Даже в дневнике мне не нравится признавать это, потому что это была неудача». Она остановилась и начала снова: «Нет, не неудача, а любовь без взаимности». Она снова прервалась: «А это, надо полагать, разновидность неудачи».
Я спросил ее, что думает о книге Форд, женатый сейчас на актрисе Калисте Флокхарт (Calista Flockhart). Она ответила, что не знает. «Я сказала ему, что пишу книгу и дам ему прочесть рукопись, и если ему что-то не понравится, то я удалю это. Он казался удивленным. Потом я позвонила ему и сказала, что пришлю книгу вам. Я так и сделала. Он ничего не сказал».
Она знает, что он вряд ли поблагодарит ее за то, что она предала историю огласке. Форд настолько же молчалив, насколько она разговорчива, настолько же скрытен, насколько она открыта. «Не думаю, что ему хотелось бы обнародовать что-нибудь о своей жизни, — признает Фишер, — и так он и живет. Я бы не хотела сказать ничего такого, что причинило бы ему большие неудобства. Ему неловко из-за всего личного».
Роман с Фордом захватил ее врасплох. «Меня потрясло то, что я понравилась ему. Я была неуверенной в себе девушкой, у меня был всего один парень». Она пишет, что он увлек ее, когда она была навеселе, и спрашивает себя, не использовал ли он ту ситуацию. Что она думает сейчас? «Нет, ни за что. Ничего подобного не было». На самом деле он никак не мог узнать, насколько невинной она была, так как Фишер старательно формировала совершенно противоположный имидж. «Он считал меня очень уверенной, опытной девушкой. Не думаю, что он сразу понял, как обстоят дела! А когда он понял, то повел себя соответственно, хотя не был обязан делать это».
Каким образом? «Он немного смягчился, знаете, насколько Гаррисон вообще может смягчиться. И мы оставались вместе до конца фильма. Ничего большего быть не могло. Я не думала, что будет хотя бы столько».
Хотя во время съемок она в первую очередь думала о Форде, в списке его приоритетов она занимала 15-е место, вспоминает Фишер. Иногда в ее записях сквозит отчаяние. «Я не хочу заниматься своей жизнью. Она может продолжаться без моего участия». Думала ли она о самоубийстве? «Нет, таких наклонностей у меня никогда не было. Я просто была крайне неуверенна в себе, особенно в отношениях с мужчинами».
Да, говорит она, в дневниках очень много боли, но отчасти это подростковая неуверенность в будущем, а отчасти — отражение состояния ее психического здоровья. «Возможно, отчасти это объясняется биполярным расстройством, хотя диагноз мне тогда еще не поставили. Я ходила на сеансы психотерапии с 15 лет. Мне тогда показалось, что со мной что-то не так. Врач спросил, зачем я пришла, и я сказала, что хотела бы перестать плакать так сильно».
Оглядываясь назад, она говорит, что понимала, что Форд не любит ее, и это усугубляло ситуацию. «Разумеется, от этого я не думала о себе лучше». Снова пауза. «Хотя иногда думала». Почему? «Потому что он выбрал меня».
Даже сейчас она испытывает смешанные чувства по поводу того времени. «Я бы никогда не хотела пережить такое заново. Я была так одержима, запутана в себе, сбита с толку». Было ли это одним из самых бурных и сильных переживаний в ее жизни? «Думаю, да, потому что все было волнующим и новым. Мы все прославились тогда, но нужно было сосредоточиться на других вещах, и (роман) был опасным отвлечением. Может, поэтому слава не слишком ошеломила меня, так как я о ней совершенно не думала».
Был ли Гаррисон Форд хорош в постели настолько, насколько можно было от него ожидать? Фишер закашлялась в притворном изумлении. «Бросьте, на этот вопрос я ответить не могу! Я была совершенно ослеплена им. Посмотрите на него. Посмотрите на его фотографии. Можете представить, что я думала, с учетом того, какого мнения я была о себе?» Что она чувствует, вспоминая о своей юности? «Мне жаль себя, и это мне не нравится в любом возрасте». Она говорит, что рада к 60-ти годам чувствовать себя увереннее.
Я спросила, повлиял ли роман с Фордом на ее будущие отношения. «Ужасно, да». Как именно? «Потом я встречалась с Полом, и Пол не слишком отличался от него». Фишер шесть лет встречалась с Полом Саймоном (Paul Simon), 11 месяцев они были женаты, а после развода снова встречались. «Пол был более разговорчивым. Но снова было нечто странное. Он был настолько же старше меня. Мне был 21 год, а Полу — 36 лет. Они оба были заумными и серьезными. И они оба были остроумными, что полная противоположность забавному. В забавном есть некая мольба. Остроумие — это заумное самовыражение. Оба они были такими. И оба становились лучше, выпив пару бокалов пива». Фишер говорит, что в отношениях с Саймоном было одно важное отличие. «На сей раз это было взаимным, к моему большому облегчению».
Меня поразило, что, по словам Фишер, они с Фордом никогда не обсуждали свои отношения, ни в то время, ни позднее. «Он был неразговорчив, — сухо сказала она. — Вовсе не был Мистером Веселье». Но что произошло, когда они снова встретились на съемках следующих фильмов — «Империя наносит ответный удар» и «Возвращение джедая»? Ничего, ответила она, это был только их секрет. «Мне кажется, все рассосалось. По нашему языку тела вы можете видеть, что нам комфортно друг с другом».
В прошлом году они снова встретились на съемках, впервые за 30 лет, и появились вместе в фильме «Звездные войны: пробуждение силы». Наверняка они могли бы уже поговорить обо всем? «Нет, — сказала она. — Во время этих съемок я заметила, что двое с большой разницей в возрасте, как была у нас, флиртуют друг с другом. Я сказала ему об этом. Он ответил (Фишер говорит низким голосом с невозмутимым видом): „Надеюсь, у них все будет хорошо“. Кажется, мы впервые вспомнили об этом». Он подмигнул? «Нет, он вообще не из тех, кто подмигивает».
За долгие годы сформировалась прочная дружба, как ей кажется. Недавно она рассказала Марку Хэмиллу (Mark Hamill), игравшему Люка Скайуокера, о своем романе с Гаррисоном Фордом. Как он отреагировал? «Он был потрясен». Любит ли она Форда сейчас? «Да, я люблю его. Я всегда что-то чувствовала к нему. Марка я тоже люблю, но как брата. Нельзя долго притворяться чем-то без того, чтобы это отчасти не стало правдой».
Долгое время у нее были двойственные чувства по отношению к серии фильмов «Звездные войны». Да, они принесли ей славу, но одновременно и поставили определенное клеймо — она для многих людей навсегда будет только принцессой Леей. Сейчас она испытывает просто благодарность. «Это было грандиозное событие в моей жизни. Этот мотор тянет за собой все остальное».
Что же до ее нынешней не слишком личной жизни, то она живет с псом по кличке Гэри Фишер (у которого есть свой «Твиттер»), не замужем, подумывает о переезде в Великобританию (особенно после победы Трампа) и более чем готова к еще одному мужчине. «Я хочу найти британского профессора, который сможет вытерпеть меня, чтобы можно было как следует выговориться. С хорошим чувством юмора, интеллигентный, не жутко уродливый, уверенный в себе, но не высокомерный».
Я спросил, не испытает ли она неловкости при следующей встрече с Фордом. «Да, мне будет неловко», — ответила она. Как долго? «Недолго. Думаю, это стоит того, чтобы покраснеть пару раз», — ответила она со смехом.
Я сказал ей, что во время интервью представлял себе тот эпизод из «Империя наносит ответный удар», когда принцесса Лея призналась в своих чувствах к Хану Соло. «Я люблю тебя», — сказала она. «Я знаю», — ответил он. Я сказал, что это кажется очень жизненным. «Да, — согласилась она. — Думаю, это точно связано с нашими отношениями. Я не просто так говорю „Люблю тебя“, а он не просто так отвечает. Он немного сымпровизировал».
«Часть меня чувствовала так, словно я выиграла мужчину в лотерею». Эксклюзивный отрывок из новых мемуаров Керри Фишер
Я начала сниматься в «Звездных войнах» в надежде завести роман. Я надеялась найти людей умудренных и с дурной репутацией, таких, о ком можно подумать, что он жил с Анжеликой Хьюстон (Anjelica Huston) в Швейцарии в закрытом пансионе и выучил четыре языка.
Саймон Темплмэн (Simon Templeman), англичанин, с которым я училась в школе актерского мастерства, был моим единственным парнем, и мы год встречались, прежде чем переспали. Это, а также немного дурачеств с тремя парнями и поцелуи с тремя геями, составляло весь мой сексуальный опыт.
Трудно представить детство, менее располагающее к прелюбодеянию, чем мое. Мои родители были любимцами Америки. Прекрасная пара с двумя очаровательными малышами (мой брат Тодд младше меня на 16 месяцев) казалась воплощением американской мечты, пока Эдди не бросил Дебби ради прекрасной Элизабет Тейлор, недавно овдовевшей подруги моей матери.
Мой первый большой урок был связан с тем, каково это — быть ни о чем не подозревающей частью супружеской неверности. Поэтому, мечтая о романе на съемках, женатых мужчин я исключала. Впервые встретив Гаррисона Форда, я сначала подумала, что ничего романтического между нами не будет. Он был весьма стар для меня — почти на 15 лет старше! Вдобавок в нем было нечто угрожающее. В спокойном состоянии у него было хмурое выражение лица. Казалось, ему все равно, смотрите вы на него или нет, и вы с жадностью смотрели на его безразличное лицо. Помню, я подумала, что он будет звездой, не просто знаменитостью, а кинозвездой. Он был того же типа, что Хамфри Богарт (Humphrey Bogart). Его окутывал ореол энергии, и он был совсем не моего уровня. По сравнению с ним у меня вообще не было никакого уровня. Мы были предназначены для разного. Переживала ли я из-за этого? Не слишком, как вы увидите.
До двадцатилетия оставался один год, после моего романа в колледже минуло несколько недель, и я впервые снималась в кино. Я была крайне не уверена в себе. О, я могла быть остроумна, как сам дьявол, но я понятия не имела, как мне применить мой ум. Я была умна, но не разумна, и оставила старшие классы, чтобы петь в хоре в Бродвейском шоу моей мамы.
Рядом с Гаррисоном я нервничала. В его присутствии я становилась косноязычной и неуклюжей. Я была с ним, когда мы работали вместе, и избегала его в другое время, чтобы не раздражать его. Мне было удобнее с другими актерами и съемочной группой, с ними было веселее, и они поддавались моему обаянию.
Но, оглядываясь назад, я думаю, что в начале съемок Гаррисон изучал партнеров по фильму. Может, не для того, чтобы закрутить роман, но и не для того, чтобы не закрутить роман. Мы были в подходящем месте, и напрашивалось небольшое развлечение на стороне.
После начала съемок вечером в пятницу устраивали вечеринку по случаю дня рождения Джорджа Лукаса, которому исполнилось 32 года. Вечеринку сделали в зале в студии в Элстри. Большей частью собралась съемочная группа — осветители, электрики, водители и все прочие, кто каждый день трудился над все еще неизвестным фильмом, снимавшимся там.
Я еще не видела Джорджа и постаралась выглядеть максимально вальяжной, пока шла к бару, Я добавила улыбку, чтобы понравиться людям и чтобы они не думали, почему именно мне досталась роль неустрашимой принцессы.
«Привет! Как дела? Рада видеть тебя». Как же их зовут, думала я, глядя на лица, окружавшие меня каждый день. Мое имя они знали, оно было в списке актеров.
«Кока-колу со льдом, пожалуйста. О, мы же в Англии, и льда нет. Хорошо, тогда теплую кока-колу».
В этот момент в дверях появился Гаррисон. Ух ты, казалось, он рад быть здесь. Это все-таки возможно, подумала я. Возможно, сегодня вечером он улыбнется. Я помахала ему, поднося другой рукой стакан с колой к губам. Гаррисон поднял руку и начал пробиваться через толпу, постоянно увеличивавшуюся в размерах. Словно грибок, растущий на выпивке.
«Смотрите, кто пришел, — поприветствовала я кого-то. — Нет, у меня уже есть, что выпить. Это считается выпивкой. Я не могу пить. Я пыталась. У меня аллергия на спиртное. От него я глупею, мне плохо, и я быстро теряю сознание».
Двое из съемочной группы начали играть со мной. «Смотрите, кто у нас тут, парни! Наша маленькая принцесса без своих кос!» Споить вусмерть единственную девушку на вечеринке быстро стало главной целью вечера. Пусть Лея не сможет стоять на ногах. Я поступила бы очень глупо, если бы подыграла им.
Мы спели «С днем рождения», после чего Гаррисон заговорил с Джорджем. Меня снова окружили унылые, пропотевшие мужики в джинсах. Они снова пытались заставить меня выпить, и, наконец, мое стремление угождать людям взяло верх. Я попросила амаретто, единственный напиток, который пробовала. Он напоминал по вкусу сироп от кашля, но зато был знакомым.
Я взяла бокал, который передал мне член съемочной группы. Вместо амаретто в нем было вино. Я нахмурилась.
«Извини, — сказал он. — Твоего напитка у них нет. Но это делает то же самое, что и амаретто, только лучше».
Мое лицо перекосила гримаса, когда я сделала первый глоток этого пойла. Потом еще и еще. Я недолго помнила вкус, так как смеялась, как делали те взрослые на маминых вечеринках в моем детстве.
Не помню, когда я сообразила, что съемочная группа собирается в шутку похитить меня. Веселый план заключался в том, чтобы отвести меня туда, куда съемочная группа отводила молодых актрис, когда они хотели установить, что она принадлежит им, по крайней мере на один момент. Наверняка ничего серьезного. Серьезным было то, какими большими они хотели казаться.
В какой-то момент у меня разболелась голова.
«Тебе надо подышать воздухом», — сказал один из съемочной группы.
«Эй, — раздался новый голос, американца, а не англичанина. — Куда вы ее ведете?»
«Никуда, приятель, даме просто нужен свежий воздух».
«Извините, но дама вряд ли понимает, что ей нужно».
Гаррисон! Что он сказал? Я не знаю, что мне нужно? Когда он успел стать экспертом?
«Гаррисон! — приветствовала я его. — Где ты был?»
Он устроил неожиданно большой спектакль, спасая меня от того, о чем я даже не догадывалась. Группа тянула в одну сторону, Гаррисон — в другую, а я пыталась сосредоточиться.
Перетягивание каната по поводу моей размягченной вином добродетели продолжалось, и я не знала, чем все закончится. Зато я поняла, кого бы хотела покорить: моего партнера по съемкам со шрамом на щеке, с диалогом в голове и пистолетом на поясе. Не тогда, а в роли, но все равно. После безумной потасовки Гаррисон забросил мою добродетель вместе со мной на заднее сиденье служебного автомобиля и крикнул водителю: «Поехали! Поехали!» Мы поехали, преследуемые остальными.
Где-то на полпути между Элстри и Лондоном я услышала звук клаксона приближающейся машины. Я толкнула Гаррисона в плечо и испуганно спросила: «Что это?»
«Черт, — пробурчал Гаррисон, посмотрев в заднее окно над моей головой. — Это Питер и Марк».
«Господи», — я начала вставать, но он остановил меня и велел привести прическу в порядок.
В этом фильме у меня всегда были собственные волосы, как на съемках, так и вне площадки. Я оставалась внизу, стараясь уложить волосы, а затем медленно села. «Просто веди себя нормально», — посоветовал Гаррисон.
С нами поравнялась синяя машина. За рулем был Питер Кон (Peter Kohn), один из съемочной группы, рядом сидела красивая актриса Ку Старк (Koo Stark), а на заднем сиденье ехал Марк [Хэмилл] (Mark [Hamill]). Он помахал рукой и улыбнулся. Я помахала в ответ.
То, что мы с Гаррисоном катались на заднем сиденье на пути обратно в Лондон, не означало, что дальше должно произойти нечто более внятное. Это наверняка были всего лишь разведывательные поцелуи. Но если нет…
Потом мы оказались в Лондоне за ужином с Питером, Марком и Ку, чья роль в «Звездных войнах» в итоге была вырезана. В основном я думала о том, насколько Ку красивее меня, какой уверенной в себе она казалась. Гаррисон безудержно становился для меня всем. Он слишком быстро стал центром моего лишенного ядра мира.
О том ужине я мало что помню, кроме того, что вела себя застенчиво, и была очень неловкой из-за выпитого. Я думала, что, раз мы сидим за одним столиком, то можно будет взглянуть на Гаррисона, если он что-нибудь скажет. Но пока я буду ждать, чтобы он что-нибудь сказал, у меня успеют отрасти волосы. Верно же? Оказалось, нет. Он говорил, не переставая. Был разговор о дне, когда нас подняли рано — довольно обычное дело. Но к полудню нас все еще не вызвали на съемочную площадку. «Я не возражаю против ожидания, — начал Марк. — Всегда можно занять себя чем-нибудь».
«Да ну?— протянул Форд. — Это чем же? Читать письма или взяться за цитру?» Я тщательно слушала. Все зависело от того, как я вступлю в разговор, сохраняя вид, что для меня это ничего не значит.
«Я бы заплатила много тяжело заработанных долларов, чтобы увидеть, как ты играешь на цитре», — сказала я застенчиво, изо всех сил стараясь произвести хорошее впечатление.
Форд посмотрел на меня через столик. Прищурив карие глаза, он спросил: «Сколько?»
Он целенаправленно ожидал моего ответа. Форд не улыбался, но и не не улыбался. Под столом я скребла большой палец. Так, а о чем мы говорили? Почему он смотрит на меня так?
«Сколько за что?— спросила я их грустно. — Что-то я забыла». На сей раз прозвучало, будто я умоляю.
Они засмеялись. Гаррисон не смеялся, но выглядел так, что мог бы, если бы мог сделать это по-другому. Тут я вспомнила: «Игра на цитре! Я заплачу тебе за игру на цитре!»
«Сейчас?» — спросил Гаррисон.
«Да!»
Мы все рассмеялись. Может быть, сейчас все будет хорошо. Я пойду домой с Гаррисоном. Я знала, что это была не лучшая идея. Это не могло быть хорошей идей, но не могло быть и самой плохой. Я имею в виду, каким бы странным и угрюмым он ни казался, Гаррисон не был плохим человеком.
Мы стояли под неверным светом уличного фонаря перед рестораном. Гаррисон закурил сигарету «Кэмел» и посмотрел на меня: «Я могу подбросить тебя домой, мне по пути». Он взял меня за руку и усадил в такси. Мы сближались все сильнее и сильнее, пока наши лица и глаза не соединились. Мы отправились туда, где можно было отрепетировать поцелуй, показанный через полтора года в «Империя наносит ответный удар». Это были ранние дни и ночи Силы.
Трудно вспомнить подробности тех выходных. Но даже если бы я и могла, то что бы у нас тут получилось? Мягкое порно для любителей жесткой научной фантастики? Все что я помню, когда он последовал за мной и включил свет в прихожей, это что я собиралась показать ему мою маленькую квартиру, и теперь наши неуклюжие объятия проходили не в движущейся машине и без зрителей.
Маленькая часть меня чувствовала себя так, словно я выиграла мужчину в лотерею, и вот я одновременно подсчитывала и тратила выигрыш. Я смотрела на Гаррисона. Он был… Господи, как он был прекрасен! Нет, более того. Он выглядел так, словно был готов возглавить атаку, захватить холм, победить в поединке, стать лидером свободного от глютена мира, и сделать все это, даже не вспотев. И как же столь блистательного образца мужчины может удовлетворить кто-то вроде меня? Нет! Ничего не говорите! Потому что он был доволен! Даже если недолго. Этого было более чем достаточно.
Гаррисон уснул, и я тоже попыталась. Я простила его за то, что он не любил меня так, как можно было бы ожидать, и почти простила себя за то, что не ожидала этого. Я дышала с ним в унисон в темноте, гадала, что ему снится, и надеялась проснуться раньше него. Может, теперь мне будет проще разговаривать с ним, я не буду так бояться его, как на съемках, так и помимо них.
Я не могу точно сказать, чего бы мне хотелось от Гаррисона. Я могу очаровать кого угодно, кроме него. Вместо этого я записывала в дневник, который вела на съемках. Причин было две. Во-первых, я всегда вела дневники с тех пор, как мне исполнилось 12 лет. Во-вторых, я не могла говорить с Гаррисоном. Я не могла говорить с ним обо всем, но особенно «о нас». А так как наши отношения были тайной, то я не могла никому довериться.
Кое-какие вещи я все еще считаю личными. Невероятно, да? Но секс — это личное. Так что я не буду делиться тем, что произошло между мной и Гаррисоном в ту роковую ночь пятницы в мае 1976 года и в последующие пятницы в глухие часы ночи.
Не знаю, как я прожила следующие пять дней съемок после тех первых выходных. Эти пять дней тянулись бесконечно, а мы вели себя друг с другом так, словно предыдущих выходных не было.
В течение всей недели я безуспешно ожидала какого-то намека на то, что а) мы были вместе (или же мне все привиделось?), б) и если были, то будем ли вместе снова, в любой форме, от еще одних бессловесных выходных до брака (выдержав сперва положенное время после обязательного и легкого развода). Думаю, что в списке приоритетов Гаррисона я занимала примерно 15-е место, тогда как он в моем стоял на первом.
Но мы провели вместе еще одни выходные. Мы снова встретились, придя разными путями. Мы встретились в пабе «Норт Стар» в Сент-Джонс-Вуде, между Элстри и центром Лондона. Я тщательно продумала то, что буду и не буду говорить тем вечером. Я буду спокойной и сдержанной, буду задавать обдуманные вопросы и слушать его ответы. Он будет гадать, где я была раньше, всю его жизнь.
Но получилось так, что мы с Гаррисоном начали пить, и в какой-то момент я сказала: «Хочешь, я сымитирую тебя?»
Гаррисон не ходил, он выхаживал, надутый, как Джон Уэйн (John Wayne) в замедленной съемке, казалось, что он с крайней неприязнью относится к ходьбе. Чтобы показать это, я на мгновенье скрылась из глаз, а затем вернулась, вышагивая, как он, ступая, будучи готовой к любым новым неприятностям. Я стала им, разочарованным лордом Фордом, повелителем всего, что он пережил.
Я не сразу посмотрела на Гаррисона, чтобы проверить, какое произвела впечатление, так как была слишком занята, демонстрируя равнодушие и нетерпимость к окружению. Наконец, краешком глаза я посмотрела на него и увидела, что он смеется тем тихим, сильным смехом, который демонстрирует настоящее восхищение. Даже сейчас, 40 лет спустя, я все еще думаю, что это был один из лучших моментов в моей жизни.
Если мне удалось изобразить моего партнера по съемкам как хмурого, неряшливого пастуха нерфов должным образом, Гаррисон мог бы неожиданно (но мягко и ответственно) развестись с женой и жениться на мне (но без сантиментов и со вкусом). И мы могли бы поразить всех, включая самих себя, оставаясь вместе все время, пока один из нас не умер бы. И все это потому, что я осмелилась пародировать его для него однажды ночью в пабе! Тогда он должен был начать понимать, что я единственный человек, с которым ему было бы уютно. Ну, пусть не уютно, но с которым вместе легче примириться с тем, что мир — одно сплошное разочарование.
Тогда я впервые почувствовала, что нравлюсь Гаррисону. Не потому, что он хотел спать со мной, и не потому, что больше никого не было рядом. Я нравилась ему. Я рассмешила его. Мы сидели и улыбались друг другу, ожидая, чтобы кто-нибудь что-нибудь сказал.
«Я могу пародировать и других, — наконец сказала я. — Например, Джуди Гарланд, но тебе не понравится, так как это шумно, и нужно будет танцевать и накраситься, как на войну».
Он кивнул: «А кого-нибудь потише? Вроде меня?»
Я задумалась на минуту, подыскивая смешной ответ. Что бы сказать? О, пожалуйста, пусть я понравлюсь ему! Тогда все будет хорошо, или что-нибудь в этом роде. Но не нашлось никаких слов, способных нанести тот удар, от которого снова зажглась бы его улыбка. Теперь он снова ненавидит меня и считает скучной и глупой.
«Могу показать моего парня из колледжа. Он был очень-очень тихий».
Гаррисон слегка приподнял брови: «О?»
«Да, возможно, все мои парни тихони». Не парни! Гаррисон не мой парень, и никогда не будет им! Исправь!
«Точнее, не знаю насчет всех парней, — затараторила я. — Саймон был у меня единственным парнем. И я не совсем… Я не ищу…»
Неожиданно Гаррисон побледнел: «Как это — он был твоим единственным парнем?»
Я моргнула. Что я еще наделала? Я судорожно подыскивала слова.
«А как насчет всех тех парней, о которых ты говорила?— спросил он. — Фотограф Роб, Фред, Бак…»
Все еще хмурясь, я сказала: «Фред? Я не спала с ним, я просто знала его. Ты тоже знаешь его! Разве это значит, что ты спал с ним? Я не сплю со всеми мужчинами, которых знаю. Боже, если ты думал, что я спала со всеми, о ком рассказывала, то, должно быть, счел меня шлюхой! Потаскухой! Так что, наверное, для тебя это было бы правильно!»
«Что правильно?»
«Трахнуть потаскуху! Твою взрослую, похотливую партнершу по съемкам… меня!»
«Хорошо, хватит!» — перебил он меня.
«Ладно», — сказала я сердито. — «Но и ты заткнись».
(Это версия того, что случилось. Смягченная версия — слов поменьше, тон пониже)
Гаррисон уставился в пол, моргая. Чего он так расстроился? Я думала, что мужчинам нравится моя неопытность. Или так было только в викторианскую эпоху?
Только десятилетия спустя я поняла, что он, похоже, переживал, столкнувшись с некоей ответственностью. Словно ему сделали подарок, которого он не хотел или не ожидал.
Как бы мне нарисовать для вас картину этого короткого перерыва в плохой погоде без любви? К сожалению, никак, из-за провалов в памяти, вызванных употреблением марихуаны. Трехмесячное употребление любимой разновидности марихуаны Гаррисона лишило меня всего, что я имела в его компании, и взамен наградило чудовищной паранойей. Все, что я могу выдавить из своей памяти, так это дискомфорт в промежутках между пробуждением и сном. Я пыталась сказать что-нибудь помимо «Ты меня любишь?» и «Почему ты со мной?» Говорят, что я употребляла много наркотиков на съемках «Звездных войн», но на самом деле я лишь курила травку Гаррисона на выходных во время съемок первого фильма и с тех пор больше никогда не употребляла марихуану.
Гаррисон закончил сниматься первым. Мои последние сцены должны были снимать через две недели, и я решила немного передохнуть и отправиться в Лос-Анджелес, чтобы мы могли полететь вместе. Не знаю, понравилось ли ему это, так как он не выказывал чувств, а в дневниках я ничего об этом не записала, но мы завели разговор. Я помню, что он был добр. Достаточно добр, чтобы позволить мне закрыть этот трехмесячный роман без сожалений. Что было в духе хода вещей, если припомнить те тихие выходные.
Помню, как сказала ему: «Я простофиля».
«Нет, — ответил он. — Ты думаешь о себе хуже, чем ты есть на самом деле. Ты умная простофиля». И добавил: «У тебя глаза лани и яйца самурая».
Это единственное из сказанного мне, что отчасти намекало бы на нашу интимную близость, и этого было достаточно. Не только потому, что так должно было быть, но потому, что я представляю, чего ему стоило выйти из образа в этом разговоре. Больше мы никогда не признавали, что нечто подобное происходило.
