Почему русская диаспора становится пятой колонной?

Мы не будем писать обычную фразу о том, что «мнение автора может не совпадать с мнением редакции», хотя во многом это действительно так — редакция «Спектра» никак не может поддержать деление на «своих» и «чужих», восприятие целой общины как «пятой колонны», пугающую метафору с волком, который все в лес смотрит, и многое другое, о чем в своем материале пишет Александр Гильман. Но мы считаем крайне важным, чтобы такие взгляды, которых, надо полагать, придерживается значительное число людей, не замалчивались, а обсуждались в публичном пространстве. «Спектр» благодарен Александру Гильману за попытку не столько пропагандировать их, сколько достаточно откровенно и прямо их объяснить.

***

Конфликт России с мировым сообществом породил ситуацию, с которой этому сообществу трудно смириться: многие русскоязычные жители западных стран однозначно стали на позицию своей исторической Родины. Неудивительно, что на Западе появляются различные идеи по преодолению этой ситуации, осуществляются попытки примирить позицию большинства российской диаспоры с позицией антипутинской эмиграции и мейнстрима западной мысли.

С одной из таких инициатив выступил на специальной конференции в Риге сотрудник сразу двух исследовательских институтов — британского и австрийского — Антон Шеховцов. Он предлагает создать альтернативный Русский мир — базирующийся на русской культуре, но европейских гуманистических ценностях. И вовлечь в него по возможности больше русских, проживающих за пределами России. Впрочем, и в самой метрополии тоже.

Понятно, что эта затея требует астрономических расходов: требуется выиграть конкуренцию у массированной российской пропаганды, которая рассчитана в первую очередь на россиян, но попутно охватывает и русских зарубежья. Не столь очевидно, что при любых затратах ничего из этой затеи не получится.

Давайте определимся, что такое современная русская диаспора. За пределами России сегодня живет огромное, выражаемое восьмизначным числом, множество людей с родным русским языком, многие из которых вовсе не собираются ассимилироваться.

Значительная часть этих людей никогда не эмигрировала, они оказались вне России в результате распада СССР. Другие уехали давно, при Ельцине или Горбачеве, и из экономических, а не политических соображений. Трудно судить, какая часть русской диаспоры в действительности поддерживает политику России, мне не известны какие-либо исследования на сей счет, но судя по субъективным ощущениям, тенденциям в социальных сетях и русскоязычным СМИ, она составляет подавляющее большинство, хотя, конечно, есть и люди, разделяющие позицию своих правительств, считающие родиной только страну проживания и скептически относящиеся к политике Кремля. Политические эмигранты, не приемлющие реалии путинской России, составляют в этой массе доли процента.

Это очень заметно у нас в Латвии: в последнее десятилетие сюда переселились несколько тысяч россиян. Численно небольшая, но активная группа находится в конфликте с проживающими в стране русскоязычными латвийцами по большинству политических вопросов. И так и должно быть, пока мы их не ассимилируем. Дело в том, что они эмигрировали в новую для себя страну и преисполнены к ней уважения, а мы здесь появились до того, как родилась эта страна, и вольны критически относиться к ней.

В этом основное отличие представителя диаспоры от эмигранта. Как бы активно ни поддерживали эмигрантские русскоязычные общины нынешнюю политику России, есть одна российская идеологическая догма, которую они разделить не способны: это тезис о зловредности Запада в целом. Люди на этом Западе живут, они сами сделали свой выбор и наслаждаются преимуществами тамошней жизни.

Их разногласия с властями ситуационные, но не антагонистические. Поэтому они легко находят в политическом спектре стран пребывания близкие им политические силы, поддерживают их на выборах и связывают свои надежды на лучшую жизнь с победой этих сил.

Для русского американца плохи не зловредные «пиндосы» в целом, а конкретный враг России и носитель всех прочих пороков Обама. Вот придет на смену ему Трамп, и жизнь снова станет замечательной. Потому что само по себе решение жить в США он выбрал сам либо благодарен сделавшим это вместо него родителям. Думать иначе — поставить под сомнение логику жизненного выбора и признать, что усилия на вхождение в новую жизнь потрачены даром. А люди не любят ставить под сомнение столь серьезные собственные решения.

Мы, никуда не уезжавшие, мыслим иначе. Фактически мы находимся в оппозиции не к действующим властям стран пребывания, а к их государственности в целом. При этом прямо такое не оглашается, критике принято подвергать именно власть.

Интересно, что на не имевшем обязательной силы референдуме о независимости Латвии в 1991 году против нее проголосовало 411 тысяч человек — примерно половина русскоязычных, принявших участие в голосовании. Тогда еще право голосовать имели все жители страны, кроме военнослужащих. Но на сегодня автор этих строк, насколько ему известно, является единственным в стране человеком, публично признающимся, что голосовал «против».

Куда же делись все остальные? Кто-то уехал, кто-то умер — но не все же! Думаю, что произошла аберрация памяти: сегодня куда удобнее говорить о том, что я был за вас, а вы меня кинули, лишив гражданства.

Где бы ни жила диаспора всюду неизбежно четко разделение: есть наши и есть чужие. Причем наших мало, и они вынуждены под чужих подстраиваться — говорить на их языке, жить по их законам. Демократическим путем изменить ситуацию невозможно — страна живет так, как решило большинство.

Особенно это обидно, когда на некоей территории наши составляют большинство — в квартале, городе или целом полуострове, как Крым, — а все равно мало что могут изменить. И поэтому мы охотно собираемся в социальной сети, вокруг СМИ или в дружеской компании и обсуждаем, как трудно жить. И какое счастье было бы жить своим умом.

Я склонен думать, что по всему постсоветскому пространству русскоязычное население в огромном большинстве поддержало бы воссоединение с Россией, как это произошло в Крыму и на что до сих пор тщетно рассчитывает Донбасс.

Поэтому совершенно естественно в постсоветских странах воспринимают русскоязычных как пятую колонну, опасную не только для правящих элит, но и для их государств в целом. Не столь естественно, что такое поведение диаспоры необходимо осуждать наблюдателям со стороны.

Любой человек, живущий в диаспоре, предан своему народу, к которому принадлежит этнически или культурно. От него также требуют преданности государству проживания. Пока эти требования не вступают в противоречие, проблемы нет. А если противоречие возникает, то выбор делается в пользу своего народа. Это — основа жизни диаспоры. Если от такого подхода отказаться, то неизбежна скорая ассимиляция.

Давайте сразу вынесем за скобки поклонников Дмитрия Киселева и Владимира Соловьева, смотрящих на Россию и внешний мир их глазами. Поговорим о позиции людей, получающих информацию из разных источников, сопоставляющих ее и стремящихся видеть мир, каков он есть. Мне это особенно легко, потому что я так живу.

Разумеется, в современной России масса недостатков, в том числе серьезные проблемы с правами человека. Безобразие, что Ильдара Дадина сначала ни за что посадили, а потом в лагере регулярно избивали.

Но в мире вообще много творится плохого. Положение узников тюрьмы в Гуантанамо, лишенных свободы без приговора, тоже ужасно, не так ли?  Но на эти проблемы я смотрю со стороны. Вероятность того, что я или кто-то из моих близких попадет в Гуантанамо или Сегежскую исправительно-трудовую колонию, близка к нулю.

Зато судьба молодого рижанина Максима Коптелова, который приговорен к тюремному заключению за шутливую петицию о присоединении Латвии к России, меня волнует куда сильнее. Потому что это происходит рядом со мной.

Отношения к стране происхождения и стране пребывания — это отношение к матери и мачехе, как они описываются в сказках. Мать нам дорога тем, что она есть, безотносительно ее личных качеств. Мачеха появилась в нашей жизни вопреки нашему выбору, нас с нею связывает лишь проживание под одной крышей. Пока она к нам добра — все хорошо. Но если начинает оскорблять мать — мы инстинктивно встаем на сторону матери, даже если эту мать почти не знаем.

Для этого выбора не имеет значения, насколько реально сильно угнетение диаспоры. Крым в составе Украины имел определенную автономию, сфера применения русского языка там была настолько широка, что в Латвии ни о чем подобном нельзя и мечтать. Но логика политической борьбы говорит, что частичные успехи не отменяют стремления добиваться большего.

Кстати, то же самое было и при распаде СССР. Националисты начинали с умеренных требований: двуязычие, региональный хозрасчет. Но как только добивались успеха, ставили новые задачи.

Принцип уважения к выбору народа важен и в том случае, когда этот выбор нас категорически не устраивает. В Латвии ежегодно устраиваются шествия латышских ветеранов гитлеровской армии. Я сам регулярно протестую против этого праздника: совершенно неуместно сегодня публично гордиться соучастием в преступлениях нацизма, причем делать это на центральной площади столицы, которая принадлежит всем гражданам страны. Но можем ли мы упрекать латышей за то, что во время Второй мировой многие из них стали на сторону Германии? Они действовали так, как считали более правильным для своего народа. Нелепо было бы обуславливать свой выбор советским гражданством, навязанным им незадолго до начала войны.

Точно так же и для нас наличие гражданства одной из постсоветских стран не может быть моральным обязательством поддерживать это государство в его конфликте с нашей исторической родиной, равно как и обязательством поддерживать вообще. Гражданство — это механизм влияния на происходящее в стране. Граждане имеют полномочия для любых решений — в том числе и на ликвидацию государства. Уничтожили же граждане ГДР на наших глазах свою страну — и никто не смеет их за это упрекать.

Я думаю, что тезис об обязательном государственном патриотизме такой же анахронизм, как и принцип территориальной целостности государств. Оба они противостоят главной ценности демократии: права человека иметь любое мнение и стремиться это мнение донести до других, а также реализовать на практике. Главное — не прибегать к насилию на этом пути.

После сказанного очевидно, почему нелеп традиционный упрек: если вам так плохо здесь и так нравится Россия — что же вы туда не уезжаете? Мы на постсоветском пространстве преданы скорее не столько современной России — ее здесь порой презрительно называют «эрэфией» — сколько виртуальной, какой она была до распада империи.

Есть такое выражение в политологии «множественная идентичность». Мы принадлежим и России, и Латвии (Украине, Казахстану и т.п.). Только нам не нужно две государственности — хватило бы вполне одной общей, российской. На самом деле нам хорошо только здесь.

Но и здесь никто не убедит нас стать последователями альтернативного Русского мира, о котором говорит Антон Шеховцов. По моему глубокому убеждению, Русский мир немыслим без прочной связи с Россией, в том числе и с ее политическими причудами. Мы можем и должны критиковать политику России в своем кругу — это страна для нас не чужая, но при этом мы не должны радовать ее врагов публичными выступлениями. Как сказал американский морской офицер XIX века Стивен Декейтер: «Права или не права наша страна — но это наша страна!».

В начале 70-х годов советская власть разрешила эмиграцию в Израиль и быстро испугалась ее масштабов. Тогда статусных советских евреев стали сгонять на митинги, где они должны были словесно громить израильских агрессоров и подчеркивать свою преданность социалистической Родине. В результате заслужили презрение и тех, кто никуда уезжать не собирался.

Причина этого презрения была проста. «У нашего народа много врагов, которые нас не любят просто за то, что мы есть. И нельзя радовать этих врагов публичной критикой государства, которое образовали наши. Если мы считаем, что его политика ошибочна, об этом надо говорить только в своем кругу». Такова логика диаспоры.

Не зря говорят: «как волка ни корми — он все равно в лес смотрит». И это правильно: как только волк перестает смотреть в лес, он перестает быть и волком — становится собакой. Иными словами: нет леса (Родины), нет и эмигранта (волка). Для него процесс ассимиляции завершился.

Возникает вопрос: ну и как быть постсоветским государствам, имеющим в своем населении многочисленную пятую колонну? Уж не провести ли им этническую чистку, раз эта колонна такая упертая и враждебная?

Я предлагаю просто принять естественную ситуацию. Необходимо опираться на европейские либеральные ценности, уважающие мнение любого человека и право этих людей объединяться в группы по убеждениям. Не давить пропагандой, а строить отношения — и со своими гражданами, и со страной, которой принадлежат их симпатии. Помнить, что демократия — это жизнь в постоянном конфликте, и надо уметь разрешать этот конфликт мирно и без применения силы.

Европейские ценности базируются на плюрализме мнений и уважении чужой позиции. Давайте жить в соответствии с ними!