Избрание президентом США бизнесмена, неопытного в вопросах мировой политики, вроде бы дает Китаю шанс упрочить позиции в Азии. Но из Пекина ситуация выглядит по-другому. Там еще не решили, что их больше беспокоит в Трампе: его антикитайская риторика, команда лютых синофобов, которая собралась вокруг нового президента, или его склонность менять позиции и вообще не слушать экспертов.
Шутка премьера Новой Зеландии Джона Ки, что Транстихоокеанское партнерство (ТТП) можно переименовать и в Трамп-Тихоокеанское, лишь бы избранный президент США Дональд Трамп его поддержал, вполне отражает общую растерянность, которая царит в Азиатско-Тихоокеанском регионе после выборов в США. Для АТР избрание Трампа означает изменение вполне конкретных вещей уже в ближайшем будущем.
Гудбай, ТТП
В своем программном заявлении о первых шагах на посту президента Трамп сказал, что сразу после инаугурации запустит юридический процесс по выходу из ТТП. Соглашение, которое считалось одним из главных достижений Барака Обамы и одним из немногих успехов политики американского «поворота к Азии», и так висело на волоске: в ходе кампании и Хиллари Клинтон, и Трамп говорили, что не будут его ратифицировать.
Однако в случае Клинтон многие инсайдеры были уверены, что экс-госсекретарь лукавит, и когда она говорит о необходимости провести дополнительные переговоры, то речь идет не о переговорах с остальными 11 странами — участницами ТТП, а о переговорах с некоторыми ключевыми конгрессменами и сенаторами. Комиссия США по международной торговле в мае 2016 года оценивала, что в США больше всех от нового соглашения пострадают производители табака, автозапчастей, лекарств, текстиля и сои. То есть, если бы будущий президент решил вернуться к вопросу о ратификации ТТП осенью 2017 года, администрации следовало бы поработать с представителями штатов и округов, которые больше всех пострадали бы от сделки (вроде Северной Каролины или Мичигана), предложив им какие-то размены.
Убедить Конгресс было бы сложно, но возможно: принцип свободной торговли поддерживают многие представители обеих партий, кому-то из членов Конгресса ТТП можно было бы продавать как антикитайский проект (в духе того, как это делал Обама в своей майской статье в Washington Post), а большинству можно просто рассказывать о прямых экономических выгодах, которые бы получили США в целом от ратификации сделки.
Институт международных экономических исследований имени Петерсона (PIIE) подсчитывал, что благодаря созданию ТТП США к 2030 году увеличат реальные доходы на $131 млрд (+0,5%), а экспорт вырастет на $357 млрд (+9,1%). На фоне этих цифр многие ожидали, что Дональд Трамп после избрания также поменяет позицию по ТТП, как он уже сделал по многим вопросам, что видно, например, из его недавнего интервью New York Times. Однако в отношении ТТП будущий президент решил быть последователен — по крайней мере, пока.
Неизвестно, что стоит за принципиальностью Трампа — неведение его команды относительно цифр или желание укрепить поддержку среди тех избирателей, голоса которых помогли ему выиграть выборы (тут уж, конечно, интересами Калифорнии можно пожертвовать ради интересов столь важной для Трампа Северной Каролины). В любом случае на первый взгляд все это отличные новости для Китая, главного соперника США в споре за глобальное и региональное лидерство в XXI веке.
В Пекине к ТТП, куда КНР не позвали (хотя на самом деле страна сама должна попроситься на переговоры, инициированные Австралией, Брунеем, Новой Зеландией и Сингапуром, — так поступили и сами США в 2004 году), изначально относились с подозрением, считая блок частью американской стратегии по изоляции Китая. Кроме того, согласно расчетам PIIE, именно Китай, оставшись за бортом ТТП, терял бы в доходах (хотя и некритично — всего $18 млрд к 2030 году, а экспорт бы и вовсе подрос на $9 млрд). Если добавить сюда предвыборные заявления Трампа, что американское союзничество для Японии и Южной Кореи не является гарантированным, в Пекине вообще должны были присоединиться к движению #ТрампНаш.
Однако в Китае избранию нового президента США не очень-то обрадовались. Лидеры КНР еще не решили, что их больше беспокоит в Трампе: его антикитайская риторика в ходе кампании, команда лютых синофобов, которая собралась вокруг нового президента, или же его склонность менять позиции и вообще не слушать экспертов.
Последнее китайское предубеждение
Как и во многих других странах, в Китае кандидатуру Трампа поначалу не рассматривали всерьез. Едва ли не основным кандидатом среди республиканцев считался Джеб Буш — китайские аналитики высоко оценивали его компетентность, связи семьи в республиканском истеблишменте, на кампанию Джеба работало и большинство республиканских экспертов по Китаю, делавших карьеру в администрации его отца и брата. Обсуждая будущие выборы с коллегами из США, китайские американисты шутили, что, мол, их страны очень похожи: в КНР у руля сейчас «второе красное поколение» (红二代) лидеров во главе с Си Цзиньпином, а в Америке избирателям предстоит выбирать между Клинтон и Бушем.
Однако Джеб Буш быстро сошел с дистанции, а затем из гонки начали один за другим вылетать прочие «проходные кандидаты». За лето в Пекине сложилось твердое убеждение, что Хиллари выигрывает выборы в одну калитку, — об этом говорили и цифры опросов, и приезжавшие в Китай американские китаисты, причем в предсказаниях исхода выборов между республиканцами и демократами наблюдалось редкое единодушие. На неформальных встречах с представителями республиканского истеблишмента китайских лидеров (прежде всего в финансово-экономическом блоке) интересовали вопросы вроде судьбы Республиканской партии после поражения в ноябре, тактики и стратегии перед будущими выборами, а главное — готовность республиканцев в Конгрессе работать с администрацией Клинтон, включая вопрос ратификации ТТП.
Про Трампа долгое время не спрашивали всерьез. Общий диагноз кандидату от республиканцев поставил тогдашний министр финансов КНР Лоу Цзивэй (楼继伟), назвавший его «нерациональным типом» (不理性那类). По мнению Лоу, если США попробовали бы применить торговую политику Трампа в отношении Китая, они потеряли бы глобальное лидерство (美国就不想当老大了).
Перспектива президентства Хиллари Клинтон никого в Китае особо не радовала. Ее мужа воспринимают довольно негативно из-за конфронтационной риторики первых лет президентства и особенно из-за бомбардировки посольства КНР в Белграде в 1999 году, хотя администрация Клинтона немало способствовала вступлению Китая в ВТО.
Саму Хиллари в Пекине не любят еще с 1990-х, поскольку в качестве первой леди она активно пыталась продвигать права человека. Ее знаменитая речь 5 сентября 1995 года «Права женщин — это права человека», произнесенная в Пекине на конференции ООН, завоевала ей известность в феминистском движении, но вызвала стойкую неприязнь в китайском руководстве. С тех пор эти чувства только усилились, особенно после работы Клинтон госсекретарем в первый срок Обамы. Именно она была лицом «поворота к Азии», который в Пекине считают новым изданием курса по сдерживанию КНР, и автором программной статьи «Тихоокеанский век Америки» в Foreign Policy. Она же в 2010 году, выступая в Ханое, назвала Южно-Китайское море зоной «национальных интересов» США, что было расценено МИД КНР как «атака на Китай».
В ситуации, когда победа Клинтон выглядела почти неминуемой, в Пекине активно готовились к тому, что их отношения с США будут похожи на президентство Обамы, только в более жестком варианте: больше торговых споров, ратификация ТТП, более жесткие действия США в киберпространстве, больше операций по обеспечению свободе мореплавания в Южно-Китайском море и, конечно, больше критики по вопросам прав человека.
При всех этих минусах у Хиллари Клинтон в глазах китайских лидеров было одно несомненное достоинство: она предсказуема. У Пекина огромный опыт работы как с самой Хиллари, так и с людьми в ее окружении и потенциальными кандидатами на министерские посты. При всей идеологизированности она воспринималась как прагматик, который хоть иногда и принимает необдуманные решения (в КНР все прекрасно понимают, какую роль экс-госсекретарь сыграла в ливийском фиаско), но в целом следует правилу «не делать глупостей». Тем более в отношении такой важнейшей страны, как Китай.
Шансы Трампа начали оцениваться в Китае всерьез лишь к середине лета, когда близкие к власти эксперты переварили удивление от Brexit и озаботились несовершенством западной опросной машины. Если значительную часть гонки тирады Трампа о Китае, его обещания ввести 45%-ную пошлину для товаров из КНР или объявить Пекин валютным манипулятором вызывали по другую сторону Тихого океана лишь недоуменные усмешки, то после номинации на республиканском съезде в КНР стали наблюдать за противоречивыми высказываниями Трампа с растущим беспокойством. Выборы в США использовались на страницах националистических газет вроде «Хуаньцю шибао» (环球时报, более известная в англоязычной версии Global Times) для высмеивания американской системы, однако никто в Пекине среди экспертов-американистов не мог понять, почему Трамп до сих пор в игре.
Победу Трампа Пекин встретил демонстративно нейтрально. На пресс-брифинге 9 ноября официальный представитель МИД КНР Лу Кан на многочисленные вопросы о Трампе монотонно отвечал, что Китай уважает любой выбор американского народа и готов работать с новым президентом. А 10 ноября, когда стали известны окончательные итоги голосования, партийный рупор «Жэньминь жибао» (人民日报) дал в углу первой полосы небольшой текст о том, что Си Цзиньпин позвонил Трампу поздравить его с избранием, а также посвятил этому событию очень спокойные по тону статьи на 3-й и 21-й полосе.
Судя по рассказам китайских коллег, несмотря на короткий телефонный разговор между Си и Трампом, ясности по поводу будущей администрации у руководителей КНР не прибавилось, так что за периодом передачи власти и формированием новой команды они наблюдают, как и весь мир, через СМИ и слухи, исходящие из Trump Tower на Пятой авеню. В отличие от Хиллари Клинтон, команду которой в Китае давно и хорошо знают, советники Трампа по Азии — люди в КНР неизвестные. Вернее, известные, но репутация их такова, что никто до сих пор не верит, что эти люди будут что-то советовать новому президенту.
От лайфкоучинга до торговых войн
Отношения Дональда Трампа с республиканским внешнеполитическим истеблишментом не заладились с самого начала. Перед праймериз никто из «серьезных людей» не хотел идти работать в команду явного аутсайдера, да и сам кандидат экспертов по внешней политике (и не только) особо не жаловал. В марте весь Вашингтон смеялся над статьей New York Times о никому не известных советниках Трампа, один из которых в своем профайле в LinkedIn указывал опыт участия в студенческой модели ООН. Видные республиканские специалисты по внешней политике подписывали письма с критикой Трампа.
Сам кандидат называл всех подписантов «провалившейся вашингтонской элитой» и говорил, что теперь «вся страна знает, кого надо благодарить за то, что мир стал таким опасным». В итоге среди советников Трампа по внешней политике самым известным человеком стал бывший глава Разведывательного управления Пентагона генерал-лейтенант Майкл Флинн, который станет новым советником президента по вопросам национальной безопасности.
Большинство уважающих себя экспертов не стали рисковать репутацией и работать на Трампа. В итоге среди его внешнеполитических советников оказалось много людей, у которых этой репутации почти не было, или она была столь неоднозначной, что ничто не мешало им рискнуть и попробовать вытянуть выигрышный лотерейный билет в игре «Дональд Трамп — 45-й президент США».
Азиатские советники Трампа нуждаются в особом представлении. Имена Майкла Пилсбери и Питера Наварро мало что говорят кому-либо за пределами глобальной тусовки китаистов, да и в ней большинство никогда не читали их работ и брезгливо морщатся при упоминании одних только имен. Между тем именно эти два человека пока что претендуют на то, чтобы быть властителями дум по вопросам Азии при новом хозяине Белого дома.
Майкл Пилсбери и Питер Наварро. Источники: wikipedia. org; презентации книги Питера Наварро/youtube. comПитер Наварро никогда в жизни не виделся с Дональдом Трампом лично, а советы ему присылает по электронной почте. «Для меня это вообще не проблема, он занятой человек», — рассказывал 67-летний Наварро в августовском интервью Los Angeles Times. Обладатель докторской степени по экономике Гарвардского университета, Наварро преподает в бизнес-школе имени Пола Меража при Университете Калифорнии в Ирвине (Financial Times в 2015 году оценивала ее как 43-ю в мире). За свою карьеру профессор Наварро писал много о чем: от выигрышных стратегий на фондовом рынке до экономического лайфкоучинга.
В какой-то момент он увлекся Китаем и написал уже три книги об этой стране: «Грядущие войны Китая» (переведена на русский), «Смерть от Китая: конфронтация с драконом — глобальный призыв к действию» и «Крадущийся тигр: что китайский милитаризм означает для мира». Кстати, «Грядущие войны Китая» Дональд Трамп еще в 2011 году называл среди 20 книг, которые он прочел о Китае и может рекомендовать остальным, — выбор будущего президента весьма характерен, так что первоклассные научные работы вроде «Дар дракона» Деборы Бротигэм, о китайском присутствии в Африке, или крепкие журналистские бестселлеры вроде «Партии» ветерана FT Ричарда Макгрегора смотрятся скорее исключениями на фоне книг вроде «Семи лет в Тибете» Генриха Харрера или писаний Наварро.
Лейтмотив книг Наварро о Китае незамысловат. Все экономические беды США последних 20 лет — это оборотная сторона китайских успехов за аналогичный период. «С тех пор как Китай вступил в ВТО, закрылось свыше 70 тысяч американских заводов. Средний доход домохозяйств остался без изменений. Темпы роста ВВП упали почти вдвое. Свыше 20 млн американцев не могут найти достойную работу с достойной зарплатой. США должны Китаю свыше $2 трлн», — перечислял Наварро все вызванные Китаем американские невзгоды в недавнем интервью Foreign Policy. Виноват, разумеется, диктаторский режим в Пекине, который обманом пролез в ВТО, манипулирует валютой, использует нечестные преимущества в торговле, отравляет окружающую среду, тиранит свое забитое население и копит силу, чтобы нанести свободному миру во главе с США и их союзниками решительный удар.
Рецензии на книги Наварро и документальный фильм, снятый им по мотивам «Смерти от Китая», громят не только логику автора, но и изобличают его в использованиях неверных цифр и фактов. Но Дональду Трампу аргументы Наварро понравились, и он взял его в советники по вопросам экономики. Многие самые радикальные идеи из программы Трампа относительно Китая (вроде объявления КНР валютным манипулятором или 45%-ного тарифа) принадлежат Наварро, хотя, по его словам, конкретную величину пошлины придумал сам Трамп, «интуитивно почувствовав масштаб несправедливых торговых практик, опираясь на свой опыт бизнесмена».
Помимо экономики, Наварро пишет и о внешней политике Китая. Особое внимание в КНР привлекла его недавняя статья «Азиатская повестка Трампа: мир с опорой на силу», опубликованная им 7 ноября в Foreign Policy вместе с Александром Греем, еще одним советником Трампа (про Грея известно лишь то, что он был советником у конгрессмена-республиканца Рэнди Форбса — главы подкомитета по морским силам и проецированию силы в комитете по делам вооруженных сил Палаты представителей).
Хотя эта статья была написана до выборов и вышла за день до голосования, когда шансы Трампа стать президентом были неясны, многие серьезные американские китаисты вроде директора Центра Карнеги-Цинхуа Пола Хэнли или Миры Рапп-Хупер из Центра новой американской безопасности восприняли ее как изложение будущей азиатской доктрины Трампа — во многом из-за того, что более детального и цельного текста по Азии команда нового президента так и не произвела.
Статья перечисляет многочисленные провалы администрации Обамы в Азии, которые, по мнению авторов, подтолкнули Китай к более агрессивной линии в регионе. Политика Трампа в АТР будет базироваться на двух постулатах. Первый — отказ от ТТП. Второй — наращивание военной мощи, которое Наварро и Грей возводят к рейгановскому постулату «мир с опорой на силу» (peace through strength). Трамп увеличит флот с нынешних 274 кораблей до 350, разместив значительную часть в АТР.
Что касается заявлений Трампа о Японии и Южной Корее, то, объясняют авторы, речь пойдет не об ослаблении партнерства, а, наоборот, об усилении: «Трамп просто, прагматично и уважительно обсудит с Токио и Сеулом дополнительные шаги, которые эти правительства могли бы предпринять, чтобы поддержать военное присутствие, которое все считают столь необходимым».
Антисоветчик
Этот подход, очевидно, разделяет еще один ключевой советник Трампа по Азии — 71-летний Майкл Пилсбери. В отличие от Наварро Пилсбери (его китайское имя — 白邦瑞) — настоящий китаист, довольно бегло говорящий на пекинском диалекте. Впрочем, его репутация в профессиональных кругах более чем неоднозначна, как и публичные отзывы коллег. «Майкл сыграл значительную роль в изучении отношения Китая к США. Но, как и со всяким интеллектуальным блеском, в нем есть и нотки безумия», — говорил о Пилсбери Курт Кэмпбелл, один из ведущих китаистов в Демократической партии и архитектор обамовского «поворота к Азии».
Карьера Пилсбери не менее зигзагообразна, чем у большинства людей в кампании Трампа. Выходец из семьи магнатов-булочников, Пилсбери никогда особо не нуждался в деньгах. Окончив аспирантуру Колумбийского университета, он поступил на работу в RAND и начал заниматься закрытыми исследованиями китайской военной стратегии. В официальной биографии Пилсбери на сайте его нынешнего работодателя, консервативного Гудзоновского института, утверждается, что именно он в 1975–1976 годах предложил установить связи с китайскими военными и разведсообществом и якобы именно его идеи легли в основу политики при Джимми Картере и Рональде Рейгане. Хотя многие бывшие коллеги считают, что Пилсбери, мягко говоря, преувеличивает свою роль в этих событиях.
После того как бывший коллега по RAND Фред Икли стал замминистра обороны по военному планированию (в этой должности больше всего он известен тем, что пролоббировал идею поставки «стингеров» афганским моджахедам), Пилсбери одно время трудился его замом и курировал в том числе афганское направление (по утверждениям самого Пилсбери, он сыграл значительную роль как в афганской истории, так и в решении отправлять оружие в Анголу, где служил переводчиком молодой Игорь Сечин).
Однако большую часть эпохи Рейгана Пилсбери провел сотрудником в различных комитетах Конгресса США — весьма странная карьерная траектория, учитывая, что многие консервативные мыслители от китаистики тогда получали продвижения по службе. В эпоху Буша-старшего Пилсбери немного поработал советником в Пентагоне, докладывая напрямую легендарному директору отдела общих оценок Эндрю Маршаллу, а затем продолжил карьеру преимущественно частным консультантом, за исключением коротких назначений в эпоху Буша-младшего.
Опубликованные работы Пилсбери посвящены китайской военной стратегии и взглядам генералитета КНР на будущее боевых действий. Эти работы нередко вызывали критику за вольное обращение с источниками, а также склонность к теориям заговора. Так, широко распространенный китайский термин «кистень убийцы» (杀手锏), который обозначает понятие вроде «козырь» или «тяжелая артиллерия» (или английское trump card), Пилсбери трактует как название суперсекретной китайской доктрины. «Это как если бы китайский аналитик, услышав, как американский чиновник выступает за разработку „kick-ass weapon“, не знал бы слова „kick-ass“ и решил, что существует секретная программа по разработке „kick-ass weapons“», — шутит один из критиков.
Ярче всего подход Пилсбери раскрывает его вышедшая в 2015 году книга «Столетний марафон: китайская секретная стратегия, как заменить Америку в роли глобальной сверхдержавы», которую хвалят экс-директор ЦРУ Джеймс Вулси и бывший шеф Пентагона Дональд Рамсфельд. В ней на основании общения автора с ультраконсервативными генералами китайской армии утверждается, что у Китая есть детальный план по превращению в единственную сверхдержаву и что этот план основывается на стратагемах периода «Сражающихся царств» 475 —221 до н. э. (战国时代).
США, по мнению Пилсбери, сами невольно помогали своему конкуренту, интегрируя его в мировую систему и давая ресурсы для развития. Теперь, чтобы разрушить китайскую стратагему, США надо разработать свою контрстратегию, включая новое оружие, и готовиться к жесткой конфронтации с Китаем.
Многие алармистские утверждения книги кажутся более чем спорными, особенно когда автор начинает приписывать взгляды своих собеседников китайскому руководству. Во многом анализ Пилсбери до боли напоминает западные работы, в которых внешнеполитическая стратегия Владимира Путина возводится к Александру Дугину или генералу Леониду Ивашову. Тем более многие утверждения отсылают читателя к анонимным «высокопоставленным источникам», так что остается верить автору на слово.
Тех же взглядов Пилсбери придерживается и при анализе современных действий КНР, и при формулировании рекомендаций для президента Трампа. Например, в интервью Fox News вскоре после избрания Трампа Пилсбери говорит, что подход из статьи Питера Наварро в Foreign Policy может лечь в основу азиатского курса нового президента, но, помимо заявлений, этот курс надо поддерживать жесткими действиями. Чтобы снизить агрессивность китайцев в Южно-Китайском море, по мнению Пилсбери, недостаточно отправить в спорные районы две авианосные группы — «нужно как минимум удвоить эти усилия».
В любом случае, по мнению Пилсбери, Трамп сможет выработать хорошую стратегию в отношении Китая, поскольку прекрасно знает эту страну. В интервью NPR он отмечает, что Trump Organization десять лет судилась в Китае за право развивать свой бизнес под этим брендом и вскоре после 8 ноября неожиданно выиграла дело (сюда следует добавить и тот факт, что кредитором одного из проектов Трампа в Нью-Йорке является государственный Bank of China). Из этого Пилсбери делает вывод, что Трамп вполне компетентен в китайском вопросе: «Это показывает уровень личной вовлеченности, знания китайской юридической системы. В отличие от всех предыдущих президентов у господина Трампа есть опыт бизнеса в Китае. Они не считают его врагом. И они предпочитают его Хиллари Клинтон».
Новая ненормальность
Насколько Пекин действительно предпочитает Трампа Хиллари, сказать теперь невозможно. Встретив новость о победе Трампа на выборах в Пекине и проведя последующие три дня в общении с китайскими экспертами, чиновниками и бизнесменами, мне приходилось слышать диаметрально противоположные оценки. Некоторые китайцы не особо скрывали своего торжества, указывая, что некомпетентный президент и делец, который всегда хочет договориться, — это отличная новость для Китая и России. Другие цитировали свежую статью Наварро и упоминали книги Пилсбери, называя обоих «помешанными» и «бездумными сторонниками теории желтой угрозы», и опасались, что если эти люди будут определять политику Белого дома, то конфликта не избежать, даже если Китай будет вести себя подчеркнуто миролюбиво.
Особенно сильно моих собеседников волновала именно неизвестность и непредсказуемость — вещи, которых китайцы опасаются в иностранных контрагентах больше всего. Впрочем, как указывает вице-президент Фонда Карнеги Дуглас Паал, китайцы давно привыкли, что через год после избрания американские президенты обычно меняют антикитайскую риторику эпохи кампании и понимают, что сотрудничество с Китаем, а также умение избегать конфликтов с ним отвечает коренным интересам США.
Вполне возможно, что вслед за первыми решениями вроде выхода из ТТП политика Трампа войдет в нормальное русло и не примет характера конфронтации с Китаем. Объявить Пекин валютным манипулятором будет не так просто, а масштабная торговая война ударит прежде всего по самим США. Может быть, Наварро и Пилсбери не получат влиятельных постов в новой администрации: их связи с Трампом непрочны, а Майкл Флинн может предпочесть отдать азиатские портфели в СНБ своим знакомым по Пентагону. Обоих уже не позвали на встречу с Синдзо Абэ в Trump Tower (на ней были Флинн и Иванка Трамп), хотя, учитывая неортодоксальность нынешнего транзита, из этого факта сложно делать однозначные выводы. Вполне возможно, что для людей типа Наварро и Пилсбери придумают должности в аппарате у нового главного стратега Белого дома (и пугала не только для американских системных либералов, но и всего вашингтонского истеблишмента) Стивена Бэннона.
Учитывая непредсказуемость Трампа, вряд ли стоит ожидать от Китая каких-то резких движений. Руководству КНР сейчас вообще не очень до внешней политики: осенью 2017 года в Пекине пройдет важнейший XIX съезд Компартии, на котором определится будущее режима Си Цзиньпина и всей политико-экономической конструкции страны на ближайшие годы.
В условиях острой внутренней борьбы риски любых неаккуратных шагов во внешней политике крайне высоки, так что Си и его команда, включая руководителей Народно-освободительной армии Китая, вряд ли будут без лишней необходимости жестко действовать в Южно-Китайском море или на других участках — реакция США может таить непросчитываемые сюрпризы. Скорее всего, если Вашингтон сам не начнет активничать, Пекин для начала постарается установить хорошие личные связи с американским лидером и его командой и весь будущий год будет присматриваться к шагам Трампа, изучать стиль его действий. Стратегические выводы, если не случится чего-то экстраординарного, можно ожидать лишь в 2018 году.
