Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Антидемократические взгляды Стива Бэннона и Питера Тиля

Дональд Трамп не выставляет свои идеологические взгляды напоказ. Однако двое самых влиятельных советников Трампа придерживаются поразительно нелиберальных политических убеждений.

© AFP 2016 / Saul LoebПитер Тиль выступает в Вашингтоне
Питер Тиль выступает в Вашингтоне
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Каких убеждений придерживается Дональд Трамп? Теперь, когда Трамп стал избранным президентом — вплоть до окончательного решения коллегии выборщиков 19 декабря — этот вопрос приобрел монументальное значение. Трамп не торопится с назначением министров своего кабинета. Однако нам все же кое-что известно о тех людях, которые оказывают влияние на течение переходного периода.

Каких убеждений придерживается Дональд Трамп?

Трудно сказать. В период предвыборной кампании его провокационные призывы построить стену на границе с Мексикой и запретить мусульманам въезжать в США были сбалансированы на первый взгляд умеренными взглядами на права сексуальных меньшинств и здравоохранение. В вопросах, касающихся торговли и инфраструктуры, он чем-то напоминает демократа-популиста. Некоторые сторонники Трампа считают его прагматиком, который будет управлять страной с позиций бизнесмена (что бы это ни значило).

Теперь, когда Трамп стал избранным президентом — вплоть до окончательного решения коллегии выборщиков 19 декабря — этот вопрос приобрел монументальное значение. Трамп не торопится с назначением министров своего кабинета. Однако нам все же кое-что известно о тех людях, которые оказывают влияние на течение переходного периода. Двое из ближайших советников Трампа придерживаются вполне конкретных взглядов на вопросы широкого плана, и, если вы немного почитаете о них и их точках зрения, вы обнаружите тревожное сходство, которое выходит далеко за пределы каких-то отдельных сфер: эти два советника могут служить первым недвусмысленным свидетельством того, что трампизм будет представлять собой нелиберальную теорию политики, имеющую довольно слабое отношение к демократии.

Советники, о которых идет речь, это Стив Бэннон (Steve Bannon), «медиа-провокатор» правых взглядов, который сначала руководил сайтом Breitbart News, затем предвыборной кампанией Трампа, а теперь был назначен на весьма влиятельную должность «главного стратега», на которой он сможет оказывать непосредственное влияние на решения нового президента. Другой советник — это Питер Тиль (Peter Thiel), либертарианец Кремниевой долины, который выступал на конвенции Трампа, пожертвовал более миллиона долларов на его предвыборную кампанию, а теперь является членом переходной команды Трампа. Хотя Тиль утверждает, что он не хочет занимать постоянную должность в администрации Трампа, по слухам, он внушает избранному президенту идеи, сформулированные «мозговым трестом» Кремниевой долины, а один из руководителей инвестиционного венчурного фонда Тиля стал членом переходной команды Трампа, отвечающим за оборону. Выступления и статьи этих двух политических аутсайдеров указывают на то, что, если немного отвлечься от политики как таковой, здесь происходят гораздо более глубокие процессы: речь идет о стремлении изменить страну и мир так, чтобы поменять само понятие демократии и, возможно, в конечном итоге подорвать ее основы.


Чтобы понять мировоззрение Бэннона, нам стоит обратиться к тексту его речи, с которой он удаленно выступил в 2014 году на конференции Института достоинства личности — консервативной политической группы, тесно связанной с католической церковью — которая проходила в Ватикане. В том своем выступлении, текст которого недавно был опубликован изданием BuzzFeed, Бэннон изложил свою поразительно последовательную картину мира, в которой появились новые фундаментальные элементы.

Во-первых, США и Европа вступают в «очень жестокий и кровавый конфликт» против «нового зарождающегося варварства, которое полностью истребит все, к чему мы привыкли за последние 2-2,5 тысячи лет», если только «мы» не уничтожим его. Речь идет об «джихадистском исламистском фашизме». «Реки крови», которыми нам угрожает «Исламское государство» (террористическая организация, запрещенная на территории РФ — прим. ред.), «достигнут Западной Европы, они придут даже в Соединенное Королевство». (Очевидно, Бэннон является главным проповедником темы столкновения цивилизаций в администрации Трампа. Советник по вопросам национальной безопасности Майкл Флинн (Michael Flynn) назвал радикальный ислам «экзистенциальной угрозой», добавив, что сам ислам — это скорее «злокачественная» идеология, а не собственно религия.)

Во-вторых, от исламистского фашизма «мы» должны защитить очень конкретную версию западной цивилизации. Как объяснил Бэннон, уроки Второй мировой войны и борьбы против тоталитаризма заключаются в том, что величайшим достижением Запада стала «просвещенная форма капитализма». По его словам, это «христианская» или «иудейско-христианская» версия капитализма, которая порождает богатство на благо сообщества, в котором «божественное провидение» наделяет его лучших членов правом «быть создателями рабочих мест и создателями богатства». Здесь важно не упустить именно то, о чем здесь не было сказано. В описании предстоящего столкновения в борьбе за западную цивилизацию и уроков борьбы против тоталитаризма в 20 веке Бэннон ни словом ни упоминает о демократии. Он не упоминает о конституционности. На кону глобального столкновения цивилизаций стоит капитализм — самая ценная часть наследия свободы.

По мнению Бэннона, политическая сила, которая сегодня поднимается на защиту всех этих ценностей — это «глобальное движение чаепития», которое связывает Трампа, сторонников Брексита, антииммигрантский и интиисламский «Национальный фронт» во Франции и националистическое движение Нарендры Моди (Narendra Modi) в Индии. По словам Бэннона, эти группы могут иногда высказывать расистские идеи или привлекать отдельные расистские элементы, однако эти элементы быстро «отсеются», оставив незапятнанными истинные ценности, а именно идею националистической обороны просвещенного капитализма. Это сухопутные войска надвигающейся борьбы, которые перестраивают Запад так, чтобы он смог защитить себя и был достоин этой защиты.

Подобно левоцентристскому журналисту Джону Джудису (John Judis), который ранее в этом году опубликовал книгу под названием «Популистский взрыв» (The Populist Explosion), Бэннон рассматривает эти националистические движения, как реакцию на рыночную глобализацию с ее проблемами, ослаблением традиционных рабочего и среднего классов и выхолащиванием традиционных отраслей промышленности. Подобно некоторым активистам движения чаепития и авторам Breitbart, он считает глобальное движение чаепития атакой на национальные элиты во всех странах, где присутствует это движение — элиты, чьи привилегии Бэннон называет клановым капитализмом.

Все это представляет собой связную картину глобальной волны популизма правого крыла, который стал главной причиной победы Трампа на выборах. Движение Трампа по сути своей является националистическим и одновременно интернационалистским: в рамках него националистические движения среднего класса по всему миру считаются необходимыми звеньями для выражения глобального бунта среднего класса. Честно говоря, довольно трудно провести грань между «просвещенным капитализмом» Бэннона — предметом гордости Запада — и его глобализационной и клановой версиями, с которыми должны бороться его армии среднего класса. (Кстати, Бэннон и многие из уже назначенных Трампом членов кабинета имеют степени университетов Лиги Плюща и должности в Goldman Sachs в своих резюме.) Однако политическая логика ясна: Бэннон открыто выступает против того капитализма, который уже существует, в защиту такого капитализма, каким он, по мнению Бэннона, должен быть.

Какие выводы можно сделать из того, что Бэннон ничего не говорит о демократии и конституционности. Возможно, он просто забыл их упомянуть. Однако, скорее всего, его националистический капитализм представляет собой альтернативную теорию политической легитимности, возникновение которой вовсе не обязательно зависит от механизмов демократии. С точки зрения Бэннона, роль политики заключается не в том, чтобы выбирать направление национальной и глобальной экономики, а в том, чтобы вести их в таком направлении, которое уже сложилось в сознании Бэннона. Когда Бэннон однажды назвал себя «ленинистом», возможно, он говорил именно об этом: роль политики заключается в том, чтобы взять государство и безжалостно вести его к заранее определенной цели, привлекая все силы, какие только могут в этом помочь. Бэннон не говорит о том, что популистская волна — это призыв к углублению демократии, что могло бы, к примеру, означать, увеличение степени вовлеченности в политический процесс представителей рабочего класса или маргинальных слоев (вместо принятия антипрофсоюзных законов и законов, ограничивающих право голоса) и уменьшение политического влияния класса сверхбогатых граждан, из которого вышел сам Трамп и многие его советники и члены его будущего кабинета.

© AP Photo / Evan VucciСтив Бэннон
Стив Бэннон


Попытки оправдать антииммигрантские настроения также очень показательны. Национальный капитализм в конечном итоге решает, кому можно остаться, а кому — нельзя, а глобальная волна популизма выработала огромное количество политической энергии вокруг стремления изгнать предположительно недостойных. В своей новой книге «Что такое популизм?» (What Is Populism?), посвященной подъему националистических движений, политолог Ян-Вернер Мюллер (Jan-Werner Muller) определяет популистов как политиков, которые заявляют, что некая часть политического сообщества — расовая группа, такая как белое население страны, или лингвистическая группа, такая как англоязычное или франкоговорящее сообщество, или социальная группа, такая как «трудолюбивые американцы» — это и есть настоящая, истинная нация. Другие народы тоже могут присутствовать в стране и даже теоретически иметь право высказываться или голосовать, однако в критический момент с ними никто не будет считаться.

Такой ограничительный подход нашел отражение в кандидатуре Трампа. Как сказал сам Трамп на одном митинге в мае, «самое важное — это объединение народа, а все остальные люди не имеют значения». В своих заявлениях о том, что он не признает результаты голосования, если Хиллари Клинтон победит, Трамп, очевидно, давал понять, что, если его сторонники являются «настоящими американцами», они в принципе не могут проиграть, даже если «остальные люди» превзойдут их числом. И Бэннон является не единственным приближенным Трампа, придерживающимся этих взглядов. Джефф Сешнс (Jeff Sessions), которого Трамп выдвинул на пост генерального прокурора, якобы назвал Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения и Совет христианских лидеров Юга «неамериканскими» организациями, что является недвусмысленным утверждением того, что некоторые оппозиционеры и несогласные на самом деле не являются членами политического сообщества.

На этой неделе Трамп написал в Твиттере, что людей, сжигающих американский флаг, необходимо лишать гражданства. Все лидеры, от Клинтона до Джорджа Буша-старшего активно выступали против сжигания флага, которое является действием, защищаемым конституцией, однако Трамп пошел намного дальше, заявив, что мы должны исключать тех, кто сжигает флаги, из национального сообщества. В этом отношении точка зрения Трампа тоже перекликается с точкой зрения Бэннона, согласно которой люди, которые клянутся в верности государству — словами или действиями — должны пользоваться экономическими и политическими привилегиями. В американской традиции государство — это не то же самое, что страна или конституция, и именно поэтому Джеймс Мэдисон (James Madison) настаивал на том, что «народ должен обладать цензорской властью над государством, а не государство над народом». В Америке Трампа уже появляются тревожные признаки того, что правительство будет счастливо ограничить и осудить «остальных людей».

Тиль во многих отношениях очень отличается от Бэннона, но его неоднозначное отношение к демократии гораздо ярче выражено и зачастую перерастает в открытое пренебрежение. Будучи либертарианцем Кремниевой долины, сколотившим свое состояние на PayPal, Тиль с самого начала питал слабость к капитализму, не разбавленному различного рода сентиментальностями. Он разделяет пренебрежение Бэннона к самодовольным элитам и их клановому капитализму, и он уже долгое время привлекает к себе внимание при помощи провокаций, направленных против традиционных институтов, таких как его альма-матер, Стэнфордский университет. (Он даже предложил гранты тем талантливым студентам, которые бросят колледж.) Он интересуется технологиями, которые позволяют преодолевать всем известные границы человеческой природы, в том числе технологиям, которые должны привести к колонизации космоса, и медицинским исследованиям вопроса бессмертия. Такого рода технологический утопизм уже давно укоренился в Кремниевой долине, окрепнув уже в 1990-х годах, когда его широко освещали такие издания как Wired.

В период предвыборной кампании Тиль привлек много внимания — и вызвал массу негодования — тем, что он пошел против культурно либеральных и космополитических тенденций технологической культуры, чтобы встать на сторону Трампа, и даже выступил на съезде Республиканской партии. То, что он тогда сказал, отлично вписывается в известные рамки ориентированного на бизнес и национальное величие консерватизма с множеством отголосков либертарианства Айн Рэнд (Ayn Rand). Причина, по которой экономика не служит интересам большинства, заключается в «некомпетентном» управлении таких людей, как Клинтон и Барак Обама. «Глупые войны» и старомодная бюрократия ослабили армию. Страной снова необходимо управлять как деловым предприятием, в частности как предприятием, работающим в области технологий. Тиль не сказал, как именно это будет работать — это была довольно традиционная речь — однако он намекнул, что это будет означать возвращение к эпохе исследования космоса и других великих национальных проектов. В сущности, это была агитационная речь Трампа с технофильскими элементами идеологии Кремниевой долины.

Попытки Тиля изобразить себя как Трампа технологического сообщества были особенно примечательными, потому что всего несколько лет назад он полностью списал со счетов политику. «Я больше не считаю, что свобода и демократия совместимы», — написал Тиль в своем эссе для Института Катона в 2009 году. Вместо этого «главная задача либертарианцев заключается в том, чтобы найти способ отказаться от политики во всех ее формах». Он предложил перенаправить энергию в частные предприятия, которые помогут избежать как «тоталитарных и фундаментальных катастроф» правых, так и «власти неразумного народа, который стоит во главе так называемой социальной демократии». В качестве убежищ для антиполитических либертарианцев он предложил киберпространство, космос и открытое море. В своем следующем эссе Тиль объяснил: «Я считаю, что политика стала слишком напряженной. Именно поэтому я стал либертарианцем. Политика делает людей озлобленными, разрушает отношения и приводит к поляризации взглядов: мир превратился в „мы против них“, „хорошие против плохих“. Суть политики заключается во вмешательстве в жизни людей без их согласия. Возможно, именно поэтому в прошлом либертарианцы не достигли почти никакого прогресса в политической сфере. Поэтому я призываю сконцентрировать энергию на чем-нибудь другом, на мирных проектах, которые кто-то может счесть утопическими».

Каким образом Тиль стал сторонником и советником Трампа, чья предвыборная кампания оказалась самой озлобляющей и поляризующей в новейшей истории? Существует множество теорий, касающихся мотивов Тиля, от рационального личного интереса до бунтарских мотивов: Тиль любит шокировать, и, поддерживая Трампа, он привлек очень много внимания к своей персоне. Трамп также обладает одной из добродетелей Кремниевой долины: он — разрушитель шаблонов, а, согласно точке зрения Тиля, «система» уже действительно разрушена. По его словам, очень плохо, что большинство американцев не приняли участие в экономическом росте последних нескольких десятилетий, что глобализация ничего им не принесла и что недееспособная политическая система и коррумпированный истеблишмент не могут им помочь. Трамп может упразднить эти институты, открыв ворота реформам.

Какими бы ни были мотивы Тиля, нет никаких причин полагать, что он встанет на защиту демократии. В своем эссе 2009 года Тиль написал, что «усиление подготовки политического истеблишмента стало бессмысленной затеей». Вряд ли он изменил свое мнение в этом вопросе. Кампания Трампа стала воплощением политики, описанной Тилем в его эссе 2009 года, политики как фестиваля иррациональности, настраивающего нас против них и вызывающего только гнев и злобу. Но вместо того, чтобы полностью отказываться от политики, Трамп ведет ее в том направлении, которое Тиль, по всей видимости, готов принять: если нельзя избавиться от демократического стада, может быть, получится управлять им на его нерациональных условиях. Если политика — это, в сущности, демагогия, тогда либертарианцу нужен просто умелый и харизматичный демагог.

© AFP 2016 / Kena BetancurКандидат в президенты США Дональд Трамп
Кандидат в президенты США Дональд Трамп


Все это очень напоминает «управляемую демократию» — стандартный эвфемизм, обозначающий стиль управления Россией Владимира Путина. Возможно, цель заключается в том, чтобы не дать общественности встать на пути таких людей, как Тиль. Возможно, их цель более конструктивная: дать людям героического лидера и направить огромные ресурсы американского государства на реализацию либертарианских проектов, таких как освоение космоса или обречение бессмертия. В конце концов, современное государство — это одно из величайших скоплений капитала. Если венчурный капиталист поворачивается к нему спиной, как чуть было не сделал Тиль в 2009 году, он лишается огромного количества денег и власти.

Все эти сценарии никак не связаны с идеей о том, что народ должен управлять собой самостоятельно. Тиль, как и Бэннон, по всей видимости, не верит и не придерживается принципов либеральной демократии.

Либеральная демократия, с ее выборами и конституционными ограничениями, налагаемыми на власть правительства, включает в себя два элемента. Один из них заключается в том, что люди могут и должны самостоятельно управлять собой. Второй — в том, что власть правительства должна неким образом ограничиваться, чтобы оно не могло навредить народу или излишне подчинить себе отдельные группы людей. Есть две причины для таких ограничений. Во-первых, уникальная ценность каждого человека, которая лежит в основе демократии, подразумевает, что, хотя одни должны управлять другими, это должно происходить в атмосфере взаимного уважения. Во-вторых, поскольку ни одна ветвь власти — ни президент, ни большинство в Конгрессе — не является абсолютно безупречным представителем «народа», все ветви власти должны действовать в определенных рамках. В этом мировоззрении есть определенные недочеты, однако благодаря компромиссам, эти принципы соединяются на неком глубинном уровне.

В течение последних нескольких десятилетий многие американцы воспринимают сильные стороны и ограничения этой системы как данность. Это самодовольство приводит к двум ошибкам. Во-первых, это убежденность в том, что такая система стабильна и будет сохраняться, независимо от того, кто придет к власти. Это наивно. Такие базовые принципы, как свобода слова и «один человек — один голос» в их нынешней форме существуют не более 50 лет. Они заменили более репрессивные версии американской нации: самыми яркими стали рабство и законы Джима Кроу, однако были также и такие версии, которые сегодня намного реже подвергаются критике. К примеру, Тедди Рузвельт считал, что США должны определяться как англосаксонская страна, тесно связанная с такими союзниками, как Англия, Южная Африка и Австралия, являющаяся частью системы прогрессивного империализма за рубежом и морализованного и антииммигрантского капитализма внутри страны, и призванная бороться с чуждыми ей цивилизациями, такими как Испания и Китай. В американской истории нет более близких аналогов взглядам Бэннона, чем идеология Рузвельта — не Ку-клукс-клан, но наш самобытный предшественник французского «Национального фронта» и правого национализма. Борьба привела к становлению системы либеральной демократии, которую многие из нас сегодня воспринимают как данность, и такая же борьба — или неспособность бороться — может эту систему уничтожить.

Вторая ошибка — полагать, как это, по всей видимости, делали сторонники Клинтон и комментаторы, что система либеральной демократии оказалась успешной и что несогласные попросту не понимают законы экономики, ожидают от демократии слишком многого или зациклились на ретроградном расизме. Однако популистская критика экономического неравенства и пропитанной денежными интересами демократии вполне справедливы, и в настоящий момент будущее принадлежит тем, кто это признает. Вопрос заключается в том, станут ли их уроки толчком к инклюзивности и укреплению демократии, чего добиваются такие левые популисты, как Берни Сандерс (Bernie Sanders) и Элизабет Уоррен (Elizabeth Warren), или же к новому, нелиберальному, антидемократическому популизму трампизма.

Действительно ли нам стоит называть эту систему именем Трампа? Действительно ли избранный президент исповедует те антидемократические взгляды, которые озвучили Бэннон и Тиль? На самом деле это неважно. То, во что верит Трамп, не имеет значения. Будучи мегаломаном, охваченной страстью эксцентричной личностью, он является творцом в поисках плана, будущим королем мира, которому необходима стройная система взглядов, чтобы заполнить существующие бреши. Он представляет собой идеальный инструмент для оппортунистов, чьи грандиозные идеи могут прийтись ему по вкусу в силу его стремления к величию и выполнению особой миссии. Ясно одно: Бэннон и Тиль считают, что они нашли идеальный хозяйский организм для своих идей. И они будут далеко не последними.