Феноменальное расследование томича Дениса Карагодина стало одной из важнейших новостей последних недель. Карагодин установил имена и звания сотрудников НКВД, ответственных за расстрел его прадеда, Степана Карагодина, в январе 1938 года. Кроме того, Карагодин намерен привлечь к ответственности всех, кто виновен и причастен к убийству его предка.
Уникальность инициативы Карагодина даже не в том, что он добился очевидных результатов. Она демонстрирует, что может сделать целеустремленный одиночка. Частный человек, движимый частными интересами. Карагодин не говорит о репрессиях вообще, он занят историей своей семьи и требует справедливости для своего прадеда. И это оказывается наиболее действенным способом не только раскрыть правду, но и поставить под сомнение всемогущество тех, кто эту правду скрывает.
О расследовании много писали, но очевидное раздражение его инициативой, выплеснувшееся из социальных сетей на страницы «больших» масс-медиа, спровоцировала переписка Карагодина и внучки одного из участников расстрельной команды. Правнук жертвы и внучка палача произнесли слова понимания и примирения. На Карагодина обрушились проклятия. Он подрывает основы государства, покушается на основы правоприменения, ищет «способ наказать мёртвых» и тем самым устроить «суд над живыми».
Критики Карагодина настолько оскорблены покушением на устоявшееся положение вещей и роль карательных органов в государственной системе, что — вольно или невольно — демонстрируют, насколько они идентифицируют себя с системой ценностей нынешней российской власти. И эти ценности совершенно не предполагают права частного человека на историческую правду. Это право монополизировано самим государством — президентом, министерствами и отдельно взятыми разговорчивыми министрами, квазиобщественными организациями вроде Военно-исторического общества.
Этот отказ от мрачного прошлого в пользу чудесного настоящего выглядит как основательная концепция государственной политики памяти
«Не лезь!» — говорит государство устами сервильных журналистов Денису Карагодину. «Не видишь, что ли — мы поставим памятник репрессированным на проспекте Сахарова и открыли новый Музей истории ГУЛАГа. Репрессии — факт истории, и нечего к ним возвращаться. Реабилитация состоялась. Нужно бороться с фашизмом сегодня, причём в Украине и Прибалтике».
Денис Карагодин в одиночку предпринял расследование убийства своего прадеда. Источник: Расследование в отношении судьбы Карагодина Степана Ивановича. Но было бы слишком легким соблазном счесть, что желчные критики Карагодина склонны оправдывать ГУЛАГ. Нет, они ничуть не поклонники Сталина. Их подчеркнутое нежелание работать с прошлым основано не на отрицании репрессий, а на стремлении забыть про все плохое, выбрать не справедливость, а любовь.
Этот отказ от мрачного прошлого в пользу чудесного настоящего выглядит как основательная концепция государственной политики памяти. Можно было бы пофантазировать, какой была бы наиболее эффективная реализация такой идеи, но придумывать не пришлось. В эфир развлекательной программы Первого канала «Ледниковый период» вышли актер Андрей Бурковский и профессиональная фигуристка, чемпионка мира и победительница Олимпийских игр, бывшее доверенное лицо президента Путина и жена его пресс-секретаря, Татьяна Навка.
Двойной тулуп, аксель, Холокост
«Ледниковый период» — чрезвычайно популярная программа, это соревнования по фигурному катанию, в которых участвуют профессиональные спортсмены и знаменитости. В передаче 26 ноября Навка и Бурковский, одетые в черно-белые полосатые костюмы с жёлтыми звёздами Давида и лагерными номерами, исполнили номер на музыку из оскароносного фильма Роберто Бениньи «Жизнь прекрасна». Жюри поставило им высшие баллы и за артистизм, и за исполнение.
Многих это выступление возмутило, и у этого есть возмущения есть основания. Безусловно, про Холокост и любую другую трагедию можно говорить на любом художественном языке. Но так же безусловно, что фигуристы с лагерными номерами на полосатых робах, радующиеся высоким оценкам за технику катания — вопиющее свидетельство дурного вкуса. Но трудно ждать тонкости и понимания от развлекательного шоу Первого канала, и, конечно же, у развлекательного телевидения нет и не может быть тех художественных средств для осмысления исторических трагедий, какие есть у кинематографа, театра, оперы и даже комиксов.
Но про танец жены кремлёвского пресс-секретаря можно было бы забыть сразу, если бы не контекст, в котором оказался номер из «Ледникового периода». И этот контекст задан тем обсуждением, которое началось сразу же, в эфире. «Изучайте историю! Историю, которую нам иногда и таким образом преподносят на блюдечке» — сказал один из комментаторов выступления Навки и Бурковского.
И это есть ответ официозной культуры и политики памяти Денису Карагодину, «Топографии террора» и «Последнему адресу». Ответ тем немногим, кто считает, что работа с исторической памятью требует индивидуальных усилий и раскрытия всей полноты информации про недавнее прошлое, которое во многом определяет настоящее.
Фигурное катание как идеология и практика
Здесь не бывает случайностей. Танец Навки и Бурковского блистательно репрезентирует то, как работает государственная политика памяти — идеологический мэйнстрим, пропагандистами которого стали многие российские журналисты и деятели культуры.
Официозная политика памяти не готова говорить сегодня про отечественную историю — разве что про военные победы. Ужасы нацизма, происходившие где-то в Европе — да. Трагедии советского времени — конечно, нет.
Официозная политика памяти использует государственную информационную машину для доставки любого сообщения
Официозная политика памяти говорит художественными средствами советской эпохи. Фигурное катание — главный развлекательный телепродукт советской эпохи, тотально присутствовавший в досуге всех жителей СССР, кто включал телевизор. Сегодня фигурное катание назвали бы духовной скрепой, оно отлично сочетает внешнюю деидеологизированность и гламурность с установкой «болеем за наших!» и объединяющим исполнением гимна — все та же музыка, все тот же автор слов — при вручении наград.
Самое знаменитое исполнение гимна после победы советских фигуристов — это 1980 год, победа Ирины Родниной и Александра Зайцева на зимней Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Изящная и волевая Ирина Роднина была иконой советского фигурного катания. Ее биография — прекрасное воплощение преемственности постсоветских стиля и политики: вот уже десять лет Роднина депутат Государственной Думы (естественно, от «Единой России»). Как и в советские времена, фигурное катание занимает важное место на главном телевизионном канале страны.
Но теперь фокус подачи танцев на льду сместился с чистой соревновательности в сторону поп-культурной составляющей: в прайм-тайм под красивую музыку красиво катаются светские знаменитости и звезды сериалов.
Официозная политика памяти использует государственную информационную машину для доставки любого сообщения. Телевидение удобно не только потому, что построенное еще во времена первого президентства Путина «единое информационное пространство» охватывает все квартиры и офисы России. Телевидение монологично и не интерактивно (как, к слову, и внушительные монументы сомнительных исторических фигур), оно упаковывает любую информацию и любую художественную форму в яркие и «модные» картинки, которые так удобно воспринимать некритически.
Наконец, официозная политика памяти, как и его многочисленные адепты, не ищет противоречивости. Она существует как универсальная эмоциональная смазка. Примирение, в ее интерпретации, воплощено в упоении сегодняшними бытовыми радостями, которые отменяют все конфликты прошлого.
Мы идем на смену старым, утомившимся бойцам
Несколько месяцев назад Томский краеведческий музей и Томский ТЮЗ (все-таки Томск — совершенно особенное место: он дал нам не только Карагодина, но и первую, искреннюю версию, «Бессмертного полка») выпустили спектакль по моей документальной пьесе о Чаинском восстании.
Это восстание подняли летом 1931 года спецпереселенцы, сосланные из южных регионов Сибири в болота и тайгу. Они выдвинули политические лозунги, но непосредственным поводом для восстания стал ужасный голод. Ссыльных почти не снабжали продовольствием, и документы, которые свидетельствуют об этом, использованы в пьесе. На обсуждениях после премьерных спектаклей зрители говорили о разном: о работе с документальным материалом, о необходимости возвращаться к событиям советского прошлого, о способах коммеморации.
Но одна молодая зрительница сказала: «Этот спектакль свидетельствует о таких ужасах! И я думаю о том, что сейчас, выбирая в кафе на заправке между эспрессо и капучино, мы просто очень, очень хорошо живём».
Россия в очередной раз демонстрирует своеобразную интерпретацию марксовых идей — жизнерадостно улыбаясь, она от своего прошлого отказывается
Бессмертные слова Светланы Курицыной, «Светы из Иваново» (где ты, Света, как твоя карьера на телевидении?) — «Мы стали более лучше одеваться» могли бы стать лозунгом государственной и общенародной кампании согласия и примирения.
И поэтому нынешним сталинистам не о чем беспокоиться. Их борьбу за обеление репрессий вчерашних — и тем самым, оправдание сегодняшних — продолжат даже не хардкоровые авторы многочисленных книг про «эффективного менеджера» и «гениального полководца». Это дело продолжат те модные и позитивные молодые люди, которые готовы производить и покупать веселенькие футболки с портретами Сталина. Здесь нет идеологии, это разрушение причинно-следственных связей и нормальной коммуникации внутри общества. И в этом сталинисты и модники вполне следуют сегодняшней культурной и информационной политике Кремля.
Карл Маркс писал про человечество, которое весело расстается со своим прошлым. Россия в очередной раз демонстрирует своеобразную интерпретацию марксовых идей — жизнерадостно улыбаясь, она от своего прошлого отказывается.
