Аналитик разведывательной службы Джон Шиндлер (John Schindler) уверен, что Владимир Путин действительно совершает ряд весьма опасных и угрожающих шагов. Например:
«Он снова это сделал. Этот кремлевский медведь только что перебросил новые современные ракеты на самые западные российские рубежи в Прибалтике. На этой неделе Москва признала, что развернула новейшие противокорабельные ракеты „Бастион“ в Калининградской области, находящейся севернее Польши, а еще разместила там не менее современные зенитно-ракетные комплексы С-400, способные сбивать самолеты и ракеты на расстоянии до 400 километров.
Совершив этот шаг, Кремль установил контроль над Балтийским морем, над большей частью Польши и над прибалтийскими республиками, которые все являются членами НАТО. Теперь Россия может по своему усмотрению использовать систему ограничения доступа / блокирования зоны (то, что Пентагон для краткости называет A2AD). А это значит, что любой попавший в этот район натовский самолет или корабль может быть уничтожен задолго до того, как он доберется до Калининграда. Для органов военного планирования Запада это настоящий кошмар, поскольку теперь Москва может заблокировать натовские подкрепления, направляющиеся на восток, чтобы, скажем, воспрепятствовать действиям российской армии против слабозащищенных прибалтийских республик».
Шиндлер — отнюдь не апологет Путина, но он объясняет, почему Россия поступает именно так. Российской политикой движет крепкое культурное ядро — его-то американские политики, по всей видимости, и не способны распознать:
«Путин со своими прихлебателями не скрывают то, во что верят. Сам Путин во многом — все тот же человек КГБ, или чекист, как говорят русские — коварный и ловкий заговорщик до мозга костей. Но за последние десять лет он превратился в открытого русского националиста с яркой религиозной окраской. Средства массовой информации правящего режима неутомимо разглагольствуют о пороках Запада, в пух и прах разносят наш упадок и безнравственность, показывая, что национализм глубоко проник в православное христианство.
Путин с теплотой говорит о „духовной безопасности“, подразумевая под этим то, что все прочие версии христианства, кроме православия, нельзя пускать в страну. Он даже заявляет, что „духовный щит“ России так же важен для ее безопасности, как и ядерный щит. На это его вдохновляют православные мыслители, и прежде всего, Иван Ильин, который страстно и яростно ненавидел Запад. Большинству американцев это мировоззрение кажется странным и даже непонятным, поскольку нам совершенно чужды его ориентиры; однако оно коренится в многовековой российской истории и в духовном опыте народа.
Согласно такой точке зрения, которую я называю православным джихадизмом, Запад — это непримиримый враг Святой Руси, и с ним не может быть прочного мира».
Разумеется, для русской истории эти идеи не новы, но сегодня Путин активно их возрождает. Далее:
«Степень антизападной враждебности этой идеологии трудно переоценить. В ней есть кажущиеся весьма здравыми претензии. Например, Россия недовольна расширением НАТО вплоть до своих границ. Но в основном все сводится к изображению постмодернистского Запада в качестве дьявольского проекта, призванного разрушить традиционную религию и семейную жизнь. Эти претензии очень похожи на то, что говорят о Западе радикальные мусульмане. Подобно исламистам, кремлевские идеологи утверждают, что поскольку Запад посредством феминистской и ЛГБТ-пропаганды ведет духовное наступление на Россию и православие, любая реакция Москвы, включая агрессивные военные меры, носит чисто оборонительный характер.
Ради справедливости к Путину и ему подобным мы должны сказать, что сами помогаем делать их антизападную риторику правдоподобной. При президенте Обаме Госдепартамент действительно чрезвычайно активно и напористо защищает феминизм и права ЛГБТ-сообщества, в том числе, в России. Вполне официальные попытки Вашингтона принудить маленькие и бедные страны типа Македонии к признанию наших постмодернистских взглядов на секс вызывают раздражение в России, в том числе потому, что большинство населения Македонии — это православные.
Вывод состоит в том, что движущей силой в путинской России является утвержденная государством идеология, которой ненавистен постмодернистский Запад, кажущийся ей перманентной угрозой существованию страны и ее веры. Настойчивые утверждения президента Обамы о том, что у нас нет новой холодной войны с Россией, потому что в этой борьбе отсутствует идеологический компонент, абсолютно не соответствуют действительности. Кремль явно понимает, что это духовно-идеологическая борьба, и открыто говорит об этом».
Полный текст статьи.
Дело вот в чем: Путин может быть подлым и коварным человеком, равно как опасным противником. Но в его представлениях о постмодернистском Западе есть своя доля правды. Чтобы признать это, совсем необязательно верить в путинскую безгрешность.
В зависимости от того, что считать сердцем и душой того или иного народа, мы — хотим мы того или нет — безусловно, представляем для некоторых из них экзистенциальную угрозу. Как я уже писал ранее, идеолог ислама Сайид Кутб (Sayyid Qutb), интеллектуальный вдохновитель «Аль-Каиды» (террористическая организация, запрещенная в России — прим. пер.), был полоумным убийцей, но отчасти он был прав, когда сказал мусульманам, что Запад, носитель того, что мы называем «модернизмом», представляет для ислама экзистенциальную угрозу. Чтобы получить тому спокойное, рациональное объяснение, прочтите недавнее интервью Эммы Грин (Emma Green) с Шади Хамидом (Shadi Hamid). Приведем выдержки:
«Грин: Вы подчеркиваете необходимость серьезного отношения к „метафизическим“ положениям ислама, которые следует ставить выше насилия как материального состояния. Что ускользает от нас, когда в политике мусульманских стран внимание сосредоточено скорее на материальных, нежели идеологических факторах?
Хамид: Как политолог могу сказать, что, когда мы пытаемся понять, почему кто-то присоединяется к исламистской партии, мы склонны думать так: „Этого человека, наверное, интересует власть, или сообщество, или материальные блага?“ Но порой все намного проще. Это [может быть] желание вечного спасения. Желание войти в рай. Для оплота северо-восточной либеральной элитарной мысли это звучит странно. Политологи не используют такого рода язык, потому что как вообще это можно измерить? Но я думаю, мы должны всерьез принимать то, во что люди, по их словам, верят.
Интересно, что мы говорим об этом в то время, когда многие люди, в том числе за пределами Ближнего Востока, теряют веру в технократическую либеральную демократию. Они стремятся к содержательной политике смыслов. В конечном счете люди хотят чего-то большего, чем экономическое латание дыр.
Я считаю, что в интеллектуальном плане классический либерализм в высшей степени логичен. Но это не означает, что он способен заполнить пробелы, которые, похоже, существуют в жизни многих людей в Европе и США, будь то обращение к идеологии, религии, ксенофобии, национализму, популизму, исключающей или антииммигрантской политике. Все это создает у избирателей ощущение, что есть нечто большее.
То, чему мы можем научиться у Ближнего Востока, также может быть в какой-то степени применимо и к другим регионам, которые бьются над похожими вопросами о конечных целях политики».
«Политика личностных смыслов». И: «Ощущение, что есть нечто большее». И: «конечные цели». Все это верно. Однако дело в том, что мы не хотим обретать конечный смысл жизни через политику. «Но это путь к безумию». Напротив, мы хотим, чтобы наша политика воплощала в себе какой-то смысл, отражала ощущение того, что есть нечто большее. Короче говоря, как кто-то (кажется, Кирк) однажды сказал, все политические проблемы — по сути проблемы религиозные.
Польский католический философ Рышард Легутко (Ryszard Legutko) — явно не поклонник Владимира Путина, но в своей новой блестящей книге «Демон в демократии» и в интервью, которое он мне дал для The American Conservative, он говорит, что либерально-демократический Запад не справляется с политикой смыслов:
«Проблема эта носит более принципиальный характер, поскольку касается споров о том, в чем сущность западной цивилизации. Либеральным прогрессистам удалось навязать нам представление о том, что христианство, классическая метафизика и прочее уже не являются тем, что определяет нашу западную идентичность. Многие консерваторы — интеллектуалы и политики — спокойно соглашаются с таким видением. Пока ситуация не изменится, и наша точка зрения на то, что есть по сути Запад, не станет неотъемлемой частью консервативной повестки дня и предметом общественных дебатов, не стоит питать надежды на то, что что-то может поменяться».
Невозможно сопротивляться оружию, в которое Путин превращает русское православие, а жестокие радикальные мусульмане — ислам, философскими представлениями из разряда «сладкой тайны жизни» судьи Кеннеди. Вот что пишет по этому поводу Стенли Хоервас (Stanley Hauerwas):
«Рассмотрим, к примеру, показательное судебное решение по делу Кейси об абортах: „В основе свободы лежит право формировать свои собственные понятия о существовании, смысле вселенной и тайне человеческой жизни“. Это как раз тот взгляд на свободу, который столь красноречиво осуждает в энциклике Veritatis Splendor Иоанн Павел II. Понимание свободы, воплощенное в деле Кейси, по словам Иоанна Павла II, подразумевает нашу способность самостоятельно создавать ценности, поскольку свобода обладает „приматом над истиной до той степени, что сама истина рассматривается как творение свободы“.
В противоположность этому, Иоанн Павел II, который не боится нажить себе врагов, напоминает нам о том, что, согласно евангельской проповеди, нам не суждено быть обусловленными такого рода ложными версиями свободы. Ибо истина в том, что мы, будучи благим творением Бога, не свободны выбирать нашу собственную судьбу. Свобода заключается не в творении собственной жизни, но в постепенно обретаемом умении признавать жизнь как дар. Мы не получаем нашу жизнь в подарок, наша жизнь сама по себе есть дар: нет такого, чтобы мы сначала существовали, а потом получили бы от Бога дар. Великая преображающая сила Евангелия предоставляет нам навыки признания жизни как уже созданной без обиды и сожаления. Такие навыки должны все время воплощаться в человеческом сообществе, представляя собой такие практики, как крещение, проповедь и Евхаристия, которые становятся для нас средствами познания уготовленной нам Богом жизни».
Если вы спросите людей, хотят ли они жить при общественном устройстве, которое призывает их не осуждать, к примеру, выступление феминисткой панк-рок группы, которая вторгается в храм и оскверняет его, превращая сакральное пространство в арену для политического протеста, вы не должны удивляться, если вам ответят, что, вероятно, неприкосновенность свободы слова такого рода довольно сомнительна. Не для всех очевидно, что все порядочные люди должны быть на стороне Pussy Riot, даже если это по сути дела означает быть заодно с Владимиром Путиным. То, что ценность свободы слова, которую Pussy Riot якобы защищали своей акцией в храме, важнее, чем ценность почитания Бога в освященном храме, не есть аксиома.
Путин совершенно отчетливо использует традиционную мораль и религию в качестве геополитического стратегического оружия — но опять-таки, это не значит, что мы судим об основах правильно, а он — нет. Патриарх Русской Православной Церкви Кирилл на днях сообщил российским СМИ:
"Вот что происходит в западных странах — впервые за всю историю человеческой цивилизации законодательство вошло в конфликт с нравственной природой человека. Вот что такое добро и зло? Что такое грех и праведность? Все эти понятия могут быть религиозно описаны, а могут быть и не описаны религиозно. Возьмите положительного героя художественной литературы — будь то английская, американская, русская. Одни и те же черты положительного героя. Откуда эти черты? Культуры — разные, политический строй — разный, а вот добро есть добро, зло есть зло. И каждый понимает, кто есть положительный герой, а кто — отрицательный. Как опознается этот положительный или отрицательный герой человеком? Сердцем.
Вот этой нравственной природой человека. И в соответствии с этой нравственной природой, которую мы считаем созданной Богом природой, и создавалось законодательство. Законодательство в юридических терминах описывало человеческую нравственность. В юридических терминах говорило, что хорошо, а что плохо. Мы понимаем, что воровать — это плохо, а помогать людям — это хорошо. А законодательство описывает, что такое воровство, и какое наказание должен человек понести, если он ворует.
Впервые за всю историю человечества законы стали оправдывать то, что не соответствует нравственной природе человека. Законы пошли против нравственной природы человека. Это примерно так, как — не в полной мере, но можно параллель провести — законы апартеида в Южной Африке или фашистские законы, когда закон пошел против нравственной природы, и люди восстали. Это не наше, это откуда-то спущено, это из какой-то идеологии, это не соответствует нашим жизненным целеполаганиям. Поэтому церковь не может принять такого развития. Мы, говоря о том, что никогда церковь не должна пересматривать понятия добра и зла, греха и праведности, при этом не осуждаем людей, у которых есть какой-то свой, в том числе сексуальный, выбор. Это дело их совести, это дело их личное. Таких людей нельзя дискриминировать, естественно. Тем более нельзя наказывать, как это было в некоторых государствах раньше.
Но ни в коем случае такую модель поведения нельзя представлять как норму наравне с той моделью поведения, которая проистекает из нравственной природы человека, — это естественные отношения между мужем и женой, это создание семьи, это рождение детей. Вот почему в этом новом развитии мы усматриваем очень большой риск для существования человеческого общества. И церковь обязана говорить обществу об этом. Но мы знаем, что силой власти многим церковным деятелям затыкают рты. Был случай, когда протестантский пастор, выступая в одной из стран с проповедью, назвал это грехом. И получил тюремный срок. Опять очень напоминает то, что в Советском Союзе происходило во времена тоталитаризма.
В странах, которые провозглашают свободы, вы, выражая свое мнение, можете быть наказаны. Опасная тенденция. Я очень надеюсь, что эта тенденция захлебнется, что здоровое начало в жизни человеческого общества восторжествует. И не хочется даже думать, что произойдет со всеми нами, если это здоровое начало не победит. Мы молимся и работаем для того, чтобы сохранился род человеческий. Чтобы он жил по законам, которые соответствуют нравственной природе человечества».
Патриарху Кириллу не нужно быть вторым Святым Тихоном Московским, чтобы доказать правоту своей оценки. И он прав. Между тем правительство Соединенных Штатов готовит американских ученых к поездкам за границу с целью разрушить местные традиции во имя освобождения ЛГБТ. Американское правительство заключило контракт с Джорджем Соросом, дабы завербовать янычар культурной войны, которые бы подорвали традиционную православную культуру в Федеративной Республике Македонии. Обратимся к замечаниям Джона Шиндлера о Путине, вставшем во главе мировой «коалиции против WEIRD», которые были опубликованы в 2014 году:
«Речь идет о принятом в социальной науке сокращении для Western, Educated, Industrialized, Rich, and Democratic (западный, образованный, индустриализованный, богатый и демократический) — и нет лучшего носителя упомянутых качеств в мире, чем американцы. За последние несколько десятилетий многие американцы и практически все наши элиты усвоили взгляд на мир, основанный на достатке, индивидуализме и светскости, что делает нас, грубо говоря, уникальными. Настолько, что мы, кажется, не в состоянии понять, что в действительности могут существовать и противоположные точки зрения.
Барак Обама в силу своего разнопланового этнического и религиозного происхождения и элитного образования оказывается почти идеальным представителем социальной группы WEIRD, поскольку воплощает собой очень многое из того, что приводит WEIRD в восхищение: образование, финансовое благополучие, разносторонность, прогрессивные социальные взгляды и так далее Он близок к тому, чтобы сойти почти за идеального постмодернистского американца, и вероятно, поэтому снискал любовь столь многих соотечественников того же пошиба. Таким образом, когда президент Обама утверждает, что никакого идеологического соперничества с путинской Россией, по его мнению, нет, то, несомненно, говорит правду — какой она ему видится.
Американцы всех мастей обладают отличной способностью игнорировать неудобные факты, а наши более образованные граждане, кажется, особенно к этому предрасположены (я уже отмечал нашу „квалифицированную“ неспособность понять, в чем состоят убеждения Северной Кореи, хотя она их особо не скрывает). По сути я подозреваю, что Обама и многие американцы отказываются признать очевидную реальность Путина и его режима потому, что те представляют собой прошлую версию нас самих, оказавшихся в плену у ретроградных взглядов, которые совершенно неприемлемы для нашей элиты, поэтому они делают вид, что их не существует, поскольку они фактически не существуют в их мире».
И еще:
«Важно отметить, что постмодернизму в культурной и социальной областях, в последнюю пару десятилетий ставшему на Западе настройкой по умолчанию, стоит большого труда пустить корни в Восточной Европе. Странно, что жизнь при старых левых (т. е. марксизме-ленинизме) стала для восточных европейцев надежной прививкой от влияния новых левых в 1960-е годы и позднее, с их акцентом на пол, сексуальность и расовые вопросы. „Критическим исследованиям“ не легко было дойти до людей, которым приходилось жить под контролем КГБ; на самом деле тайная полиция Восточного блока в 1980-е годы рассматривала все это — особенно то, что касалось феминизма и прав геев — как буржуазные отклонения и пагубный западный импорт.
Начиная с 1990 года западные страны действительно предпринимали значительные усилия, чтобы все это импортировать, но это явление было встречено серьезным сопротивлением и не произвело особого впечатления за пределами элитных кругов; поэтому, когда образованные жители Запада встречаются, скажем, с образованными поляками, „они оказываются такими же, как мы“ — потому что буквально усвоили то, что, как мы утверждали, является нормами „развитого“ общества».
И:
«Пропаганда РПЦ [Русской Православной Церкви] изображает Запад в плену декадентства и греха, движущимся к своей погибели, погрязшим в пустом неверии, опостылевшим самому себе и не способным даже к собственному воспроизведению. Глава Церки Патриарх Кирилл недавно объяснил, что «главная угроза» для России — это «потеря веры» в западном стиле. Практики «сексуальных меньшинств», если воспользоваться термином Кремля для ЛГБТ-сообществ, навлекают на себя жесткую критику…
Даже если не брать в рассмотрение вопросы веры, нетрудно понять, почему Путин желает бороться с западными ценностями, основанными на индивидуализме в сексуальной сфере, ведь они, несомненно, ведут к снижению рождаемости, а этого Россия, которая уже переживает демографический кризис, не может себе позволить. Под угрозой оказывается само существование страны, поэтому Путин едва ли сдаст здесь свои позиции, в особенности по той причине, что на самом деле может воспринимать это как вопрос веры, а не только как прозаический контроль рождаемости.
Запад и Соединенные Штаты в частности во многом этому способствовали, активно продвигая постмодернизм, ныне отвергаемый Россией. То, что Государственный департамент США по крайней мере в некоторых странах оказывает поддержку феминизму и активистам ЛГБТ-движения, не есть выдумки Москвы. Когда Вашингтон считает успешно проведенный гей-парад ключевой точкой отсчета для «прогресса» Восточной Европы, при полной поддержке американских дипломатов, мы не должны удивляться, что Кремль и его сторонники пытаются сдерживать этот процесс. Мои друзья в Восточной Европе, большинство из которых не имеют ничего против геев и феминизма, тем не менее много раз высказывали мне недоумение по поводу того, что правительство США поддерживает такие вещи в маленьких, бедных странах Восточной Европы, которые им ничего не стоит запугать, но никогда, скажем, в Саудовской Аравии.
Кроме того, остается вопрос о том, насколько в действительности универсальны постмодернистские западные ценности за пределами образованных элит. Есть множество свидетельств того, что в большинстве своем восточные европейцы, которые Россию боятся, в вопросах культуры разделяют скорее позиции Кремля, чем Америки. Грузия, где ненависть к русским в целом и к Путину в частности сегодня повсеместна, продолжает при поддержке Православной Церкви оказывать глубокое и обширное сопротивление правам ЛГБТ и феминизму, то же самое можно сказать и о Молдавии, где серьезно опасаются не только российского вторжения, но и западных общественных ценностей. К тому же ни одно из упомянутых противодействий не ограничивается востоком Европы. Их можно найти и в центральной Европе, между членами НАТО и ЕС.
В Польше католическая церковь продолжает сопротивляться постмодернистским сексуальным ценностям ― то, что они обозначают общим понятием «гендера», то есть феминизм плюс права геев ― так что один из епископов даже назвал это «угрозой посерьезнее нацизма и коммунизма вместе взятых». Католическая Хорватия в декабре прошлого года в ходе национального референдума отвергла однополый брак двумя третями голосов, к большому неудовольствию европейских прогрессистов".
Как известно большинству моих читателей, я православный христианин. Серьезную тревогу по поводу отношений между Путиным и РПЦ вызывает у меня не то, что церковь будет оказывать чрезмерное влияние на российское государство, но то, что РПЦ превратится в ходатая за русский национализм. Я очень сочувственно отношусь к критике РПЦ в адрес Запада и считаю события, подобные открытию нового русского православного собора в Париже, благодеянием.
В мою следующую поездку в Париж, совершив паломничество к мощам Святой Женевьевы, покровительницы города, я посещу этот русский собор, помолюсь там и поблагодарю Бога за его присутствие в этом великолепном христианском (или некогда христианском) городе. Я действительно молюсь за то, чтобы русский собор в некотором смысле сблизил восточных и западных христиан и укрепил наше общее неприятие постхристианского Запада ― так, чтобы в один прекрасный день Европа могла вернуться к широко распространенной практике веры.
При этом не годится сетовать на разлагающее влияние национализма на американское христианство ― как это делаю я ― и одновременно позволять тому же совершаться в русском христианстве.
Смысл в том, что, если отставить в сторону Путина, многие люди за пределами Запада смотрят на нас, и им не нравится то, что они видят. На самом деле, пропагандируемые сегодня на Западе ценности они воспринимают как безбожные, гедонистические и угрожающие тому, что сами считают священным и истинным. И знаете что? Во многом они правы. Американским религиозным консерваторам следует по крайней мере задаться вопросом, почему, если человеку придется выбирать лучшего защитника традиционного христианского учения между президентом России, бывшим агентом КГБ, и президентом Соединенных Штатов (или любого другого крупного западного государства), его ответ в лучшем случае будет неоднозначным.
Если вы поставите людей перед выбором между собственным образом жизни и ее священными ценностями, защищаемыми несовершенным лидером, подобным Владимиру Путину, и отказом от этого образа жизни, чего еще ждать?
