Новости о словаках и чехах, которые отправились воевать в Восточную Украину и примкнули там к пророссийским сепаратистам, появились вскоре после начала конфликта в этом регионе весной 2014 года. Словацкий репортер Томаш Форро связался с некоторыми из этих людей и в начале осени этого года посетил их. В Донбассе и в прилежащих регионах он провел с ними более двух недель. Он пытался узнать, что заставило чешских и словацких добровольцев решиться убивать в войне, которая их не касалась, и рискованно балансировать на грани законности. Первая часть репортажа с Донбасса.
Такси, в котором мы проезжаем по степи вблизи российской границы, давно пережило лучшие времена. Грузинский водитель Саша на ломанном русском рассуждает, стоит ли ему остановиться на заправке с риском больше уже не завести двигатель, или лучше ехать дальше, рискуя остаться с пустым баком.
Мы приближаемся к границе Донецкой Народной Республики (ДНР), которая официально не существует, хотя на этой территории в недавней войне погибло 10 тысяч человек. На заднем сиденье спокойно спит Таня, которая встретила меня на российской стороне.
С украинской стороны в ДНР тоже можно попасть, но журналистам из Европы практически невозможно получить разрешение. В приезде с другой стороны, таким образом, есть своя логика. Его минус в том, что украинцы считают его нелегальным пересечением своих официальных границ. «Как так нелегальным?— возражает Саша, бросая взгляд на колонну автомобилей перед российским пограничным переездом. —Главное, не говори русским, что ты журналист».
Приезду сюда предшествовало несколько месяцев переписки со словаками и чехами, воюющими на стороне пророссийских сепаратистов. Осторожное прощупывание почвы и выстраивание хрупкого доверия. Целью было без предрассудков узнать об их мотивах, жизни и идеях, которые подтолкнули их к такому шагу.
Они рискуют жизнями. Они также лишили себя возможности вернуться на родину, где им грозят наказания за участие в вооруженных группировках за рубежом. Кроме того, после длительного пребывания заканчивается срок действия российских виз и европейских паспортов. Или же у них уже вообще не осталось документов. Стоило ли все это того?
Через российскую границу мы попадаем в Донбасс (так называется регион, где находится ДНР) без проблем. Об этом позаботился мой донецкий знакомый по кличке Бегемот, который отправил за мой свою подругу Татьяну. Уже впоследствии я узнал, что она русский снайпер со специальной подготовкой, и что кроме меня забрала из России тысячи долларов наличными.
Гостиница «Централь»
Донецк, когда-то город-миллионник, кажется, зияет пустотой. Часть жителей бежала от войны и бомбардировок, которые начались в 2014 году. Сегодня конфликт затих, и бомбардировки слышны только в отдаленных предместьях. Но тем больше бросаются в глаза пустые улицы.
Вечером город совершенно безлюден. С 23.00 запрещено выходить, и вооруженные патрули не щадят ни пьяных, ни влюбленные парочки.
Гостиница «Централь» находится в центре города в нескольких метрах от резиденции президента этого несуществующего государства. Нужно быть осторожным, и никогда не ходить по той стороне тротуара, которая прилагает к его зданию, иначе охрана наставит на вас не автомат, а сразу легкий пулемет.
Вестибюль отеля полон офицеров, агентов, мафиози и их вооруженной охраны. Редкие постояльцы, которые должны быть под надзором ДНР, проживают именно здесь — в государственном отеле по низкой стоимости и на уровне, который может предложить регион в состоянии войны.
Но настоящей жемчужиной отеля является темный неосвещенный угол: он скрыт за стойкой ресепшен, и его неясные очертания проступают в свете грязного аквариума. Там, в полутьме, договариваются о донецких сделках и аферах, сомнительных стартапах и ликвидации конкурентов. Как раз сейчас там задержался мой знакомый — коренастый чех Бегемот.
Его начальник, русский Максим, является советником по безопасности с Востока. Сюда он приехал защищать интересы молодой страны и, главное, ее большого брата. У него ухоженная бородка и каменное лицо без всякого выражения.
Он отдает Бегемоту последние указания, потом красивым движением допивает литровую бутылку «Джонни Уокер» и ныряет в черный мерседес перед отелем. Максим носит при себе пистолет, а в машине у него — автомат. Он привык решать проблемы быстро и прямо на месте. Вождение в нетрезвом виде, вероятно, проблемой он не считает. Его машина бесшумно уезжает, и в гостинице все выдыхают.
Все, кроме меня. Я-то сижу на заднем сиденье мерседеса Максима. Прожив пять дней в Донецке, у меня все еще нет журналистской аккредитации, без которой могу нажить себе неприятностей в любой момент.
Максим останавливается у Министерства информации. Он самоуверенно проходит между баррикадами из мешков с песком и до зубов вооруженными охранниками. (Когда вчера я наивно достал тут фотоаппарат, они тут же наставили на меня два автомата Калашникова.)
Через пять минут мы стоим в кабинете высокопоставленной чиновницы. Максим диктует мое имя, и я получаю документ, который обычно ожидают неделями и даже месяцами. Ведь Максим обещал Бегемоту, что поможет мне. Кроме того, бутылка «Джонни Уокера» в отеле была куплена мной.
Бегемот
Иностранцев, воюющих на стороне сепаратистов, можно разделить на три категории: наемники, преступники и идеалисты.
Бегемот — наемник, хотя сам утверждает, что начинал идеалистом. Он приверженец коммунизма и ненавидит империалистов. Правда, сам Бегемот признается, что еще полтора года назад отдыхал в роскошных отелях на Кипре, будучи одним их охранников местной мафии. Но в один прекрасный день, по его словам, он уже не смог наблюдать по телевизору зверства украинских фашистов. И тогда вместе с другом Кавказом, о котором речь впереди, Бегемот отправился сюда.
Больше года они воевали на неспокойной части фронта, и Бегемот постепенно понимал, что война открывает новые возможности для бизнеса.
Он отказывается называть свое настоящее имя, хотя оно уже несколько раз появлялось и в чешских, и в словацких СМИ. О его жизни в Чехии известно немногое, а сам он говорит о бывшей родине без интереса. Тем не менее он является одним из тех, кто недавно организовал открытие в Остраве неофициального консульства ДНР.
В Чехии консульство назвали троянским конем Путина, но прагматизм Бегемота распространяется на любую идеологию. Якобы цель консульства в ЧР привлекать не пророссийских активистов, а многообещающих инвесторов.
С этим связана и его работа на Максима. Война находится в той фазе, когда бомбы еще падают, но фронт не двигается. В окопах тоска и низкий моральный дух. Местную жизнь финансируют россияне, но кто знает, сколько это еще продлится.
Если новое государство хочет одолеть Украину, оно должно встать на собственные ноги, как считает Бегемот. Поэтому он снял униформу и ищет инвесторов, которых хочет убедить в том, что здесь незанятый рынок и небольшая конкуренция.
Тогда Бегемот возьмет на себя общение с чиновниками. О ДНР ему известно многое, и многое его раздражает: бюрократия, неработающие институты и хаотичное правительство. Страна ведет войну, поэтому о какой свободе, каком доверии гражданам можно говорить? На людей действует твердая рука.
Однако Бегемот не станет обсуждать с вами политику, если вы заинтересованы в рискованных инвестициях с потенциально высокой прибылью. В этом случае он как раз ваш человек.
Рано утром он идет в спортзал отеля «Централь». Потом в ресторане гостиницы он съедает пару яиц и отправляется по делам своих новых клиентов. Большую часть дня Бегемот проводит в учреждениях, создавая фиктивные и реальные фирмы для иностранных партнеров, чьи доллары из России привозит Таня.
Так Бегемот помогает новой власти и надеется, что и себе. Если бизнес выгорит, он оставит себе доли в хорошо работающих компаниях, хотя с большим удовольствием он потратил бы деньги на любимом Кипре или на Карибских островах. Ведь он лишился иллюзий о коммунистическом раю, хотя признает это неохотно.
Правда, пока перспектив большого богатства нет. За свою работу Бегемот еще не получил ни гроша, и в ломбарде ему пришлось продать даже бронежилет и каску, которые он обещал мне одолжить.
Кавказ
В центре Донецка спокойно. Бульвар Шевченко залит зимним солнцем, а у памятника Ленину стоят бесхозные детские машинки. Нет детей и денег.
Однако город не выглядит как столица региона, охваченного войной. Улицы чистые, общественный транспорт ходит, а местные девушки ничем не отличаются от своих сверстниц в Восточной Европе. У них такой же броский макияж и белые сапоги до колен.
У Ленина стоит в ожидании мужчина в камуфляже. Вместо приветствия он бросает одно из приятельских вульгарных словечек и заканчивает предложение чешским «блин». Чех Кавказ, по паспорту Павел Ботка, упорно отрицает, что его задача — следовать за мной, а может и защищать, однако все время моего пребывания он не отходит от меня ни на шаг. Вообще, он похож на заросшего примата, а когда однажды я одолжил ему бритвенный станок для свидания с местной красоткой, я вдруг увидел лицо болливудской звезды.
Кавказ, как и Бегемот, не относится к тем, кто с удовольствием делится подробностями своей жизни или глубинными мотивами своих решений. Боевое прозвище он унаследовал от чеченского отца и пришел сюда, потому что это правильно. Баста. Нужно воевать, убивать и умирать.
Кавказ — лучший друг Бегемота, который является мозгом в их паре. Он разговорчивый, раздраженный, заносчивый. Молчаливый, подозрительный Кавказ, получается, исполнительная часть. Их дороги пересеклись уже давно, и с тех пор вместе они немало поколесили по миру. Преимущественно они были охранниками бандитских семей на Кипре, перекупщиков бриллиантов в Африке да и любого, кто готов был платить за их услуги.
Моя донецкая тень — искренняя и дружелюбная душа в стокилограммовом теле. Долгие годы свои железные кулаки и колени он обдирал в чешской профессиональной лиге тайского бокса, и сотрясения от ударов, вероятно, до сих пор берут свое. Иногда он запинается, и приходится напоминать ему, куда мы сейчас идем, и о чем говорим. Даты и имена он тоже помнит плохо, но лица не забывает. Об этом знают некоторые донецкие ополченцы, которые зря перешли ему дорогу.
«Я умею быть по-настоящему отвратительным», — говорит он в адрес своих избитых жертв.
Кавказ вполне вписался в местную среду. В атмосфере опасности и военного положения он как рыба в воде. В гражданской же одежде он, наоборот, сам не свой, и нормальная гражданская жизнь все больше отдаляется от него.
У тех гражданских, кто бежал из Донецка, он конфисковал бы имущество, потому что они трусы. Их квартиры и машины достались бы настоящим бойцам, готовым пожертвовать жизнью. Таким, как он.
Позиция Кавказа — типичный продукт местной пропаганды. Она повисла над Донецком, как густой туман, который исходит от донецкого телевидения, радио и интернета. Кавказ уверен, что Запад убивает нас с помощью химических следов гражданских самолетов известных как химиотрассы. Ему известно и то, что рейс МН17 (самолет Малайзийских авиалиний, который потерпел крушение на Донбассе 17 июля 2014 года, и погибли все 298 человек на борту, и в случившемся подозревают россиян и донбасских сепаратистов, которые могли сбить самолет зенитным ракетным комплексом «Бук» — прим. ред.) был сбит украинским самолетом. Знает Кавказ и то, что украинские солдаты — фашисты, насилующие маленьких детей, и что Майдан (проевропейское протестное движение, которое появилось в конце 2013 года в Киеве, а затем свергло украинского президента Януковича — прим. ред.) организовали агенты ЦРУ.
Я спрашиваю Кавказа, читал ли он последний доклад международной авиационной комиссии, которая подтвердила, что самолет МН17 сбила с земли российская ракета.
«Я слышал об этом, но не читал, — неохотно признается Кавказ, но тут же добавляет: А где записи с украинской диспетчерской вышки? Или записи черных ящиков?» Оба документа я поискал в интернете, и уже через две минуты они были передо мной.
«Ну да. Хорошо, хорошо». Кавказ отмалчивается.
На следующий день этот разговор повторяется. Мои аргументы исчезают без следа в бездонных глубинах его бессознательного.
Конец первой части репортажа.
