Евгений Шауман (1874-1904) убил генерал-губернатора Княжества Финляндского Николая Бобрикова 16 июня 1904 года, и сразу после этого застрелился сам.
Бобрикова, отличавшегося крутым нравом, сильно ненавидели, но восходящая звезда финской политики Юхо Кусти Паасикиви (Juho Kusti Paasikivi; президент Финляндии в 1946-1956 годы, — прим. пер.) осудил поступок, написав передовую статью для газеты Uusi Suometar под заголовком «Убийство».
По мнению Паасикиви, не существует поводов, которые могли бы оправдать подобное насилие. Насилие, тем не менее, продолжилось — прокурора Элиэля Сойсалона-Сойнинена (Eliel Soisalon-Soininen) убили в 1905 году.
Шауман долгое время был кумиром молодежи, поскольку он пожертвовал своей жизнью ради Родины. Только в 1980-х профессор Сеппо Зеттерберг (Seppo Zetterberg) в произведении «Пять выстрелов в Сенате» (Viisi laukausta Senaatissa) сообщил, что среди причин такого поступка были и личные мотивы: чувство неполноценности и, прежде всего, несчастная, отвергнутая любовь к Элин Боргстрём (Elin Borgström), дочери хозяина поместья Эстерсунд.
Доктор Юсси Ниинистё (Jussi Niinistö), нынешний министр обороны Финляндии, написал биографию Шаумана для финского сборника биографий важных исторических деятелей Финляндии Kansallisbiografia. Он не оспаривает присутствие личных мотивов, но все же считает поступок связанным в первую очередь с политической ситуацией. Финны чувствовали себя угнетенными, хотя споры о том, как реагировать на произошедшее, имели место.
Положение Финляндии в Российской империи было неопределенным на протяжении всего времени существования автономии в 1809-1917 годы. Ясности хотели добиться во время работы смешанных комитетов, но к взаимопониманию так и не пришли. По мнению чиновников из Петербурга, Россия получила Финляндию без всяких условий. Император дал приграничной стране определенные привилегии, но как самодержец сам мог их отменить в любой момент.
Было непонятно уже то, на какие конституционные права Великого княжества ссылался Александр I. По мнению финнов, тогда действовало законоположение Густава III, принятое еще в XVIII веке, но четкого ответа на вопрос все же не было. Правда, на него ссылались в новом Сеймовом Уставе в 1869 году.
Подобно своим предшественникам, Николай II, конечно же, дал финнам заверения самодержца и пообещал, в том числе, придерживаться законов Княжества. Он стал для финнов клятвопреступником, и на сайменских скалах после наводнения 1899 года осталась отметка «черта нарушения клятвы» (valarikon viiva).
Финны почувствовали, что Россия пыталась уничтожить особое положение Княжества Финляндского с помощью Февральского манифеста. Согласно нему, определенные законы стали общегосударственными, и в их отношении Сенат Финляндии и сословия могли только сделать заявления.
Финны быстро отреагировали на манифест, собрав подписи для «Большого адреса» и обратившись за помощью к иностранным державам. Обращались к царю, которого считали одураченным его приближенными. Самым главным из них считали Бобрикова. Когда его отправляли в Хельсинки в 1898 году, в Санкт-Петербурге ходили анекдоты о том, что «обычно генералов отправляют на подавление восстания, а Бобрикова послали, чтобы восстание разжечь».
В сборе подписей для «Большого адреса» участвовал и Евгений Шауман. Он прервал подготовку к выпускным экзаменам и отправился вместе со своими студентами-земляками на лыжах в общину Сипоо собирать подписи. В поездке с ними была и бойкая Элин Боргстрём, которая с жаром рассказывала о «Большом адресе». Жителей Сипоо надо было убедить в серьезности ситуации.
За несколько недель удалось тайно собрать 523 тысячи подписей в Княжестве с населением три миллиона человек. Император не принял большую делегацию, но приказал все же передать, что он не сердится.
После Февральского манифеста был принят новый закон о воинском призыве. Финская армия была ликвидирована, и финнам надо было готовиться служить в российских войсках. Многие, тем не менее, бойкотировали призыв, и многие молодые люди призывного возраста уехали в Америку.
Скоро от призыва отказались. Оказалось, что таким ранее преданным финнам больше нельзя было доверять. Воинская обязанность была заменена ежегодным налогом на освобождение от воинской службы, который шел в казну императора и получил название «солдатского миллиона».
Таким образом, рожденные после 1880 года финны не прошли военной подготовки, что сказалось на ходе Гражданской войны в 1918 году.
Не обращая должного внимания на протесты, Бобриков продолжал притеснять финнов. 19 февраля 1902 года казаки напали на протестующих на Сенатской площади. Евгению Шауману рассекли нагайкой лоб, но он стащил казака с лошади и ударил его финским ножом. Правда, он только порвал шинель.
Цензуру ужесточали, газеты закрывали. В 1904 году вместо закрытой газеты Päivälehti появилась газета Helsingin Sanomat (сейчас − крупнейшая газета Финляндии — прим. пер.). Роль русского как официального языка утвердилась. Прекратилось хождение финских почтовых марок, но собственная валюта (марка), тем не менее, осталась. Упрямых чиновников увольняли, и руководителей оппозиции, то есть тайной организации Kagaali, начиная с Ээро Эркко (Eero Erkko) до Карла Маннергейма (Carl Mannerheim), высылали из страны. В конце концов, Бобриков превратился в настоящего диктатора.
В этих условиях не всех устраивало «пассивное сопротивление», не говоря уже о согласии на второстепенное положение ради спасения автономии.
Близок к «активистам» был и чиновник главного управления учебных заведений Евгений Шауман. Он вырос в доме своего отца-генерала в Польше, его родным языком был шведский, но он говорил на нем со славянским акцентом. Это помешало ему легко освоиться в шведоязычном лицее Gymnasiet Lärkan после переезда в Финляндию. Он и без этого ощущал пренебрежение к себе, потому что у него были проблемы со слухом. У Евгения не было талантов, как у дедушки-епископа по маминой линии или сестры-художницы Зигрид.
Он, тем не менее, входил в «шайку разбойников», которую Альфонс Окерман (Alfons Åkerman), позже ставший крупным руководителем, приравнял к зародившемуся в 1907 году скаутскому движению. В нем принимали участие и девушки, в том числе Элин Боргстрём.
Несмотря на трудности, Евгений сдал экзамены, был членом студенческого союза Nylands Nation, был известен в спортивных кругах, а также входил в руководство Объединения охотничьих стрелковых клубов Финляндии. Его любовь к Элин Боргстрём, тем не менее, не вызвала в девушке взаимного чувства. «Никогда», − ответила она на предложение руки и сердца. Услышав это, дворянин потерял смысл жизни. Самоубийства не были редкостью в то время в высших кругах Европы.
Но Шауман хотел превратить свое самоубийство во что-то патриотическое. Хотя — или потому что?— Евгений провел детство за пределами Финляндии, он получил патриотичное воспитание в духе «Рассказов прапорщика Штоля» Рунеберга. Самопожертвование и ликвидация ненавистного генерал-губернатора стало бы решением проблем — как политических, так и личных.
Были и другие планы убийства Бобрикова, но Шауману представилась возможность «сделать это первым». Как государственный служащий, он мог беспрепятственно передвигаться по зданию современного Государственного совета. Когда генерал-губернатор приехал на заседание Сената, чтобы председательствовать на нем, Шауман встретил его на площадке роскошной лестницы и сделал три выстрела из револьвера. Две пули рикошетом отскочили от пуговицы и ордена, но третья разорвала пряжку на куски и угодила в живот. После этого Шауман два раза выстрелил себе в сердце.
Шауман умер мгновенно, а Бобриков, истекая кровью, добрался до зала заседаний, откуда его спешно отправили в клинику. Там генерал-губернатор еще смог потребовать к себе финна Ричарда Фалтина (Richard Faltin) вместо русского военного хирурга — что является своего рода актом доверия. Его состояние было, однако, безнадежным, по крайней мере, с точки зрения медицины того времени.
Бобриков умер ночью. В ресторанах Хельсинки открывали бутылки шампанского, в то время как русские с большими почестями отправляли в Петербург гроб убитого.
Русские, естественно, начали расследование с целью выяснения, какое тайное общество стоит за этим убийством, но ничего не обнаружили. Сам Шауман оставил предсмертное письмо, в котором призывал императора прекратить политику притеснения в Финляндии.
Активист и профессор Герман Гуммерус (Herman Gummerus) в Национальном сборнике биографий, вышедшем в 1930 году, упрекал убийцу в его наивном представлении о том, что императора — Великого князя Финляндского — просто вводили в заблуждение. За всем этим стояла политика унификации империи и политика обеспечения безопасности великих держав перед мировой войной.
Гроб дворянина Шаумана сначала был тайно захоронен на кладбище Малми для бедных (находится в Хельсинки — прим. пер.). Россия вскоре начала смягчать свою политику по отношению к Финляндии, и после поражения в Японской войне 1905 года притеснения прекратились. Тело Шаумана было с почестями перевезено в город Порвоо. На могиле был установлен надгробный памятник.
Несмотря на ворчание Паасикиви, поступок Шаумана в Финляндии широко одобряли, в том числе, из-за того, что Шауман пожертвовал своей жизнью. Однако к усилению террора относились по-разному. Вершиной террора стало убийство 6 февраля 1905 года прокурора канцлера юстиции Элиэля Сойсалон-Сойнинена, который занимал соглашательскую позицию.
Леннард Хохенталь (Lennard Hohenthal), студент медицинского факультета, который принимал участие и в планировании убийства Бобрикова, переодевшись в форму русского гвардейского офицера, проник в кабинет прокурора на Булеварди 12 и выстрелил в него 8 раз. В завязавшейся перестрелке приняли участие жандармы и 17-летний Юхани Сойсалон-Сойнинен (Juhani Soisalon Soininen, сын прокурора).
Раненный в ногу убийца предстал перед судом. Его защищал уволенный из Апелляционного суда Турку юрист Пер Эвинд Свинхувуд (Pehr Evind Svinhufvud, будущий президент Финляндии 1931-1937 годов). Принято считать, что Укко-Пекка (Ukko-Pekka, прозвище Свинхувуда — прим. пер.) всегда строго придерживался закона, и все же он нашел смягчающие обстоятельства для содеянного.
Хохенталь был приговорен к пожизненному заключению, но 10 октября 1905 года он бежал из тюрьмы в хельсинкском районе Катаянокка. На веревке в камеру подняли пилу, решетку распилили, и заключенный сбежал на весельной лодке. Скорее всего, охрана и солдаты были подкуплены.
План побега тайно пронесла в камеру в манжетах будущая жена Хохенталя Александра Зеттерберг (Alexandra Zetterberg). Судьба привела Хохенталя в Англию, где он стал работать хиропрактиком. Его помиловали как борца за законные права в 1918 году. Но таким же героем, как Шауман, он не стал.
К первым активным действиям периода притеснений относятся и полувоенные учения в спортивном обществе, а также доставка винтовок контрабандой из Японии в Финляндию на пароходе «Джон Крафтон». Финны принимали участие в выборгском восстании в 1906 году. В то же самое время шюцкоры и красногвардейцы постреливали друг в друга в Хаканиеми (восточная часть Хельсинки — прим. пер.). После изменений, проведенных в парламенте, и с началом второго периода гонений, активность снизилась, чтобы снова возродиться в 1914 году в виде движения егерей.
Два политических убийства — два романа. Элин — предмет судьбоносного обожания Евгения Шаумана — в 1906 году вышла замуж за Эйнара Флорина (Einar Florin). Евгений заранее приготовил к их свадьбе поздравительную открытку. У пары родилось двое детей. Эйнар выучился на химика, но умер уже в 1921 году в Швеции. Элин умерла только в 1956 году.
Зигрид Шауман дожила до 101 года. В 1950 году она попала в аварию, и полицейский спросил, допрашивали ли ее когда-нибудь раньше. «Да, когда мой брат застрелил Бобрикова», —запальчиво ответила пожилая дама. В 1965 году сестра опубликовала идеализированную биографию брата.
