Можно сказать, что формат, к которому мы пришли в отношениях с Россией, носит характер уравновешивания асимметричной политики США и ЕС в отношении нашей страны.
Тем не менее, не так давно мы были недовольны политикой России. Агрессия на Украине, оккупация и аннексия Крыма; интервенционизм на Кавказе; сотрудничество с Асадом и шиитской милицией в Сирии; бомбардировки под видом уничтожения террористических групп, а временами резня в отношении оппозиции, туркмен, к которым Турция относится по-особому, и гражданских районов… Всем обществом мы восставали против этого. Были ли мы правы? Да, мы были правы.
Именно тогда мы негативно реагировали на то, что Запад оставил Турцию одну. Мы хотели, чтобы Америка, Европа остановили российскую агрессию. Но этого не произошло; вместо того, чтобы поддержать оппозицию в Сирии, Америка, игнорируя реакцию Турции, стала поддерживать Партию «Демократический союз» / Отряды народной самообороны. Были ли мы правы? Да, мы были правы.
Интересно, а в дальнейшем в случае угрозы интересам Турции мы будем испытывать необходимость уравновешивать, сдерживать Россию? И с кем в таком случае?
Нельзя сказать, что в нашей истории не было этого.
В Крымскую войну 1853-1856 годов или в русско-турецкую войну 1877-1878 годов, когда российские войска дошли до Эрзурума на востоке, до Ешилькёя на западе, или Сталин, который после Второй мировой войны претендовал на Карс, Ардахан, Артвин, поднимал дискуссию о статусе проливов… «Балансирующие» силы мы искали на Западе.
Дипломатия подразумевает продолжение войны без применения оружия. И это определенно делается с помощью «силы». Если вы не опираетесь на силу, становится сложнее получить результат за столом.
А сила возникает из вашей собственной экономической, военной, социальной силы, а также силы тех, кто поддерживает вашу политику.
Можно сказать, что Турция, включая процесс распада Османской империи, всегда проводила крайне осторожную внешнюю политику. Очевидно, делала она это для того, чтобы сначала спасти Османскую империю от разрушения, а затем, то есть после Лозанны, чтобы Турция больше не подвергалась угрозе. Более того, даже государственная политика внутри страны была основана на этой тревоге.
Это состояние осторожности нам может показаться даже чрезмерным, мы можем расценить его как трусость и полагать, что эта чрезвычайная осторожность могла оборачиваться некоторыми упущенными выгодами, ошибочной социальной политикой.
Но, на мой взгляд, даже в периоды наибольшей осторожности в государственном сознании имело место убеждение, что Лозанна обеспечила выполнение минимальных требований, и есть нереализованные расчеты. Более того, Западная Фракия, болгарские турки, сирийские туркмены, Мосул — Киркук, наши собратья под господством Китая — России, Крым стали нашими особо чувствительными зонами. Известно также, что исламский мир занимает особое место в языке нашего государства при определении «исторических и культурных связей».
Мустафа Кемаль-паша не вычеркивал эти миры, Инёню тоже… И Мендерес, и Демирель… Озал, Эрбакан и Эрдоган… Тюркеш… Известно, что они демонстрировали более выраженную чувствительность к этим регионам.
Если взять последний период и политику Партии справедливости и развития…
Всеми признанная и неназванная зона потенциального интереса получила название «стратегической глубины», и была исследована возможность преобразования этого потенциала в кинетическую энергию. Многомерная внешняя политика представляет усилия по претворению в жизнь этой возможности с помощью «нуля проблем с соседями» и других мирных тенденций. Я не думаю, что при определении этой политики пренебрегли «оценкой силы». Но эта зона очень опасна. Это зона, на которой сталкивается множество интересов. Выстраивать ваш собственный путь в этом регионе непросто. Можно как оказаться в изоляции, так и успешно управлять союзами…
По моему мнению, мы должны быть очень внимательными. Складывание всех яиц в одну корзину создает больше всего рисков в дипломатии. Люди могут быть эмоциональными. Государство должно выполнять такую сложную задачу, как управлять своими эмоциями и эмоциями людей. Турция — больше, чем Турция, говорим мы; но это в то же время и большая ответственность.
