Мне кажется, что 2017 году будет проходить в свете активного возвращения России в первые ряды на международной арене (оно началось еще в 2015 году). В первую очередь это связано с тем, что россияне освободили значительную часть Сирии от оппозиционеров-исламистов и джихадистов, что позволяет им получить куда более весомые позиции на переговорах и утвердить собственную программу. Переходный процесс в Сирии будет становиться все более вероятным, а задавать тон в нем будет Россия. Кроме того, приход Дональда Трампа к власти в Америке в январе-феврале, скорее всего, приведет к формированию благоприятной для России «панзападной» позиции. Это позволит Москве закрепиться в роли значимого игрока на международной арене и даже близко подойти к дипломатическому паритету с США.
Стремление Трампа сблизиться с Россией является поистине революционным для США. Тем временем, как недавно говорил Владимир Путин, нефть непременно продолжит расти, что поможет Москве справиться со страшным экономическим кризисом. Возможно, мы увидим даже отмену санкций против России, по крайней мере, со стороны Америки, если Трамп сдержит свои предвыборные обещания. В свою очередь это может послужить мотивацией для Франсуа Фийона (он известен своей пророссийской позицией и неприятием санкций), если того изберут президентом. По всем этим причинам (подъем нефтяных котировок, поворот ситуации в Сирии, «перезагрузка» Трампа/Фийона, а также имеющее немалую значимость назначение Рекса Тиллерсона будущим госсекретарем США) 2017 год должен быть годом России.
На региональном уровне мне кажется вероятным возвращение Ирана, в частности в Ираке, в связи с нынешнем освобождением страны от Исламского государства. Больше всего проиграть могут курды в Сирии и Ираке, если Турция будет дальше сохранять договоренность с Путиным и брать их в тиски. С начала арабской весны и последовавшего за ней хаоса у курдов появились большие надежды на обретение независимости, но теперь они могут затормозиться на этом пути, несмотря на период демографической и военной экспансии. Хотя, как мне кажется, это движение неизбежно, курдов в ближайшее время могут поджидать дипломатические неудачи, а приобретающий все более четкие очертания процесс формирования независимости Курдистана в Ираке и Сирии сдаст обороты.
Как и в прошлом, Иран окажется в числе тех, кому наиболее выгодны подобные перестроения на Ближнем Востоке и в частности в Ираке. Свержение светского суннитского режима Саддама Хусейна привело к тому, что (шиитская) половина Ирака находится под иранским контролем. Управляемые из Ирана шиитские вооруженные отряды активно действуют на территории Ирака и Сирии, а победитель рано или поздно всегда требует свое, что вполне логично.
Таким образом, иранский режим, вероятно, укрепит свои стратегические позиции в силу победы над Исламским государством и суннитскими мятежниками в Ираке и Сирии. Единственная серьезная проблема касается готовности Трампа выполнить обещание и отменить или же серьезно изменить соглашение по иранской ядерной программе, которое открыло широчайшие экономические перспективы перед Тегераном, оказавшемся в бедственном положении из-за санкций, особенно после обвала цен на нефть.
Самой большой загадкой 2017 года, видимо, станет Китай. Пойдет ли он на конфронтацию с Дональдом Трампом (некоторые предрекают это после нашумевшего телефонного разговора последнего с лидером Тайваня) или же все выльется в прагматическую договоренность (об этом говорили некоторые представители китайского руководства, которым по душе стремление нового президента США отказаться от не устраивавших Китай азиатских соглашений о свободной торговле)?
Еще одна значимая тенденция наблюдается в Латинской Америке: речь идет об ослаблении набравших силу в начале 2000-х годов левых (чавизм, боливаризм, неоперонизм и т. д.). Сегодня мы видим отступление антиамерикански настроенных ультралевых и левых, а также возвращение либералов и левых (Бразилия, Аргентина, в скором времени Венесуэла и так далее). Это, несомненно, изменит расклад по отношению к Западу и США.
Что касается климата, стоит отметить откровенно скептическое отношение Дональда Трампа, которое вызывает беспокойство активно участвующих в этом процессе государств и международных институтов: они питали большие надежды после изменения позиции Китая и США (при Обаме) на недавней климатической конференции в Париже. Впоследствии Китай стал поддерживать экологические меры чуть ли не активнее США (хотя Обама в отличие от Трампа и не является климатоскептиком).
Подъем скептицизма в первой экономической и промышленной державе мира не на шутку тревожит тех, кто хотели бы улучшить ситуацию, особенно после порожденных конференциями во Франции и Марокко надежд… Дональд Трамп вряд ли станет предпринимать к чему-то обязывающие усилия для сокращения выбросов и организации переходного процесса в энергетике.
Наконец, наряду с нашумевшей «счастливой глобализацией» наблюдается и противоположная тенденция «деглобализации». Это не означает, что глобализация отживает свое: речь идет о возвращении к суверенитету, популизму, протекционизму и всему национальному в экономике, идеологии и политике с требованием «деглобализации» (протекционистские явления в Китае и США, популистские движения, критика соглашений о свободной торговле и так далее). Такой вывод подтверждается и рядом экономистов. Имеются тут и политические последствия, когда нации осознают, что у глобализации есть не только положительные стороны… Все это подводит нас к заключению о массовом возвращении к реальной политике (Россия, США, Китай, Индия, Турция и другие) и суверенитету.
