После все более пронзительных и резких предупреждений о российских кибератаках, которые звучали на протяжении нескольких месяцев, в том числе о предполагаемом вмешательстве России в президентскую гонку 2016 года, администрация Обамы ввела санкции и карательные меры против подозреваемых россиян. Президент назвал эти меры «ответом на агрессивное преследование российским государством американских руководителей и на кибероперации, мишенью для которых стали выборы в США». По словам Обамы, после «неоднократных конфиденциальных и публичных предупреждений в адрес российского государства» санкции стали «необходимым и надлежащим ответом на попытки ущемить американские интересы в нарушение общепризнанных норм поведения на международной арене».
Решимость администрации Обамы отреагировать на действия России в оставшееся ей время вполне понятна. Двухпартийное большинство на Капитолийском холме наверняка поддержит эти меры, а в ближайшем будущем может также ввести дополнительные санкции против Москвы. Но гораздо менее понятно то, заставит ли бремя этих санкций Россию изменить свое поведение, вызвавшее такой испуг на Западе.
В американских санкциях против России нет ничего нового. На всем протяжении холодной войны конгресс и исполнительная власть использовали торговые санкции, дабы подчеркнуть свое неодобрительное отношение к советской внешней политике, а также к тому, как Москва обходится с собственными гражданами, в том числе, с еврейскими отказниками и прочими диссидентами. После неудачной попытки президента Обамы «перезагрузить» отношения с Россией санкции вновь вышли на первое место, став предпочтительным инструментом американского противодействия российской политике.
В 2012 году Обама утвердил закон Магнитского, которым были введены санкции против ряда россиян за их причастность к нарушениям прав человека. Москва в ответ запретила американским гражданам усыновлять российских сирот, и плюс к этому закрутила гайки поддерживаемым США российским благотворительным и неправительственным организациям. Когда Россия в 2014 году вторглась на украинский Крымский полуостров и аннексировала его, а также оказала поддержку вооруженному восстанию на востоке Украины, последовали новые санкции, на сей раз, вкупе с европейскими карательными мерами. Россия ответила встречными санкциями против западных продуктов и услуг, начала жесткую антизападную риторику и — как утверждают американские и европейские разведывательные службы — приступила к хорошо скоординированной кампании дезинформации, которая включает кибератаки против политических целей в США.
Если цель закона Магнитского состояла в том, чтобы улучшить ситуацию с российскими диссидентами и разоблачителями, то очень трудно утверждать, что она достигнута. Соответственно, если задача связанных с Украиной санкций состояла в том, чтобы заставить Москву выполнить свои обязательства по Минским рамочным соглашениям, то она тоже явно не выполнена.
Нет ничего неожиданного в том, что западные санкции не привели ни к серьезным реформам российской политической системы, ни к изменениям в кремлевской внешней политике. Однако, как утверждают сторонники санкций, они могут стать эффективным фактором сдерживания России в будущем. В связи с этим возникает важный вопрос: достаточно ли будет последних санкций (да и вообще любых санкций), чтобы в будущем удержать Россию от действий такого рода, которые вызвали реакцию противодействия США.
На пике холодной войны лауреат Нобелевской премии экономист Томас Шеллинг (Thomas Schelling) определял сдерживание как использование силы не для принуждения, а для предотвращения вражеского нападения. Взгляды Шеллинга на ядерное оружие как на средство сдерживания и устрашения соответствовали мнению Джорджа Кеннана (George F. Kennan) о том, что сдержать советское руководство возможно. «Если противник обладает достаточной силой и четко демонстрирует свою готовность применить ее, — писал Кеннан, — ему редко приходится ее использовать».
Что надо сделать для того, чтобы такой механизм сдерживания и устрашения удержал Россию от кибератак в будущем? Во-первых, эти атаки должны быть четко выявлены, а их российское происхождение неопровержимо доказано. По таким меркам, у Белого дома есть проблемы, так как он объявил о мерах возмездия до обнародования результатов разведывательного анализа по вопросу вмешательства России в выборы 2016 года, который будет завершен в январе.
Некоторые разведывательные источники в США уже заключили «с большой степенью уверенности», что высокопоставленные российские руководители одобрили кибернападения на политические цели в Америке с намерением повлиять на выборы 2016 года. Однако вновь избранный президент Дональд Трамп отнесся к этим заключениям пренебрежительно, сообщив в Твиттере: «Эти же самые люди в 2003 году говорили, что у Саддама Хусейна есть оружие массового уничтожения». Проблема заключается в том, что если у американцев нет единого мнения о том, за какие именно действия Россию следует наказывать — и какие действия надо будет сдерживать в будущем — то они рискуют создать неразбериху в тех сигналах, которые пытаются подать русским, китайцам, и кого там еще намеревается сдерживать Вашингтон.
Во-вторых, чтобы обеспечить успех стратегии сдерживания, надо понять, какие карательные меры выглядят убедительно и правдоподобно, и могут быть реализованы Вашингтоном на практике. Администрация наверняка осуществит санкции против тех людей, которые перечислены в новом распоряжении президента, включая представителей руководства ФСБ и ГРУ. Президент также пообещал «предпринять ряд действий, выбрав время и место по нашему усмотрению, причем некоторые из них будут осуществляться в закрытом порядке». Здесь важно знать, действительно ли те лица, которые подверглись санкциям, несут ответственность за кибератаки, и они ли будут принимать решения о проведении таких атак в будущем.
И последний вопрос состоит в том, удастся ли на самом деле сдержать и устрашить противника. Действительно ли издержки от американских санкций для россиян будут выше, чем предполагаемая выгода от кибератак? Судя по сегодняшней реакции Кремля, индивидуальные санкции против высокопоставленных российских руководителей не окажут необходимое сдерживающее воздействие. Напротив, такие меры США с целью «поименно назвать и пристыдить» высокопоставленных российских руководителей, а также наказать людей и организации, причастные к кибератакам, станут для Кремля оправданием для новых контрмер.
«Если Вашингтон действительно предпримет новые враждебные шаги, — предупредило российское правительство, — на них будет дан ответ». Если вспомнить ответные меры России после введения американских санкций в прошлом, то Вашингтону следует ждать дальнейшей эскалации конфликта, а не эффективного сдерживающего воздействия. Где и как это произойдет — пока неясно, и это усиливает опасность неконтролируемой эскалации конфликта в киберпространстве.
Американские санкции вряд ли удержат русских от кибератак в будущем. Дело здесь не только в очень ограниченных возможностях Вашингтона адекватно наказать чиновников, которых он считает организаторами хакерских взломов, но и в том, что ни одна из сторон не готова мириться со взаимным сдерживанием в киберпространстве. В начале 2000-х годов российская сторона предлагала провести переговоры с целью заключения договора о контроле кибероружия, однако американское руководство в то время не было заинтересовано в сдерживании, полагая, что США будут неоспоримо господствовать в киберпространстве. Теперь же Кремль видит в кибератаках незаменимый противовес американскому и натовскому господству в традиционной военной сфере, и поэтому особого желания договариваться у русских нет.
Простая истина заключается в следующем: если стороны считают, что добьются большей выгоды в случае применения кибероружия, а не отказа от него, тогда сдерживание потерпит неудачу. На сегодня американские санкции подчеркивают экстренный и тревожный характер киберугроз, но они вряд ли уменьшат эти угрозы. И хотя избранный президент Трамп демонстрирует свое стремление ослабить конфликт с Россией и сосредоточиться на общих интересах, таких как борьба с ИГИЛ (запрещенная в России организация — прим. пер.), ему в наследство достанутся опасные и расстроенные взаимоотношения, которые быстро дрейфуют в сторону холодной войны 21-го века.
Мэтью Рожански — директор Института Кеннана при Международном научном центре имени Вудро Вильсона в Вашингтоне.
