Сегодня, на фоне нормализации отношений Ирана и Запада, падения цен на нефть и реформ для диверсификации экономики Саудовской Аравии, две эти страны могут продолжить борьбу за гегемонию в регионе в другой сфере, менее кровопролитной, но такой же разрушительной: в экономике.
Atlantico: Саудовская Аравия и Иран неизменно конфликтовали друг с другом в истории Ближнего Востока. Могут ли они вновь сойтись в борьбе за гегемонию в регионе сегодня, на фоне нормализации отношений Ирана и Запада и падения цен на нефть? Стоит ли ждать новой, на этот раз уже экономической конфронтации двух стран?
Тьерри Ковий: Мне не кажется, что конфронтация двух этих стран является частью естественного порядка вещей. Со времен революции в их отношениях были взлеты и падения. Непосредственно после нее они были очень плохими, потому что аятолла Хомейни считал, что у клана Саудов нет права быть стражами святых мест. Затем, в 1990-х годах они улучшились благодаря президенту Хашеми Рафсанджани. Наконец, они вновь ухудшились после свержения Саддама Хусейна в 2003 году.
После прихода к власти в Ираке шиитского правительства и подписания соглашения о ядерной программе саудовские власти, как мне кажется, преувеличивают иранское влияние в регионе. Ситуация стала особенно напряженной в 2015 году после разрыва дипломатических отношений двух стран в связи с казнью лидера саудовских шиитов и нападением активистов (их впоследствии осудили) на саудовское посольство в Иране. Но не думаю, что тут стоит ждать экономической конфронтации. Как раз наоборот, недавнее соглашение ОПЕК по ограничению добычи нефти говорит, что им удалось достичь договоренности для повышения цен на нефть.
— Иранская экономика продемонстрировала пятипроцентный рост в прошлом году и должна сохранить этот результат в 2017 году. Это, разумеется, связано со снятием международных санкций, а также приходом иностранных капиталов и инвестиций. Рост стал возможным после прихода к власти в 2013 году аятоллы Хаменеи и появления все новых признаков стремления к нормализации отношений с международным сообществом. Об этом свидетельствует в частности просьба Хаменеи к бывшему президенту Ахмадинежаду не участвовать в намеченных на весну этого года парламентских выборах. Сохранится ли такая тенденция? Какие угрозы могли бы обратить ее вспять?
— Этим вопросом сейчас задаются все. В 2016 году в Иране возобновился экономический рост, потому что нефтяное производство вышло на уровень досанкционного периода. Но сохранится ли такая ситуация? Здесь возможны несколько сценариев. Если Иран сможет привлечь значительные и стабильные объемы иностранных инвестиций (в 2015 году они составили всего 2 миллиарда) и провести структурные реформы, экономический рост может достичь устойчивых 8%, а страна станет развивающимся рынком. В противном случае развитие иранской экономики будет неустойчивым, потому что окажется в зависимости от цен на нефть. Как бы то ни было, целый ряд факторов (стремление властей открыть экономику, модернизация менталитета и размер внутреннего рынка) наводят на мысль о том, что экономический рост в Иране сохранится в ближайшие годы.
— Я думаю, что диверсификация нефтяной экономики — чрезвычайно сложная задача. Это требует намного большего, чем просто громких заявлений. Нужно формировать настоящую налоговую систему. Развивать неуглеводородные статьи экспорта. Создавать конкурентоспособный производственный аппарат. Проводить правильную индустриальную политику и формировать конкурентоспособный частный сектор. Эти долгосрочные реформы требуют развития политической системы, потому что сокращение нефтяной ренты меняет политический баланс. И пока что таких реформ в Саудовской Аравии практически не видно.
— Пусть даже об этом, наверное, еще слишком рано говорить, какая страна ближе всего подошла к гегемонии в регионе? Можно ли принимать во внимание один лишь экономический фактор, когда мы видим обострение отношений шиитов и суннитов на международной арене, в частности через призму войн в Ираке и Сирии?
— Соперничество между Ираном и Саудовской Аравией, безусловно, существует. Однако оно носит, скорее, геополитический характер. Не стоит переоценивать религиозный фактор, хотя он, без сомнения, играет роль, когда напряженность между шиитскими и суннитскими общинами достигает своего апогея, как в Ираке и Сирии. В любом случае, если две эти страны продолжат борьбу чужими руками, как в Сирии, они окажутся в числе проигравших. Будем надеяться, что Иран и Саудовская Аравия смогут прийти к договоренности, но это представляется маловероятным с учетом пустившего глубокие корни с двух сторон недоверия. В то же время мы видим, что позиция Турции постепенно меняется и теперь, например, находится ближе к иранским взглядам на Сирию. Европа должна выступить с инициативой доброй воли, чтобы снизить напряженность между Ираном и Саудовской Аравией. На будущую американскую администрацию полагаться в этом, пожалуй, не стоит…
— К каким последствиям может привести в обозримом будущем усиление экономического влияния этих стран на Ближнем Востоке? И в чем проявилось бы укрепление их «мягкой силы» в регионе и на международном уровне?
— Думаю, что спад геополитической напряженности в регионе позволил бы прийти к более нормальному соотношению сил. В такой перспективе соперничество Саудовской Аравии и Ирана действительно переместилось бы больше в сторону экономики и мягкой силы. Кроме того, если политическая напряженность спадет, это может означать постепенное развитие экономических связей двух стран. Можно было бы осторожно предположить, что подобное взаимодействие оказалось бы для них взаимовыгодным. Иранские предприниматели ищут рынки сбыта, а Персидский залив представляется для Ирана «естественным» рынком. Формирование настоящего регионального рынка непременно внесло бы вклад в уменьшение нефтяной зависимости Саудовской Аравии.
