Была пятница, 13 число, шесть вечера, и в парке напротив петербургского храма святого Исаакия около тысячи протестующих кутались в пальто. Дул порывистый ветер, и от дверей храма за ними мрачно наблюдали трое мужчин в казачьей форме. Так на прошлой неделе проходил наспех организованный протест против решения петербургского губернатора Георгия Полтавченко передать Исаакиевский собор Русской православной церкви.
Собор, который является второй по величине после московского Храма Христа Спасителя православной церковной постройкой, вплоть до прошлой недели принадлежал государству. Еще со времен Советского Союза там располагался музей, хотя в храме ежедневно проходили богослужения.
Нынешние споры и протесты отдаленно напоминают подобного рода дискуссию в Чехии о том, кому принадлежит собор святого Вита.
Верующие против церкви
Однако в России к протестам подтолкнули не патриотические тенденции конца 19 века, а современные события.
За последние 25 лет Русская православная церковь прошла большой путь развития — от возрождения после распада Советского Союза вплоть до нынешнего открытого слияния с государством.
В отличие от чешских католиков, которые считают собор святого Вита так или иначе своим, многие российские верующие обеспокоены тем, куда движется Русская православная церковь. Многие из них пришли и на демонстрацию против передачи Исаакиевского собора.
«Люди пришли туда протестовать не против веры, а против акционерного общества под названием Русская православная церковь. Против того, чтобы нам просто заявляли, что решение принято. В том же духе эти прекрасные люди восстановят крепостное право, а нас об этом забудут предупредить», — возмущается оппозиционная журналистка Диана Качалова, которая приняла участие в протестной акции.
«В 90-е годы мы активно участвовали в возрождении церкви. Я каждые выходные ездил помогать в строительстве одной церкви. Мы читали массу книг, спорили», — рассказывает Алексей Дуров (ему недавно исполнилось 50) о том, почему пришел к собору святого Исаакия.
«Однако со временем все это омертвело. Нашего попа отправили в другое место, а нового уже заботили не мы, а местные бизнесмены, которые дали ему денег на завершение храма, а он им за это освящал мерседесы. Точно так же было и в других местах, а в последнее время ситуация только ухудшается», — добавляет Дуров.
Воскресение церкви
Русскую православную церковь как один из оплотов царизма большевики считали внутренним врагом и гнездом контрреволюции. Вплоть до 1939 года проводилась официальная политика уничтожения православных церквей и искоренения веры как таковой.
Многие священники и почти все высшее духовенство были либо убиты, либо отправлены в лагеря. В значительной мере спасению церкви способствовало начало Второй мировой войны, когда Сталину вдруг понадобилась помощь священнослужителей. В 1943 году Кремль даже позволил выбрать патриарха.
Количество храмов постепенно увеличивалось и после войны, потому что Кремль оставлял действующими те храмы, службы в которых на оккупированных территориях возобновили нацисты.
Следующая волна репрессий прокатилась во времена Хрущева в 1959-1961 годах. По оценкам, за эти два года было уничтожено больше храмов, чем до войны.
Когда в 1987 году началась перестройка, во всем Советском Союзе действовали всего 6893 православных храма.
Постепенный развал Советского Союза возродил в людях интерес к религии. Издавались десятки книг, духовенство выступало по телевидению, возрождались полуразрушенные храмы и строились новые.
«Это был естественный процесс. Государство помогало, скажем, в возвращении строений, но не стремилось вовлечь церковь в создание некой новой идеологии», — вспоминает 90-е годы политолог и публицист Александр Морозов, который в то время работал в журнале московского патриархата.
Новый царь и новые придворные
По словам Морозова, все изменилось приблизительно в 2009 году, уже при новом патриархе Кирилле, который тогда сменил своего предшественника Алексия II.
«Кирилл слишком любит власть, любит чувствовать свою значимость, поэтому его и тянет к государству», — считает Александр Морозов.
При новом патриархе начала формироваться новая идеология. «Прежде всего, среди представителей силовых структур популярностью пользуется своего рода псевдомонархизм, в котором Владимир Путин воспринимается как царь, а они считают себя новой служебной аристократией со всеми вытекающими привилегиями», — пишут журналист Андрей Солдатов и Ирина Бороган в книге «Новая аристократия: восстановление полицейского государства», изданной шесть лет назад.
Иногда проявления новой идеологии весьма эклектичны. «Недавно я побывал у одного сотрудника ФСБ, и у него в рабочем кабинете, помимо портрета президента, висит еще икона и портрет основателя ЧК Феликса Дзержинского, а на противоположной стороне — изображение последнего царя Николая II», — недоумевает один чешский предприниматель, который попросил не публиковать его имени.
Губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко, который теперь отдал распоряжение передать Исаакиевский храм РПЦ, относится к высокопоставленным представителям так называемого консервативно-православного крыла в Кремле.
С 1979 года он работал в КГБ тогда в Ленинграде, где и познакомился с будущим президентом Путиным. Однако сегодня Полтавченко, прежде всего, гордится семью орденами от Русской православной церкви. Кроме того, многие годы он посещает «монашескую республику» на греческом острове Афон.
И все же немногословный губернатор не завоевал сердец петербуржцев. «Он производит впечатление очень холодного человека и идет навстречу только крупному бизнесу. Я бы сказал, что протест против передачи Исаакиевского собора церкви связан, в первую очередь, с неприятием губернатора», — объясняет Александр Морозов.
В последнее время Полтавченко предпочитает не ходить на футбольные матчи «Зенита» в Санкт-Петербурге после того, как несколько лет назад почти весь стадион его освистал.
В кулуарах ходят слухи, что в этом году он покинет губернаторское кресло, так что передача храма церкви — это своеобразный прощальный подарок.
Протесты против смены владельца петербургского собора, скорее всего, не продлятся долго, тем более что климатические условия петербургской зимы не способствуют уличным демонстрациям. Споры же о современной православной церкви, несомненно, продолжатся.
Бедная или богатая церковь
«Поведение патриархата, то, как он подчеркивает важность церкви, идет вразрез с традициями русского православия. Оно было в значительной степени монашеским, народным и бедным, и такими были и проповедуемые ценности.
Поэтому люди крайне остро реагируют на любые имущественные притязания патриархата. Они думали, что место священнослужителей — в работе с бедными, в тюрьмах и прочем. Да, это делается, но люди скорее замечают часы патриарха за несколько миллионов рублей, чем мелкую работу какого-нибудь попа», — разъясняет Александр Морозов.
Эта дискуссия напоминает одну из важнейших споров русского православия между так называемыми нестяжателями и иосифлянами в конце XV века. Если упростить, то этот спор был о том, должна ли у монастырей быть собственность или нет.
Первые (нестяжатели) утверждали, что управление хозяйством и владение крестьянами подвергает церковь излишнему искушению, а их противники настаивали, что в этом нет ничего плохого. Победили иосифляне, и на несколько столетий об этом споре забыли.
Он возобновился в конце XIX века в среде русских историков: либеральная их часть поддерживала аскетичных монахов как своих собственных предшественников, а консерваторы, напротив, осуждали их как еретиков, которые разлагают церковь изнутри. Собственно говоря, спор был частью дискуссии между так называемыми славянофилами и западниками.
Как видно даже на примере современного спора вокруг петербургского Исаакиевского собора, дискуссия продолжается поныне и предлогом может послужить что угодно, в том числе кажущийся очевидным факт, что храм должен принадлежать церкви.
